Франкский демон - Александр Зиновьевич Колин

— Отличный воротник выйдет! — закричал Караколь. — Будет с чем пойти на свадьбу к Берси и Лэйле! Кстати, государь, а не следует ли послать прежде к молодожёнам попа? Чаю я, не худо бы крестить невесту, да и жениха заодно не помешало бы!

Не останавливаемый сеньором оруженосец разошёлся до того, что осмелился на опасную шалость. Поскольку никто не отдавал приказа оставить в покое огромного грязно-рыжего кота, обратившегося в бегство при виде превосходящих сил противника, скачка продолжалась. Караколь, оказавшись в какой-то момент между князем и Храмовником, протянул руку и с ловкостью, достойной наездника-виртуоза, сорвал с головы птицы колпачок, Жослен от неожиданности слишком сильно дёрнулся и закричал на оруженосца сеньора.

Едва ли сокол хорошо понимал французский и мог по достоинству оценить залп ругательств, которыми разразился новоявленный фальконьер, однако тон его, по всей вероятности, воспринял на свой счёт. Птица взмахнула крыльями и, прежде чем Жослен успел что-либо предпринять, взмыла в небо. При этом Крысолов даже и не взглянул в сторону кота, а, развернувшись, полетел куда-то в совершенно другом направлении.

Ренольд отпустил поводья, конь почувствовав желание всадника, стал сбавлять ход и скоро остановился. Часть рыцарей и сержанов, скакавших впереди, продолжала преследование, но другие, среди которых оказался также и Караколь, повернули лошадей и подъехали к господину.

— Птичка полетела к родимому гнезду, — сочувственно вздыхая, проговорил оруженосец, ни к кому особенно не обращаясь, и, приложив ладони козырьком ко лбу, посмотрел вдаль. — Похоже, это у викингов и называется достойным отдарком? Раз, и нету! Если они так же станут воевать с язычниками, как их соколы атаковать фанаков, плакали денежки, потраченные на них Ивом де Гардари́. Много же пользы принесут нашему государю доблестные северные воины, о храбрости которых мы столько слышали... в последнее время.

Жослену, сочувствовавшему косматому Берси, очень хотелось крикнуть: «Заткни пасть, холоп!», но рыцарь предпочёл держать язык за зубами — и без того уже успел покричать! Напрасно он ратовал за охоту; по всей видимости, пока на них охотился только Крысолов, фанаки могли не опасаться за свою жизнь. К тому же Храмовник видел, что большинство свитских сеньора на стороне языкастого оруженосца, позволявшего себе порой довольно дерзкие выходки. Ренольд же молчал, поднявшись на пригорок, он думал о чём-то своём, поджидая возвращения загонщиков... кота.

Одни не желали, другие не осмеливались одёрнуть Караколя, и он, пользуясь всеобщим попустительством, продолжал:

— Чаю я, мессиры, птичка полетела обратно в Вавилонию. А им, верно, и крысы вкуснее, и в плену у неверных всегда достаточно морских олухов вроде нашего новоиспечённого женишка. Надо бы нам прийти в гости и попробовать на вкус, какова невеста. Поди скучает? Немудрено! Если соколик, что попался красотке, такой же охотник до её прелестей, как его ястребок до фанаков, то она обрадуется визиту французских петушков! — Караколь закатил глаза и, засунув кулаки себе под мышки, энергично задвигал руками, выпячивая глаза. — Куд-кудах! Куд-кудах! Где курочка? Вот идут петушки!

Рыцари смеялись, князь же участия в веселье не принимал. Жослен также. Отъехав в сторонку, он от нечего делать начал смотрел вдаль, на дымку, поднимавшуюся с поверхности Мёртвого моря. Солнце уже давно перевалило за полдень и потихоньку двигалось на запад. Храмовник поднял глаза повыше и заметил приближавшуюся точку. Она быстро росла и вот... Сердце его радостно забилось — Крысолов возвращался.

Скоро все увидели птицу, державшую что-то белое в своих когтистых лапах. Как ни в чём не бывало, ястреб совершил над головами рыцарей круг, потом другой, а затем, сев на землю поблизости от коня князя, положил добычу, клюнул её для порядка и отошёл.

— Ило-ило-йо! — позвал новоиспечённый сокольничий. — Иди ко мне, молодец!

Птица взлетела и уселась на протянутую руку рыцаря.

Тем временем один из сержанов посмотрел на принесённую соколом добычу и в удивлении воскликнул:

— Голубь?! Ого! Да у него что-то есть на лапке!

Впрочем, и другие всадники заметили это и принялись кричать:

— Смотрите, государь! Какой-то мешочек!

«Неужели Господь услышал мои молитвы?! — подумал Жослен, единственный из всех сразу догадавшийся о том, какую добычу принёс Крысолов. — Благодарю тебя, Боже!»

В следующее мгновение понял и князь.

— Срежь и подай мне, — приказал он сержану, который первым заметил мешочек. — А ты, Караколь, — продолжал он, даже не глядя в сторону оруженосца, — подними колпачок и поди-ка поймай моему лучшему соколу крысу...

— Но, государь...

— Нет, конечно, нет, приятель, — словно сменяя гнев на милость, проговорил Ренольд и добавил, принимая из рук сержана мешочек: — Крысу, Караколь, ты оставишь себе. А соколу отдашь свой ужин. И не спорь понапрасну. — Он развернул маленький, сложенный в несколько раз листочек очень тонкого и, конечно, очень дорогого пергамента. — Идите-ка сюда, шевалье Жослен. Извините, что отвлекаю вас от обязанностей фальконьера, но я сроду не умел разбирать эту тарабарщину.

Приняв от сеньора пергамент, рыцарь наморщил лоб и засопел, пытаясь прочитать крохотные завитушки арабской вязи.

— Тут сказано о ваших планах, мессир. Я не всё сразу могу понять... И ещё тот, кто писал, просит того, кому пишет, позаботиться о своей семье, которая живёт в Антиохии... Следующее письмо он отправит, когда войско выступит... Остальное я...

— Хватит и этого, — сказал князь. — В Антиохии? Ну что ж, мы позаботимся... обо всём позаботимся... Давай мне письмо.

— Сам Господь вразумил тирселя, государь! — воскликнул переводчик.

— Не иначе, — хмыкнул князь и добавил негромко: — Охотнички скачут... Чёрт бы их побрал.

Не успел Храмовник передать сеньору послание шпиона, как раздался топот копыт, лошадиное ржание и вполне соответствующий ему рыцарский смех — возвращалась погоня. Впереди всех, держа в руке огромного рыжего кота, скакал Ивенс.

— Охота удалась хоть отчасти, государь! — крикнул он, подъезжая.

— Ты поймал его? — не скрывал удивления Ренольд.

— Нет, — покачал головой ватранг. — Поль Ушастый. Но я собираюсь выкупить у него этого важного пленника. Разве не жаль делать из такой твари воротник?

— Да... — кивая головой, протянул князь. — Охота и правда удалась.

VIII

Агнессе де Куртенэ нравился пожалованный сыном удел, но более всего радовало её, что вотчина одного из тех, кого она ненавидела пуще язычников, старого коннетабля Онфруа, принадлежала теперь ей, Графине. Пожалуй, ничто не свидетельствовало так о силе матери короля, ничто