Ворон Хольмгарда - Елизавета Алексеевна Дворецкая

– Боги не знали про Эйрика!

– Может, и так. Но ты лучше скройся с глаз. Я уверен, уже скоро кто-нибудь скажет, что если бы я не проявил слабость и на тебе не женился, мы бы изгнали русов и этой войны бы не было.

– Все это неправда! И изгнание русов вам далось бы не слишком легко, и Олава это рассердило бы еще сильнее.

– Может, ты и права. Но когда люди злы и напуганы, они рады случаю добраться до того врага, кто под рукой. Кто-то может подумать, что если у меня не будет жены-русинки, я буду более стойко биться против твоих соплеменников. Пока я в силах, я не дам в обиду мою жену, но… что угодно может случиться. Я не Юмо!

Арнэйд пыталась заниматься делами по хозяйству, но все валилось из рук. В дурной час согласилась она встать на след старухи Кастан – это ее погубило. А уж Кастан, останься она жива, сейчас призывала бы мерян постоять за свою свободу, будто сама Юмалан-Ава. Она всегда не любила русов.

Опасения Тойсара оказались не напрасны. Через день Илчиви, ходившая вместе с Естан прислуживать в большом доме, вернулась с вытаращенными от испуга глазами.

– Ох, Аркей! Я такое слышала!

Она дрожала и не решалась говорить.

– Лучше уж молчи! – предостерегла ее Алдыви.

– Аркей, как страшно! – Илчиви не слушала ее. – Пагай сказал, что… что надо… надо послать русам твою голову! Чтобы они знали… что… они ни перед чем не остановятся ради своей свободы…

Арнэйд села. Мысль заметалась в поисках выхода, но что она может сделать? Она заперта в этом дворе, а выйти – значит погибнуть.

– Не бойся, Тойсар сказал им, что они обезумели от страха и злобы! – попыталась утешить ее Алдыви. – Сказал, что речь идет о его жене, на которую он призвал благословение богов в недавний Сюрэм в священной роще, а еще – что пока ты жива, твои родичи не станут участвовать в этой войне. А если они получат твою голову, то поддержат тех людей из-за моря, и тогда уж нам худо придется!

Да благословят боги мудрость Тойсара, подумала Арнэйд. Ей хотелось сжаться, стать меньше мыши и спрятаться в темный угол, за ленгежи… Тойсар защитит ее, пока в силах, но если дела пойдут совсем плохо, Пагай и Коныш скажут, что он утратил способность слышать богов, навлек беду на мерянский род… Отнимут у него власть, и тогда она будет обречена. Ее сделают жертвой страха и злобы. Богам такая жертва не нужна, но духи страха отступают перед невинной кровью, наполняя людей недолгим и неверным чувством силы…

– Отец еще раз велел тебе не выходить даже из кудо! – добавила Илчиви.

Теперь Арнэйд оказалась в заточении – ее не выпускали даже в хлев. Хозяйкой в доме опять сделалась Естан, а Арнэйд лишь выпоняла ту работу, которую можно было делать в кудо. Естан, невысокая, коренастая, полноватая женщина лет тридцати с небольшим, смотрела на нее весьма хмуро и лишь коротко отдавала распоряжения. В ее глазах Арнэйд была чужой, опасной, вредной, будто змея. Девушки относились к ней добрее, и их молчаливое сочувствие служило Арнэйд некоторой поддержкой.

Непрерывно она прислушивалась к звукам снаружи. Алдыви исправно сновала по Арки-Варежу и потом рассказывала: люди подходят десятками, из болов ведут всех мужчин, от подростков до стариков. Гудбранд и Тойсар в один голос убеждают людей собраться, чтобы прогнать захватчиков. Видя, что часть русов с ними, меряне верят в победу. Их собралось вокруг Арки-Варежа уже не меньше пяти-шести сотен, везде дымят костры. В священных рощах приносят жертвы богам, прося победы. О сене все забыли, каждый день забивают скотину для прокорма войска. Весь мир перевернулся и забурлил. Десятки глаз постоянно наблюдают за поворотами Огды: не покажутся ли лодки русов…

* * *

Располагая значительными силами, Эйрик и Свенельд не торопились. В Силверволле они провели несколько дней, давая время людям отдохнуть и поправить суда; покинув его, прошли большую часть пути и остановились на Огде в роздыхе от Арки-Варежа, чтобы можно было подойти к нему довольно быстро. Если зимой Свенельду, имевшему всего сорок человек, приходилось спешить, чтобы не дать Аталыку собрать значительное войско, то теперь, наоборот, Эйрик и Свенельд легко пришли к согласию в том, что стоит позволить Тойсару собрать как можно больше людей – чтобы разом уничтожить и покорить всех, кто способен сопротивляться, и не вылавливать их потом по лесам. Вперед выслали дозор, чтобы наблюдать за этими сборами, и каждый день вожди получали сведения о прибавлении мерянской рати.

Тойсар и другие кугыжи, разумеется, тоже выслали дозор и быстро выяснили, что ожидаемые русы стоят на Огде возле Ингирь-бола. Посовещавшись, решили отправить к ним послов – Тойсар настоял на том, чтобы выяснить цели этого нашествия. Поехали Толмак, Тойсаров старший сын, и Гудбранд. Гудбранд располагал небольшими силами, приведенными из Ульвхейма, но быстро выдвинулся в число первых военных вождей мери, поскольку обладал решимостью и нужными знаниями. Целыми днями он обучал лесных охотников строю и приемам работы с боевым оружием.

Приехавшие в лодке послы Арки-Варежа были встречены передовым дозором и проведены в стан. По всему берегу виднелись шатры и навесы из увядших веток, на песке чернели кострища, в котлах булькала похлебка из выловленной здесь же рыбы: имея возможность возобновлять припасы, Эйрик велел беречь взятое с собой. Дни стояли жаркие, и пришельцы или дремали в тени, или плескались в реке. Прошла ватага, тащившая на жердях убитую косулю и молодого вепря.

Эйрик принял послов перед своим шатром, сидя на обрубке широкого бревна. Ради жары он, как и большинство его людей, был без сорочки; серебряная гривна, унизанная перстнями, блестела на широкой волосатой груди, и все это придавало ему сходство с необычным существом – не то зверем, не то богом, а скорее неким богом-оборотнем, имеющим звериный облик. На загорелой коже виднелось несколько старых, уже побелевших шрамов. Спокойные серые глаза внимательно рассматривали новых людей.

Послов усадили перед вождем на расстеленную кошму. Услышав о гостях, Свенельд тоже пришел и сел на землю рядом с Эйриком. Оружия у приехавших не было – Гудбранд понимал, что для встречи с Эйриком его все равно придется отдать; телохранители стояли по бокам от господина, однако от мощной фигуры спокойно сидящего Эйрика исходило ощущение неуязвимости, будто его прикрывали чары.

– Цолонда! – по-мерянски приветствовал Свенельд Толмака, потом поздоровался с Гудбрандом. – С чем пожаловали?

– Скорее стоило бы вам ответить на этот вопрос, – сказал ему Толмак.

Они со Свенельдом знали друг друга давно и уже сталкивались четыре с половиной года назад, когда родичи пытались вернуть похищенную Илетай. Сейчас оба вспомнили те дни, а заодно и осознали, что родство, установленное между ними благодаря тому похищению, налагает на обоих обязательства.

– И ответим. – Свенельд кивнул. – Зная, что часть мери склонна прислушиваться к врагам, подбивающим вас на измену и разрыв старинного договора, заключенного при дедах, Олав конунг прислал своего родича, Эйрика конунга, чтобы ничего такого больше не происходило и в Мерямаа сохранялся нерушимый мир. Если вы примете его, мы никому не причиним вреда.

– Олав сам нарушил договор! – не стерпел Гудбранд. Он тоже говорил по-мерянски, чтобы Толмак понимал. – Никогда не было такого, чтобы присылать сюда целое войско на жительство, и чтобы мы были обязаны его содержать! А потом он еще примется распоряжаться! Это нарушает все наши старинные права, Олав отнимает нашу волю! Мы не станем этого терпеть!

– Гудбранд, а ты-то зачем в это дело встрял? Почему ты выбрал сторону мери против своих?

– Вы мне не свои! Наши деды жили здесь, еще когда никакие конунги сюда не совались!

– У нас с тобой одно имя – русь, один язык и одни боги. О́дин не любит предателей. Ты ведь знаешь, что случилось с людьми вроде тебя, которые жили на Упе и выбрали служить хазарам. Все они погибли, а самый вредный был повешен на валу. Мной.

– Это Даг – предатель, а не я. Он предал людей, среди которых родился, своих мерянских родичей и предков. Предал землю, которая кормила поколения его рода! Предал ради какого-то Олава, который ни разу даже здесь не был! Который только и знает, что каждую зиму собирать куниц. А что он нам сделал взамен за этих куниц?

– Куницы не сами превращались в серебро. Олав давал вам возможность менять одно на другое.

– Мы можем