Альтернативная история - Йен Уотсон

Но он в первую очередь был королем. Развернувшись спиной к Ронсевальскому перевалу, Карл отправился обратно к своей армии.

Этой ночью король не спал. Когда повелитель франков задремывал, сознание начинало играть с ним: издалека доносился рев горна, огромного олифанта. Кто-то трубил в него с отчаянием гибнущего человека. Роланд был мертв. Король знал это. Погиб в бою, погиб по вине предателей.

Карл встал до рассвета. Войско спало. Король утихомирил трубача, который собирался разбудить их.

— Пусть спят, — сказал он. — Мы не двинемся с места, пока не придет обоз.

С его лошадью прибыла и свита. Грек и перс вместе, как и всегда; Ганелон; отряд королевских гвардейцев. Карл приветствовал их кивком. Все они, как и король, вооружились для боя и облачились в доспехи. Странно было видеть византийца в кольчуге и с мечом. Карл не знал, что у грека есть и то и другое.

Утро поднялось в горы вместе со всадниками, одолело перевал и пронеслось у них над головами, пока кавалькада спускалась. Лошади осторожно двигались по тропе. Никаких следов обоза и ничего впереди, кроме рассеивающейся темноты.

Стена камней, возникшая там, где прежде был свободный проход, не пробудила в короле ни удивления, ни даже гнева. Карл молча спешился, передал повод ближайшему гвардейцу и начал взбираться на осыпь. Стена была невысокой, хотя валуны и лежали в полном беспорядке. На вершине Карл остановился.

Другого он и не ожидал. Он видел подобные картины, сколько себя помнил. Но все же смотреть на это было нелегко, даже в тех случаях, когда трупы принадлежали лишь противникам.

Кто-то позаботился о мертвых франках. Каждый был упокоен согласно его вере. На лбу христиан кровью вычертили крест, последователей Юлиана присыпали землей, а адептов Митры и язычников просто уложили в достойных и строгих позах. Но вспыхнувшая надежда быстро угасла. На поле не было живых.

Чуть в стороне лежали трое, сражавшиеся рядом до конца. Жрец Митры Турпин, чье тело уже расклевали вороны, и Роланд с Оливье — в объятиях друг друга, как в тот день, когда впервые разделили грудь кормилицы. Они умерли славной смертью, пускай и нелегкой.

Король осознавал отрешенно, но очень ясно, что рядом с ним находятся три человека: грек, перс и франкский советник. Никто из них не решился прикоснуться к мертвым. Карл опустился на колени рядом с погибшими и нежно, как будто мальчик все еще мог почувствовать его прикосновение, поднял тело на руки.

Роланд прижимал что-то к груди, не разжав пальцы и в смерти. Олифант. Это его зов слышал Карл — сейчас он был в этом уверен. Слышал, но не пришел на помощь. Король поправил рог на перевязи. Ему показалось, что олифант тяжелее, чем должен быть. Выскользнув из руки короля, рог упал, выплеснув на траву сверкающий поток.

Византийское золото. И, перемешанные с ним, более грубые галльские монеты, с лицом Карла на каждой.

Даже сейчас король не взглянул на своих спутников. Перед ним было послание, и требовалось его расшифровать. У ног братьев лежал один из убитых противников. Поначалу Карл не обратил на него внимания, но других вражеских мертвецов рядом не было, — казалось, этого приволокли сюда специально.

Карл опустил Роланда на руки Оливье, и обследовал тело. Короля охватило абсолютное, ледяное спокойствие. Занятый собственными мертвецами, он заметил лишь, что враги носили тюрбаны и что лица их смуглы. У этого тюрбан скатился с головы. Его порванная туника обнажала белую кожу — слишком белую для такого лица. Между шеей и грудью пролегала четкая граница. Краска была втерта в кожу небрежно, — видимо, нападавшие не посчитали необходимой более тщательную маскировку. А ниже Карл увидел еще кое-что, и слова перса оказались уже лишними:

— Этот человек не мусульманин. Он не обрезан.

— Да, — сказал Карл, — я заметил.

Даже умирая, Роланд не утратил остроты разума. Византийское золото, галльские серебряные и золотые монеты. Неверный под маской мусульманина. Засада, побоище и смерти лучших сынов Галлии.

Здесь слово «предательство» было написано большими буквами.

Но Карл мог прочесть это слово, пусть не столь очевидное, и на лице Ганелона. Королевский советник явно не ожидал, что его разоблачат, и так просто. И что это сделает безмозглый брехливый щенок, его пасынок.

Все отступили от него. Советник короля, кажется, заметил пустоту вокруг себя только сейчас. Его лицо с элегантной бородкой побелело, но он все еще пытался сохранить безмятежное выражение. Ганелон, никогда не делавший секрета из своей ненависти к Роланду, тот, чья прямота была сама по себе обманом. Кто ожидал, что он станет предателем? Открытое нападение — несомненно, например кинжал в пиршественном зале, вызов на дуэль. Но такого не предвидел никто. И меньше всех, к несчастью, король.

— Для тебя было бы лучше, — проговорил Карл, — если бы ты убил его прямо у меня на глазах. За чистое убийство расплатой стало бы простое наказание. За это ты заплатишь кровью.

— Заплачу, господин? — Ганелону с трудом удавалось изобразить удивление. — Конечно, мой король, вы не думаете…

— Я знаю, — отрезал Карл.

Глаза его загорелись недобрым огнем. Большие, прозрачные, страшные глаза. Когда их взгляд упал на грека, тот побледнел.

— Я, — пролепетал византийский посланник, — не участвовал в этом. Я старался отговорить его. Я знал, чем все закончится.

— Ты согласился с его планом, расплатившись золотом своей императрицы, — сказал король.

— Я не отвечаю за то, как шпион тратит заработанные деньги…

Карл расхохотался. Его гвардейцы сомкнули строй и шагнули вперед. Если у предателя и промелькнула мысль о бегстве, он ее подавил. Он смотрел на бывшего собрата по заговору без удивления, хотя и без особой приязни.

— Тебя будут судить, — сказал Ганелону король, — по закону, военным судом в Галлии. Полагаю, тебя ждет самое суровое наказание. Я молю лишь о том, чтобы ты испытал все муки вины, горечи и отчаяния, на какие способно подобное тебе существо.

Ганелон чуть напрягся, но страха не выказал. Неужели он прятал улыбку?

— У вас нет веских доказательств, — сказал он.

— Бог поможет их найти, — ответил Карл.

— Бог? Или Аллах?

Этот человек вел себя смело, глядя смерти в лицо. Если, конечно, он видел перед собой смерть. Дорога до Галлии длинна, а язык у него острее, чем у змеи. Разве сам Карл не познал на себе его власти?

Карл встретился взглядом с Ганелоном и заставил предателя опустить глаза.

— Да, — сказал король, отвечая на вопрос. — Вот оно. Христос или Аллах? Бог христиан, или все божества моих предков, которые по сути одно, или бог пророка? Ты желаешь, чтобы я сделал выбор сейчас? Юлиан мертв, и учение его забыто повсюду, кроме как при моем дворе. Христос живет, а сыновья пророка правят в Багдаде и предлагают мне союз. Я знаю, в чем моя роль. Византия надеется, что я сдержу армии ислама. Ислам понимает, что без меня никогда не получит власть над Севером. Ты, предавший собственную кровь, — как тебе нравится, что на мне держится равновесие этого мира?

— Ислам, — с дрожью в голосе произнес Ганелон, — предлагает тебе стать вассальным царьком. Византия сделает тебя своим императором.

— Несомненно. Какой завидный у нас выйдет супружеский союз — я правлю в Галлии, а императрица правит Золотым Рогом. Или предполагается, что я поселюсь в Константинополе? Но кто тогда станет королем франков? Ты, сыноубийца? Это та награда, что ты надеялся получить?

— Лучше я, чем бешеный мальчишка, который не может пройти мимо сражения без того, чтобы не броситься в самую гущу.

Кулак короля метнулся вперед. Ганелон упал.

— Не смей говорить плохо о мертвом! — рявкнул Карл.

Остальные молчали. Они не пытались надавить на короля, и все же выбор надо было сделать здесь и сейчас. Если он собирался отомстить за эту резню, следовало выдвигаться без промедления.

Губы короля скривились в улыбке. Зрелище — Карл знал наверняка — было неприятное.

— Да, — сказал он, — месть. Сыну моей сестры повезло, что я язычник, а не христианин и вера не велит мне прощать. Ты все хорошо продумал, предатель. Ты хотел обратить меня против ислама и бросить прямо в объятия императрицы. Что ждало меня там, кинжал? Или, что более подобает грекам, чаша с ядом?

— Мой господин, — сказал Ганелон, и в голосе его наконец-то прорезалось отчаяние. — Сир, не судите всю империю по глупости, совершенной одним из ее слуг.

— Этого я никогда не сделаю, — ответил Карл. — Но надолго запомню, на ком лежит вина за сегодняшнее. Я никогда не допущу, чтобы мой народ оказался под каблуком Византии. Даже если мне пообещают императорский престол. Престолы — вещь преходящая, как и все в этом мире. И ждать придется недолго, если предлагают их такие люди.