Песнь копья (СИ) - Крымов Илья Олегович

Хиас оставил Самшит и Кельвина в относительном одиночестве. Пламерожденные подпирали потолок рядом с альковом, уютный гул голосов позволял людям говорить, не таясь.

— Удивительно как этот человек, — произнёс наёмник, — явился из ниоткуда, помог нам преодолеть такой путь и теперь, наверняка сможет обеспечить проезд по железноколёсным дорогам.

— С божьей помощью, — тихо согласилась она, — мы осилим путешествие. Я постоянно молюсь об этом.

— И всё-таки я не верю.

Она взглянула пронзительно:

— Но Он верит в вас, как и я, благодарящая за нашу встречу, — каждый день.

Наёмник засмеялся:

— Речь не о боге, речь о Хиасе — не верю в таких людей. Знаете, на пути моём повстречалось без счёту разных странных, исключительных, необыкновенных, так что можно не сомневаться, — всякое бывает. Но ни разу никто не появлялся так неожиданно и так вовремя как он. Это неправильно, это подозрительно.

— Элрог направляет.

— И, хотя он показал себя надёжным с какой стороны ни взгляни, — продолжал галантерейщик, — меня всё ещё терзают сомнения.

— А вот брат Хиас не сомневается в вас.

— Ваш брат Хиас имеет плутовские замашки, — прищурился Кельвин и не стал добавлять вслух про чугунные кулаки. — Он уже убеждал, что знает обо мне больше, чем должно совершенному незнакомцу. Пытался войти в доверие, но добился обратного.

— Брат Хиас пророк, Кельвин. И он говорит, что вы важны для нашего общего дела.

Бритоголовый сидел за столом среди нескольких гномов в кожаных одеждах и показывал им пайцзу. Бородачи покачивали головами, хмурились и морщили губы, но продолжали слушать его. Кельвин и Самшит тем временем ужинали, почти наедине, почти как на свидании, отчего обоим становилось и приятно, и волнительно.

Памятуя о том, как плохо прелестная дева умела пить, наёмник и сам воздерживался, пока она не изъявила настойчивое желание произнести тост.

— За исполнение божьей воли!

— За вашу несравненную красоту.

Самшит вспыхнула, стыдливо опуская веки с ресницами-опахалами. Кружки со стуком встретились над столом. Пенная жидкость редкого красно-фиолетового оттенка душисто пахла и обладала пряно-сладким вкусом. Прежде чем Верховная мать успела слишком уж захмелеть, послышалась музыка, и гномы стали сходиться в центре зала.

Глава 14.2

— Окажите честь, — поднялся Кельвин вдруг.

— Я не умею, — она хихикнула смущённо, прикрывая рот ладонью. — Никогда не танцевала!

— Это простой танец, похож на кадриль, просто повторяйте за женщинами.

Будь она совершенно трезвой, непременно отказалась бы, но эль грел кровь, как грела лихая улыбка наёмника. Желание молодой, красивой женщины, хоть раз в жизни повеселиться как подобает, взяло верх. Вложив свои пальцы в его мозолистую ладонь, Самшит впервые пошла танцевать.

Причудливо соединялись голоса волынки, бубна, барабана, дудок, порождая бойкую мелодию, под которую гномы, разбитые на пары, отплясывали. На их языке танец звался орхн’мрузд, то бишь, «ухаживания», и плёлся его узор из танцев каждой отдельной пары. Супруги могли касаться друг друга, однако, если мужчина и женщина, танцевавшие вместе, ещё не заключили священный союз, сие строго возбранялось.

Самшит и Кельвин запрет бесстыдно нарушали, им было не до того, они наслаждались прикосновениями друг друга. Галантерейщик оказался силён и умел, а её Элрог наделил прекрасным чувством ритма и неповторимой грацией. Лицо девы светилось от восторга, она смеялась в голос и жаждала большего. Три танца подряд Кельвин кружил Самшит, купаясь в свете её улыбки, чувствуя жар её трепетного тела, становясь моложе и сильнее с каждым мгновением и, о великое благословение, — забывая о незримой стене меж них. Столь же незримой, сколь и неприступной.

Когда они вернулись в альков распаренные и радостные, Хиас уже поджидал.

— Добрые вести, матушка, мне удалось задобрить этих гномов и завтра по утру, когда они повезут отдохнувшую смену обратно на комбинат, возьмут на борт и нашу братию. Я думал пайцза поможет их убедить, но она сделала только хуже, пришлось пустить в дело серебро. Видимо эти достойные господа — номхэйден1.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

# # 1 Н о м х э й д е н — «глубинные» гномы, большая из двух фракций, на которые поделён весь гномий народ. Большинство глубинных обитает в Подземной части Царства Гор и занимаются они добычей полезных ресурсов, строительством городов-крепостей. Традиционно находятся в подчинённом относительно вершинных гномов положении.

— Вы посланы нам богом! — пьяная от радости воскликнула Самшит. — Выпьем же за вас!

— И действительно, — тихо согласился звездолобый, поднимая кружку, — богом посланный.

Они ели и пили, правда женщина скоро совсем захмелела и Кельвин попросил Пламерожденных позаботиться о госпоже. Пригибаясь, чтобы не скрести рогами потолок и не стукаться о балки, они проводили Верховную мать в спальню.

— Посланный богом, — повторил наёмник с сытой ленцой, когда тарелки были опустошены и убраны, но на столе появился новый запотевший кувшин.

Хиас хранил на лице тень улыбки, он немного поел и пригубил эль, не сделав ни одного настоящего глотка; попросил разносчицу принести кипячёной воды.

Во время всего восхождения Кельвин следил за ним и за братьями в вере, аскетами, воинами, переносившими все трудности с иступлённым молчаливым упорством. Большинство из них были относительно молоды, не старше тридцати лет от роду, светлокожие мужчины разных народов. Но горстка стариков походила на самого Хиаса, — тот же тёмный оттенок кожи, разрез глаз, говор. Кельвин мог поклясться, что изначально кроме них и не было никого, а молодь присоединилась к самозваному пророку много позже.

— Да, так и есть, господин Сирли.

— Я долго размышлял об этом, пытаясь представить, каково это, встретиться с богом. Однако, не имея веры истинной, так и не сподобился.

— Завидую вам.

— Ха?

Хиас покатал меж ладоней кружку с горячей водой, глядя на неё задумчиво.

— Во времена величайшей духовной пустоты мне явилось знамение. До того я жил спокойной жизнью, почти забыв о вере и боге, а потом… потом я девятнадцать лет стремился к встрече с матушкой. С тех пор душа моя горит благословенным огнём, но то, о чём вы сказали напоминает о временах явления чуда. Когда я только ступил на путь истинного служения… я… переродился.

— И в это мне должно верить?

— Истина остаётся истиной, видят её или нет.

Они долго сидели друг против друга, тяжело молчавшие, почти неподвижные. В глазах бритоголового ожила вдруг какая-то демоническая искра, он резко выплеснул из кружки воду, схватил кувшин дрожащей рукой и налил себе эля. Хиас проглотил пенный напиток залпом, издал протяжный хрип наслаждения и вскочил.

— Это было за горох! — провозгласил он, взял кувшин и пошёл к двери, выпивая прямо из горла.

Светлая бровь Кельвина едва не переползла на лоб, но, оправившись, он пошёл следом во двор. Лакая из кувшина, брат Звездопада уже двигался по улице к озеру, не спешил, но и ждать наёмника не желал. Они воссоединились только у причалов, освещённых масляными лампами, холодный воздух покусывал кожу, вокруг лежал грязный истоптанный снег. Горное лето.

Хиас стоял над водой, прижимая кувшин ко лбу, он странно улыбался, выдыхал пар, в уголках прикрытых глаз поблёскивали слёзы.

— Вот те на, — бормотал элрогианин, — девятнадцать лет без капли, а тут на ровном месте упал. Как же так, господи? Как же так? О Элрог! — Он вдруг возвысил голос так, что все в округе услыхали. — Как же хорошо, господи! Как же хорошо!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Припав к кувшину губами, Хиас сделал несколько жадных глотков, выдохнул сладко и прижал кувшин к груди. С расслабленной улыбкой он взглянул на Кельвина, более живой и искренний, чем прежде.

— Наша достопочтенная матушка не умеет пить, а вот я умею. Так умею, что просто… как же мне этого не хватало.