Грааль и Откровение Иоанна Богослова. Философия благородства - Александр Леонидович Роцков

относится к последнему времени, в ней читаем: "Они поклоняются делу рук своих, тому, что сделали персты их. И преклонился человек, и унизился муж, – и Ты не простишь их" (Ис. 2. 8.). Древнее поклонение идолам применительно к последнему времени служит прообразом (как и образы Апокалипсиса), т.е. образным обобщением глобального человеческого греха, характерного именно для полного развития земной культуры. "Поклоняются делу рук своих" – надо понимать так, что они поклоняются, т.е. слишком уважают, почитают своё дело, ставшее как бы идолом. Попросту говоря, речь идёт о профессиональной гордости. Специальность! – вот предмет гордости. Автор, специалист, мастер – это имя человека, его "кто". А ещё точнее: великий специалист. Великий музыкант, художник, великий учёный, инженер, политик и т.д. (разве не идол?). Великий значит гениальный. Гениальность – это всеобъемлющая, захватывающая человека, профессиональная страсть. Противоестественное состояние обращения интересов на мирское, здешнее, временное, питающее гордость, дающее уважение общества и социальное лицо, имя (точнее, его подмену). Но уважения общества будет далеко не достаточно что бы утолить тоску и депрессию великого специалиста, т.к. он – великий грешник. Гениальность, как явление, расцветёт пышным цветом, в последние времена. Тогда будет великая роскошь и при этом великие страдания. В целом нынешняя мирская культура представляется тупиковой ветвью в истории земли, как эпоха динозавров. Тогда развитие пошло по пути увеличения силы, веса, прочности панциря и т.д., и как та эпоха оказалась мёртвой, тупиковой, не нужной, и, по всему видать, спровоцированной падшими ангелами ради "праха", так и нынешняя цивилизация будет мёртвой и тупиковой культурой. Идеал этой культуры – идеал динозавра – могучий сверхчеловек с многочисленными техническими и экстрасенсорными способностями, но суть его "сверх" – в качестве и количестве (ума, силы и прочь.). Когда дипломированные мудрецы мира сего рассуждают о том, каким должен быть человек, они все дружно молчат о том: зачем таким быть? Дела человеческие – это что, а дела Божии – кто. Настоящую ценность для человека имеет его настоящее имя, его настоящее кто. Мы слишком спешим назвать себя, своё кто: писатель, учёный, политик… а кто были Моисей, Авраам? Писателей и художников много, а Моисей один. Бог даёт каждому его единственное, уникальное кто. И вот над этим уже стоит трудиться, "возделывать и хранить". Но эта, райская культура ещё впереди.

Наверное, взявшись объяснять загадочные места Писания и потому обязанные, вроде бы, выражаться понятно, мы, однако, сами часто говорим загадками. Так, во всяком случае, может показаться. На самом же деле, толкуя поэтические образы, мы и сами иногда вынуждены тоже пользоваться поэтическим, образным языком. Этот традиционный язык белой касты как-то пока не переведен на язык точных наук. Например, человек, когда видит что-либо глазами, его зрение воспринимает магнитные волны разных частот, которые отражают предметы, или когда слышит, – то воспринимает колебание давления воздуха. А что бы воспринимать реальности невещественные, т.е. те, которые не сотрясают воздух и невидимы глазу, приходится пользоваться символами, т.е. образами здешнего мира, которые дают почувствовать образы нездешнего. С древнейших времён истинные поэзия и философия всегда были суть одно. Кто мудрец, тот и поэт, а кто поэт, тот и философ. Тогда философия ещё не была как сейчас научной профессией, а была именно фило-софия, т.е. просто любовь к мудрости. Библия от Бытия до Откровения насыщена поэзией. Можно сказать, что поэзия – язык Библии. Особенно, учение Христа – это почти сплошь поэзия. Почему так? Потому, что поэзия способна говорить там, где наука молчит. В поэзии мы касаемся к неприкасаемому, поэзия говорит о неизреченном, объясняет непостижимое. Например: "И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни" (Быт. 2. 7). Если ещё можно сказать, что в "прахе земном" вся таблица Менделеева, то, что можно сказать о дыхании Бога? Однако мы читаем, и как-то всё понятно, иной раз даже не замечаем это место, летим дальше, но не потому, что не понимаем. Наоборот, схватываем сразу всю глубину, и это благодаря поэзии.

В современной мирской культуре специалисты расчленили поэзию и философию, науку и искусство (признак мёртвости культуры). Правда, в последнее время они озабочены синтезом. Но их синтез – не воскресение когда-то живого, он, скорее, похож на букет искусственных цветов, которыми украшают могилы. А что вообще в наше время можно назвать живой культурой? И как это выглядит? В Апокалипсисе есть образ культуры – "жена, сидящая на звере". Но есть там и другой образ, как нам кажется, тоже культуры: "и услышал я голос как бы гуслистов, играющих на гуслях своих. Они поют как бы новую песнь пред престолом и пред четырьмя животными и старцами; и никто не мог научиться сей песне, кроме сих ста сорока четырёх тысяч, искупленных от земли" (Откр. 14. 2). Песнь поют "девственники", и песнь не какая-нибудь, а новая. Это перекликается с новой заповедью: "Да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга" (Ин. 13. 34). Эта заповедь и есть ключ к пониманию образа песни. В русском языке есть слово, которое, как часто бывает, имеет два смысла – согласие. Согласие – это и вокальное созвучие (стройное сочетание голосов), и отношения людей, в которых царит мир и единство стремлений. Тогда "песня" – вполне подходящий поэтический образ для таких отношений.

Всеобщее согласие – идея утопическая, нереальная для здешней жизни. Разве что частичный союз для нападения или защиты от всех остальных, но без этих остальных такой союз рушится, неизбежно превращается во взаимную вражду, т.к. в самом начале он возник ради вражды. Дух корпорации, партийности, конфессиональности с самого начала предполагает множество других социальных групп и свою от них отделённость. Однако, мало кто не понимает, что согласие – вещь взаимовыгодная. Ведь что это значит? Если, например, два человека имеют согласие, то их свободы (а значит и возможности) совпадают, и значит, у каждого свободы становится как минимум в два раза больше. То же, например, и с авторитетом. Даже не так, но по закону кооперации, точнее, по закону синергии, должна появиться некая прибыль. Так, если два человека объединяют свои возможности, то общая возможность увеличивается не в два раза, а в три, четыре или даже более. Интересно в данной связи вспомнить, что насилие над другим тоже является увеличением свободы, но как это, например, не эффективно в экономике! А в духовном плане тем более: при насилии увеличение свободы происходит как бы на секунду, а за этим следует собственное рабство желанию насильничать, что ведёт не только в тюрьму, но