Ступени в вечность - Людмила Минич

Теперь, когда хранитель высился над ней, его обличье вышло далеко из тени. При последних словах девушки он презрительно сощурился.

— Пока что это мне подымать кой-кого приходится. Собирайся. И так уж времени потеряли… бурдюк целый.

— А ты зачем пустой бурдюк с собой тащил? — вспомнила Маритха.

Она все еще потирала занемевшие ноги. Никакой охоты не было вставать. До завтра можно было подождать, а не в поход собираться на ночь глядя.

— А воду в чем потащим?

— А у тебя и вода есть?

Девушка завозилась, оглядываясь в поисках фляги. Снова пить охота, хоть в горле и так саднит от ледяной воды.

— Нет пока. Зато, когда отыщем, пригодится.

Насмешничает.

— А ты все это там нашел? На том самом месте?

— Там.

— А люди?

— Что люди? — угрюмо переспросил он, рассматривая коврик под нею.

— Нам что, двоим только так повезло?

— Вряд ли. Там до меня уже пошарили хорошенько. Хоть и шарить уж негде было.

— А ты их не видел? — продолжала расспрашивать девушка.

— Нет. Сказано — до меня приходили.

— А это все, — указала она на узел, — ты как нашел? Если там «пошарили хорошенько»?

— Всего не обнюхаешь. Трупы и обломки далеко пораскидало… Да и опасно… после всего-то…

Девушка задохнулась, жалость комом подступила к самому горлу, набухла слезами, рвущимися наружу. Глоток ледяной водички бы, хоть один. И больше никаких расспросов!

Вот же она, брошенная фляга, заплетенная в кожаный шнур!

— У тебя хоть капля осталась? Из фляжки? — вдруг спросил Тангар.

Маритхе стало невыразимо совестно. Бурдюк-то пустой. Если бы он воду отыскал, то был бы полный. А весь свой водяной запас хранитель ей оставил. Еще вчера.

— Чуточку, — насилу выговорила она, думая о последнем глотке, что теперь ей не достанется. — За тобой валяется. Да нет, с другой стороны. Да оглянись же!

Нашел. Поколебавшись, ей таки протянул.

— Я… — сглотнула слюну Маритха, — не очень-то… Пей, если надо.

Тангар быстро осушил несколько глотков, что после нее остались.

— Потому и хотел пораньше выйти. Чтобы до воды успеть. Теперь уж завтра. Потерпеть придется.

Голос его весьма чувствительно подхрипывал. А дойдет ли он до воды-то? И Маритха вместе с ним?

— Завтра так завтра, — делано протянула девушка, проклиная себя за небрежение. — Ведь не умрем же…

— Ты собираться будешь?

— А что мне собираться, — еле встала она наконец. — Это у тебя целая гора тут…

Он ловко выдернул коврик, потянулся за ее вторым арчахом, но, к облегчению Маритхи, передумал. Вместо того скинул свой, совсем оборванный какой-то, взял прежний, что девушке оставлял, привычно затянул ремни. В рванину, которую сбросил, запихнул «добро», вывороченное Маритхой на каменное дно пещеры.

— Этот пускай у тебя будет, если сама потащишь.

Она мелко закивала.

— Ничего, — глянул хранитель, взваливая узел на плечи, — на солнце отогреешься. Пошли, что ли?

— Пошли.

Тангар зашагал к щели, неловко припадая на ту самую ногу. Лохмотья понизу были перетянуты какой-то тряпкой. Совесть Маритхи не выдержала, окликнула его.

— Что там у тебя с ногой? Может, я посмотрю?

— Посмотрено уже, — даже не оглянулся хранитель.

— Постой, Тангар! Хоть чуточку постой! — взмолилась она.

— Да все там в порядке, — полуобернулся он. — Вот растревожилась…

— Я спасибо хотела… Бережешь меня, бестолковую… Себя не жалеешь.

Он повернулся всем телом, зыркнул. Потом уже пристально вгляделся.

— Я и гляжу… сама не своя ты. Чего тут уже натворила, пока я ходил? Почему Великий Раванга велел… от тебя ж самой и беречь? Или как?

Девушка вздохнула. Если бы все рассказать можно было!

— Да ничего такого… Чуть не замерзла. Великий вовремя явился. А так ничего…

— Ничего! — Он гневно фыркнул. — А я-то уж вообразил!

— А еще, — внезапно решилась Маритха, — никому я больше не верю, Тангар. Вот только тебе еще…

Хороший человек, человек сердечный ее хоть словом бы ободрил, а еще того лучше — на груди пригрел. А этот молчал, озабоченно вглядывался в дыры в скале, проверял, не меркнет ли дневной свет.

— Никому, это плохо, — проворчал он наконец. — Только себя и остается слушать.

Себя… Сама она только от страха вопит. Что она путного придумать может? Вон, Великий в твердость ее не верит. А Темный говорит, что ничего она не знает, даже про себя не ведает.

— Себя… тоже скажешь. Себе я вовсе верить не могу.

— А уж это совсем плохо, — буркнул хранитель и направился к выходу из пещеры.

Ошарашенная Маритха потащилась за ним. Напрасно она перед ним рассыпалась, сочувствия просила. Никто ее жалеть не станет. Пора бы уж привыкнуть.

Вылезли из пещерки, тронулись в путь. Сначала идти было нетрудно. Хорошо даже — кости на солнышке отогрелись, пришлось сдернуть верхний арчах да на плече тащить. Ничего, не такая уж ноша.

Сегодняшней ночью девушка хорошенько отдохнула, от вчерашней попытки замерзнуть не осталось и следа. Это Великий постарался, вернее верного. В Барахе она видала недомороженных — просто калеки еле живые. Даже подумать страшно, что было бы с Маритхой, если б ее случайно спас кто-нибудь другой. А теперь только больная нога, свернутая в скачке по дурацким валунам, неприятно отдавалась при каждом шаге.

Тангар на самом деле шел не так уж быстро. Через силу он шел, что уж говорить. Сколько он спал, так, ерунда, а ходил туда-сюда немало. Хранитель прихрамывал. И дышал хрипловато. Да еще тащил свой узел, может, не такой уж и тяжелый, но ужасно неудобный.

Теперь они двигались среди причудливых скал, разбросанных вокруг, то тут, то там. Наверно, они тоже когда-то были похожими на ворота запретных земель, сходились и расходились, когда пожелают. Земля местами вздыбилась самым замысловатым образом, а порой неожиданно уходила из-под ног в большие впадины.

Хранитель выбирал дорогу полегче. Обходил все, что можно обойти. Старался подняться там, где полого, и спуститься там, где не круто. Все равно пару раз он бросал свою ношу и помогал Маритхе слезать вниз. Даже через какую-то расселину перескочили. Сначала Тангар долго вглядывался в нее и вслушивался, но, видно, ничего опасного не нашел. Пришлось Маритхе прыгать. Не то чтобы далеко, а страшно.

Потом солнце затянуло небесной пеленой, и оно принялось тускло проглядывать сквозь густо-серый свод. И без того нерадостные здешние земли сделались совсем неприятными, угрожающими. Сказывались горы. Маритха устала, и, как бы неспешно Тангар ни двигался, она начала задыхаться, а потом и отставать. Голова раздулась словно шар, подкатывала дурнота. В животе мерзко ворочалась утренняя вяленина. Хранитель недовольно оглядывался. Он все больше смирял свой шаг, но помогало это слабо. Устроили коротенький молчаливый привал.