Дневник А.С. Суворина - Алексей Суворин

— «Не был он пьян?»— «Нет. Он вечером приехал из Пскова, где написал фельетон, отправил его в редакцию и сказал: — «Вероятно, не напечатают. Это будет третий фельетон, который отвергается. По крайней мере, не скажут, что я ничего не делаю». Утром он увидел фельетон напечатанным и сказал: — «Не догадались». И был все время весел и доволен. Дорошевича Беляев видел во время завтрака, и Дорошевич не знал даже фельетона. Сотрудники, вообще, свою газету не читают.

Вечером слышал, что Сипягин в 12 ч. послал за кн. Шаховским, который пробыл у него до 7 ч. Сазонов ездил к Сипягину в 5 ч. жаловаться на сотрудников, что они его подвели, что сам он фельетона не читал. Лазарь Попов был у о. Янышева, который был у государя, и государь, подавая ему «Россию», сказал — «Прочтите, как о нас пишут». Редакция получила уведомление циркулярное «не сообщать никаких сведений о приостановлении газеты «России» и о причинах, вызвавших приостановку этого издания, иначе как по предварительному разрешении гл. управления». Газета не запрещена, ее приостановили.

Как мог написать это Амфитеатров? Беляев говорит, что он = положительно страдал от того, что Дорошевича больше читают, что Дорошевичу в сущности газета обязана. Кроме того, Амфитеатров не в первый раз трогает государя. Еще в 1901 г. он написал сказку, где в Иванушке-Дурачке видели государя. Я этой сказки не читал, но слышал об ней от многих. Сам начальник гл. упр. по делам печати кн. Шаховский говорил мне, что он спас «Россию», не обратив внимания на эту сказку, хотя ему на нее указывали: он получил несколько писем, авторы которых удивлялись, что газета безнаказанно может печатать такие оскорбительные для государя статьи. В 1901 г. он тоже написал несколько сказок, где догадчики видели государя. Летом он написал фельетон о губернаторе, которого назвал Николаем Александровичем, влюбленном в танцовщицу, и т. д. Таким образом, он, очевидно, стремился обратить внимание на свои фельетоны и страдал от соперничества с Дорошевичем. Прошлой осенью он хотел перейти в «Новое Время», был со мной очень любезен, но я уклонялся от переговоров, находя, что они невозможны. Сам Амфитеатров мне ни слова не говорил, ни я ему. Но он говорил с Мишей. Буренин считал Амфитеатрова талантливым, но глупым, считал упорно и теперь говорит, что он это сделал по глупости.

Дело это вызвало прямо чрезвычайный говор. У «России» тысяч 15 подписчиков, может быть даже больше. Этих ресурсов, конечно, ей недоставало, но губить дело — зачем было Амфитеатрову. Гольштейн говорит, что ему он говорил:

— «Я создал «Россию», я ее и уничтожу».

В 1900 г. в ноябре гр. Л. Н. Толстой говорил мне, что Дорошевич талантлив, а Амфитеатров нет. Отец его — богатый поп московский. В новый год актер Далматов говорил мне, что Амфитеатров в деньгах не нуждается, что отец гостил у него недавно. Я не могу себе объяснить этого поступка, тем более, что Амфитеатров ни в каких неблагонадежностях не был замешан, что в политическом отношении он также корректен, как я. Никаких знакомств не вел. Любимая страна его — Италия, Неаполь и далее, а не Швейцария, не Париж.

Тут Сазонов виноват во сто раз больше. Это — фальшивый человек. Он ухаживал за Мещерским, в чиновниках был подлипалой, приносил в «Нов. Вр.» льстивые статьи о деятельности Горемыкина. Мне он всегда был противен, и демократизм его был фальшив в серьезных статьях.

15 января.

Вечером была жена Амфитеатрова. О Сазонове она сказала, что он не только читал фельетон ее мужа, но и сказал: — «Наконец то Амфитеатров написал хороший фельетон». Просила денег. Дал еще 200 руб., но подумал, что ей всего бы прямее обратиться к отцу Амфитеатрова, протоиерею Успенского собора в Москве, человеку очень богатому. Уходя из «Нов. Вр»., Амфитеатров остался мне должен до 15 тысяч. Я советовал ей, чтоб Амфитеатров написал царю искреннее письмо, сказал бы всю правду, и я уверен, что царь простил бы его.

«Россию», конечно, не запретят, а только отнимут редакторство у Сазонова. Репутация ее еще больше поднимется. У ней по 15 янв. 23 000 подписчиков, из них 15 000 иногородних. ‘Это очень большой успех, У «Нов. Вр.» подписка упала, именно иногородняя на 1200 человек. Год нашего 25-летнего юбилея был, таким образом, годом падения подписчиков и годом, в который газета впервые была остановлена на неделю Сипягиным.

Положение наше, однако, было бы очень хорошим, если б не огромная стоимость издания. Набрали сотрудников до 60 ч., все с жалованьем, и б. ч. совсем ненужных. Распустить ненужных невозможно и нет возможности пригласить новых. Я связан по рукам и ногам. Устал невероятно, способность писать ушла. Постарел и Буренин. А молодежь плоховата очень, или ей надо больше простора.

Амфитеатрова мне сказала, что муж ее вовсе в Псков не уезжал. Он просто сидел дома, чтоб отстать от собутыльников, и работал, сказавшись уехавшим. Он поэтому и корректуры своей статьи не видел, так как редакция думала, что он в Пскове.

— «Сколько прежней жене своей он дает?» — спрашиваю Амфитеатрову.

— «400 р».

— «Ну, а теперь как же?»

— «Придется и ей сократить свои расходы».

Меня удивляет протопоп Успенского собора, о. Валентин. Неужели ничего не дает?

Сегодня И. Е. Репин прислал статью о преподавании рисования и спрашивает, что «предварительно» он желает знать гонорар. Я ему ответил, что 20 коп. строка.

Плющевскому написал об Андросовой, что больше 600 р. в месяц я не желал бы ей давать. У нас дефицит будет в 60 000 р. и все это ляжет на меня. А куда я годен? Нужна хорошая драматическая актриса. А где ее взять? О, родина, куда девались твои таланты? Или такое бездарное время мы переживаем? Есть такие времена, что дарования если есть, то они не могут вложиться в устаревшую форму, а новая еще не созрела. Может быть, готовится что нибудь великое, необъятное, и, разумеется, оно сиднем сидит где нибудь и занимается не своим делом.

16 января.

Амфитеатрова (Райка, как ее называют) приходит просить денег и проч. Ее муж не церемонился, выходя из газеты, клеветал на меня писал в «России» разные гадости против меня без подписи, во время юбилея не поздравил. Ежедневно кого нибудь ссылают, ежедневно есть несчастные, которым можно помогать, а помогать Ам-ву, который вел себя относительно меня неблагородно, не следовало.

Может, это и правда. Но у меня против него никакой злобы. В. П. Бурении говорил, что он в психологию зависти к Дорошевичу не верит, что Ам-в мог написать просто в белой горячке. На это, как будто, указывают слова Ам-вой, что он две недели безвыходно сидел дома после кутежей и «работал». В Петербурге врачи психиатры собираются подать записку, что он невменяем.