Цирк проклятых. Кафе лунатиков - Лорел Гамильтон

— Знаю, знаю. Шучу. До завтра.

Я повесила трубку, дала мистеру Смитцу визитную карточку Ронни, рассказала, как проехать, и отослала. Ронни — лучшее, что я могла для него сделать. Все равно мне не нравилось, что он не хочет идти в полицию, но это ведь, в конце концов, не моя жена.

Двое детишек, он сказал. Тоже не мои проблемы. Точно не мои.

Наш ночной секретарь Крейг сидел за своим столом, а это значит, что уже было больше шести. Я опаздывала. Решительно нет времени спорить с Бертом насчет этого Смитца, но…

Я заглянула в кабинет Берта. Темно.

— Большой босс изволили отбыть домой?

Крейг поднял глаза от компьютера. У него были короткие и по-детски тонкие каштановые волосы. На круглом лице — круглые очки. Он был худее меня и выше — последнее нетрудно. В свои двадцать с чем-то он был женат и имел двоих детей.

— Мистер Вон ушел около тридцати минут назад.

— Совпадает.

— Что-нибудь случилось?

Я покачала головой.

— Найди мне на завтра время для разговора с боссом.

— Не знаю, получится ли, Анита. У него весь день жестко расписан.

— Найди мне время, Крейг. А то я вломлюсь во время другого разговора.

— Ты сумасшедшая.

— Это уж точно. Так что найди время. Если он развопится, скажи, что я наставила на тебя пистолет.

— Анита! — ухмыльнулся он, будто я пошутила.

Я оставила его копаться в блокноте, пытаясь меня куда-нибудь втиснуть. Я говорила всерьез. Берт будет завтра со мной разговаривать. Декабрь — самое затишье насчет подъема зомби. Люди считают, что близко к Рождеству это не делается — будто это черная магия или сатанизм. Так что Берт мне другую нагрузку придумывал, чтобы не расслаблялась. А мне надоели клиенты, которым я ничем не могу помочь. Смитц в этом месяце не первый, зато он будет последним.

С этой радостной мыслью я влезла в пальто и ушла. Ричард ждет. Может, успею еще до первого номера, если не застряну в пробках. Это в пятницу-то вечером? Ой, вряд ли.

2

«Нова» 1978 года, на которой я раньше ездила, погибла печально и трагически. Теперь я езжу на джипе «чероки». Такой темно-темно-зеленый, что ночью кажется черным. Зато у него привод на четыре колеса для зимней дороги, а места в салоне столько, что коз возить можно. Вообще я для подъема зомби использую цыплят, но иногда приходится брать что-нибудь покрупнее. Возить козу в «нове» — это было мучение.

Я поставила «чероки» на последнее свободное место на Грант-стрит. Длинное черное зимнее пальто вздувалось вокруг меня пузырем, потому что было застегнуто только на две нижние пуговицы. А иначе до пистолета не дотянуться.

Руки я сунула в карманы, придерживая вокруг себя ткань пальто. Перчаток у меня не было. Я их не ношу — терпеть не могу стрелять в перчатке. Оружие — часть моей руки, и между нами не должно быть тряпок.

Сейчас я бежала по улице на высоких каблуках, стараясь не оскользнуться на заиндевевшей мостовой. Тротуар был разбит, будто кто-то взял кувалду и выколотил целые куски. Поскольку я опаздывала, толпа уже схлынула, и вся разбитая дорога принадлежала мне. Короткая, но одинокая прогулка декабрьским вечером. Тротуар был усыпан битым стеклом, и мне на каблуках приходилось выбирать дорогу очень аккуратно.

Улицу пересекал переулок, и он был похож на эндемичный ареал обитания бандитус американус. Я тщательно всмотрелась — в темноте ничего не шевелилось. С браунингом я особо не беспокоилась, но все же… Чтобы застрелить человека в спину, много ума не надо.

Когда я добралась до угла и относительной безопасности, от порывов холодного ветра у меня захватывало дыхание. Вообще я зимой натягиваю побольше свитеров, но сегодня хотела чего-то более стильного и сейчас отмораживала себе свои девичьи прелести и надеялась, что Ричарду красная блузка понравится.

На углу были огни, машины и полисмен, регулирующий движение посреди улицы. В этой части Сент-Луиса никогда не бывает столько полиции, только когда у «Фокса» шоу. Приехала целая толпа богатого народу в мехах, бриллиантах, «роллексах». Нельзя же, чтобы ограбили лучших друзей городского совета. Когда приезжал Тополь выступать в «Скрипаче на крыше», публика была — сливки сливок, а вокруг полисмен на полисмене сидел и полисменом погонял. Сегодня их было как обычно. Перед театром стояли, движение регулировали, а в основном поглядывали вокруг, как бы кто с толстым кошельком не забрел в темное место.

Я вошла в стеклянные двери и оказалась в длинном и узком вестибюле, ярко освещенном, почти сияющем. Рядом была комнатушка с кассой, где продавали билеты. Оттуда потоком шел народ, торопясь к внутренним дверям. Не настолько уж я опоздала, раз столько народу еще покупает билеты. А может, все они тоже опоздали.

Ричарда я заметила в дальнем правом углу. Человека шести футов ростом легче заметить в толпе, чем меня с моими пятью футами тремя дюймами. Он стоял спокойно, глядя на идущую толпу. Ни скуки, ни нетерпения в нем заметно не было — казалось, ему нравится смотреть на людей. Сейчас он следил за пожилой парой, как раз проходящей во внутренние двери. У женщины была трость, и шла эта пара мучительно медленно. Я оглядела толпу. Все остальные были моложе, шли уверенным или торопливым шагом. Ричард высматривает жертв? Добычу? В конце концов он же вервольф. Получил когда-то укол неудачной вакцины от ликантропии. Вот почему я никогда себе этих прививок не делала. Одно дело если боком выйдет прививка от гриппа, но раз в месяц покрываться шерстью… Спасибо, не надо.

А он сам понимает, что смотрит на толпу, как лев на стадо газелей? А может, пожилая пара просто напомнила ему собственных бабушку с дедушкой? Черт побери, я ему приписываю мотивы, которые только в моей подозрительной черепушке и существуют. По крайней мере, так мне хотелось бы думать.

Волосы у него каштановые. На солнце они блестят золотыми прядями с легким медным оттенком. Я знаю, что у него они до плеч, но он что-то с ними сделал, как-то зачесал назад, и они кажутся очень короткими и плотно уложенными. При таких волнистых волосах это непросто.

Костюм у него был какого-то сочного оттенка зеленого. Почти любой мужчина в зеленом костюме будет похож на Питера Пэна, но на Ричарде костюм смотрелся как надо. Подойдя ближе, я разглядела, что рубашка у него очень бледно-золотистая, а галстук зеленый, но темнее костюма, с красными рождественскими елками. Я могла бы съязвить насчет галстука, но сама в красном и зеленом и с серебряным ангелом на лацкане… Нет уж, лучше промолчать.

Он увидел меня и улыбнулся — улыбка светлая и яркая на фоне непроходящего загара. Фамилия у него голландская — Зееман, но что-то в его генеалогии есть неевропейское. Не белобрысое, не светлое, не холодное. А глаза у него карие-карие, шоколадные.