Альтернативная история - Йен Уотсон

— Полагаю, в темных боковых приделах частенько встречаются проститутки. Клиенты называют их девочками из Хранилища… — Наконец он подтянул штаны, обернулся и подмигнул мне. — Думаю, они вполне ничего себе. Дэйви, тебе нужно их испробовать!

Мы брели дальше. Как скажет вам любой солдат, из казарм гораздо легче выбраться, чем проникнуть обратно, и стоило нам с Джонни забраться на стену, как нас тут же засекли часовые. На следующий день — памятного парада — мы отбывали наказание. Возможно, именно поэтому все и произошло.

Было чудное зимнее утро. Кажется, люди позабыли об этом. Стоял месяц мухаррам, и я помню, как чумной город на миг показался мне чуть ли не прекрасным, когда все мы, то есть войска, на рассвете выстроились около Темзы. Даже отвратная, протухшая река казалась бархатной. По ней шло все движение Империи: лодки под красными парусами, гребные шлюпки и баржи. Помню, как появился военно-морской аэропайл, вращалась огромная сфера его двигателя и как на небе, словно паутины, трепетали ряды бумажных змеев. В тот миг я подумал, что, несмотря на все доводы Джонни, та Империя, которую я защищал всю свою жизнь, не так и ужасна.

Потом начался парад. Вы же знаете, как мила индийскому сердцу помпезность, особенно по праздникам. А мы, девонширцы, собрались отмечать великую победу, которую предположительно одержали над дикими шотландцами. Как бы то ни было, пришел черед очередного гребаного парада. Вскоре ясные небеса потемнели, пошел мокрый снег, но зрелище все равно оставалось внушительным. Слоны шагали по Уайтхоллу с громадными паланкинами, которые раскачивались у них на спине. Танцовщицы бросали цветы, с бесчисленных зонтов и молитвенных флажков собравшихся поглазеть на парад стекали капли — это на день побросали свою работу труженики из Холборна, Клеркенвелла и Челси. Блестящие купола дворца резидента на Даунинг-стрит. А еще верблюды, волы, жеребцы и волынки да ситары.

Нам с Джонни выдали лопаты с длинными черенками. За слонами ехала телега, и мы должны были кидать в нее слоновье дерьмо. Как я уже сказал, таково было наше наказание. Хорошо, что не придумали чего похуже! Толпа сочла это жутко смешным — настоящий мюзик-холл, как мы поскальзываемся и то и дело взмахиваем руками. Чувство собственного достоинства Джонни страдало, вдобавок он устал и мучился тяжким похмельем. Вероятно, это стало последней каплей в его и без того наполненной оскорблениями жизни.

В толпе был один мужик, который пуще других потешался над нами, пока мы скользили и падали в снег вперемешку с дерьмом, в нашей лучшей форме. Он проталкивался вперед, чтобы идти вровень с нами и развлекаться. Я едва его замечал, но Джонни вдруг взревел и ринулся к нему, размахивая навозной лопатой, как алебардой. Сомневаюсь, что парень на самом деле хотел кого-то ударить, однако он словно обезумел, и люди шарахались от него прочь и кричали. Это, в свою очередь, напугало слонов, и в итоге парад захлестнула волна хаоса.

Вскоре началась стрельба. Палили из индийских магазинных винтовок, а не из отсталых старых мушкетов, которые выдавали сипаям. Шествие уже не напоминало парад, скорее поле боя, а мы, сипаи, если и петрили в чем-то, то в сражении. Буйство ревущих слонов добавляло сумятицы. Помню, как обрушилась стена громадного золоченого храма, когда в нее врезался один из зверей. Она просто развалилась, и священнослужители с воплями повалили оттуда, а холодный английский мокрый снег хлопьями падал. Было офигенно красиво!

Лондон охватило волнение, и в тот день я недурно управлялся со штыком и лопатой. Конечно же, лилась кровь, но меньше, чем можно было представить или чем придумали потом. Индийцы — так называемые верноподданные войска, верблюжьи полки из Хайдарабада и вся кавалерия — просто стреляли и отступали за пределы стен города. В тот день Лондон не сгорел, хотя храмовым обезьянам не посчастливилось, как и тиграм в Гайд-парке, а также всему тому, что выглядело не по-английски. Повторюсь: уже ходили слухи о восстании и большинство высокородных индийцев и богатых торговцев, равно как и резидент со свитой, уехали из Лондона много дней или даже недель назад. Город просто сам приплыл к нам в руки.

Мы были словно дети, буйствующие после длительного заточения. Конечно, мы разграбили магазины и склады, а заодно бунгало в Челси, храмы Уайтфриарса и дворцы Уайтчапела. Словно армия муравьев бесчинствовала на кухне, только вместо рисовых зерен люди тащили большие буфеты и диваны. Все высыпали на улицу, а мы танцевали и смеялись, причем стреляли в основном в воздух. Сипай или лондонец, полукровка или англичанин — в первый день восстания это действительно не имело значения. Все мы были по одну сторону баррикад.

Какое-то время я не виделся с Джонни — затерялся в радостной толпе. Нашел я его ближе к вечеру. Неудивительно, что именно вокруг него толпа радостно гудела громче всего — размахивали кусками стержней для штор, крюками и косами, били в храмовые барабаны. Происходило все это у великого храма Ганеши в Уайтфриарсе, и я решил, что, скорее всего, храмовые сокровища уже разграблены, а священнослужители убиты.

Джонни забирался повыше на башню, чтобы говорить со всеми нами. Не стану утруждать вас пересказом его речи: она вам либо известна, либо неинтересна. Впрочем, еще можно раздобыть не уничтоженные цензорами брошюры, если знать, кому дать на лапу. Это было просто… По мне, так Джонни просто оставался Джонни. Он говорил в духе своих всегдашних речей, только аудитория расширилась. Некоторые знали, что он — тот парень, который заварил кашу и первый пустил в ход лопату, и все остальные с готовностью поверят всему, что он скажет. В этот день всем нам хотелось верить.

Все еще шел снег, камни были скользкими, и Джонни бы насмерть разбился, если бы упал. Он вещал о том, как вопреки внешнему виду Лондон был воистину великим городом, как и вся Англия. Не какая-то там провинция Империи, а Англия со своими собственными правами! Он упоминал все те имена, которые мне часто доводилось слышать раньше и которые вскоре принялись скандировать сипаи и жители Лондона. Елизавета! Артур! Король Генрих такой-то! Нет-нет, говорил он нам, этот храм больше не храм Ганеши. Если уж этому строению суждено быть храмом, пусть будет храмом Христа, ибо Христос — англичанин, как и сам Бог. И ежели индийцы считают нас крысами, тогда мы провозгласим его храмом Караир Матр — крысиной богини, и мы вскарабкаемся на них и выедим их глаза! Когда Джонни принимался вещать, ничто не могло его остановить, и все мы радовались. Никто не хотел, чтобы он замолчал. В тот первый великий день английского мятежа Лондон был… это что-то!

В следующий раз я разыскал Джонни, когда стемнело. Уже зажглось множество костров — подмораживало, и людям нужно было согреться. Город сверкал обломками, словно ларец, из которого высыпались драгоценности. Собравшиеся вокруг Джонни уже признавали в нем вожака. Он раздавал приказания, и весь Лондон бросался их выполнять. В окружении телохранителей он восседал возле большого костра на мягкой скамье из паланкина, и я попытался пробраться к нему. В итоге меня чуть не пырнули кинжалом, но тут Джонни увидел, кто к нему пожаловал, и приказал меня пропустить.

— Что ж, Дэйви, — сказал он, — что-то произошло. Возможно, Бернем-Вуд передвинулся. Или, может, Хэмпстед-Хит… — Джонни говорил в своей привычной манере, и я видел по его глазам, что он давно перепил.

— Что теперь будет?

Глядя в огонь, он улыбнулся и сказал:

— Это зависит от нас, верно? «Кто властен больно ранить, но не ранит, наследует не зря изящество небес».

Несмотря на распространявшееся от костра тепло, я мерз и уже начинал ненавидеть весь этот вздор и кровопролитие с последующей разрухой, которую предвидел. Так или иначе, все мы страдали — индийцы и англичане, и не важно, за кого мы были в том мятеже или восстании. Мне казалось странным, что очень немногие из нас, сипаев, понимали, чем все обернется, а ведь мы о войне знали не понаслышке. Подавляющее большинство полагало, что стоит маршем пройти по всей Англии, как страна упадет к нашим ногам с той же легкостью, с какой мы в тот удивительный день взяли Лондон.

Казалось, так оно и будет — по крайней мере, некоторое время. Мы получили вести о восстании в Честере, которое началось несколькими днями раньше. В этом городе были убиты все неангличане, и стало ясно, почему индийские войска в Лондоне так нервничали и торопились оставить город. Такие же новости пришли из Бата и Дерби. Я не был силен в чтении карт, а Джонни постоянно их изучал, пока его мятежные полки рассыпались вокруг Лондона, чтобы прикончить казавшееся тогда хрупким индийское сопротивление. Происходящее тогда напоминало падающий карточный домик или домино либо непреодолимый поток — все те затейливые сравнения, которые так любил употреблять Джонни, когда забирался повыше на башню храма Ганеши и вещал нам.