Эффект Домино - Ольга Карелина

— Проходи, Пьер, — сказал динамик голосом Тэнна — примерно с той же благожелательно-отстранённой интонацией, какой он совсем недавно разговаривал с Рэксом. Судя по шелесту и последовавшему за ним перестуку шагов, Пьер поднялся и ушёл за советником в его кабинет. Спустя недлинную паузу, во время которой они оба явно рассаживались, хорон проговорил: — Рассказывай. Мы не учёные, нам ваши отчёты не так понятны. В чём главный смысл открытия Зориной?

— Возможность приживления вируса в любой геном без немедленного смертельного исхода, как это уже было, — отрапортовал Пьер, и наступила тишина. Потом Тэнн медленно спросил:

— Каким образом?

— Путём задействования ранее спящих генов в его ДНК. Они позволяют ему быть принятым иммунной системой любой человеческой особи вне зависимости от расы. Тот же эффект, что у рейтеров. Единственный минус — после внедрения подобного штамма он начинает образовывать опухоли, причём с высокой скоростью. А клетки эти очень живучие…

— И лекарства нет?

— Пока нет. Но Зорина подробно расписала необходимые меры. Год-два работы — и удастся вывести штамм, поддающийся контролю. Или хотя бы подходящий для конкретного человека, что в нашей ситуации предпочтительнее. Возможно, через выработку каких-либо ферментов, потому как подключение того рейтерского гена вряд ли поможет.

— Кое-кому помогло, ты знаешь.

— Подозреваю, что так, что называется, звёзды сложились. У меня нет возможности досконально изучить геном этого человека, а его… родственник не является носителем этой мутации. Вполне вероятно, там работает совершенно иной механизм. Нам же нужно отталкиваться от того, что есть.

— Хорошо. Продолжайте исследования. О любых достижениях сообщай сразу мне. И не отпускай Зорину. Она и так наверняка много кому рассказала о своих достижениях, не хватало ещё, чтобы ты приватный доступ потерял.

— Куда она денется, — хмыкнул Пьер, и Рэкс увидел, как Борис сжал кулаки до побеления костяшек.

— Напомню, её родители в своё время беспрепятственно ушли из МД, для нас обратный вариант совершенно неприемлем, — сурово одёрнул никина Тэнн. — Особенно если учесть, кто там главный.

— У меня всё под контролем, господин советник. Дальше нашей лаборатории эти данные не уйдут.

— Уж я надеюсь. Свободен.

Послышалось, как Пьер встаёт и уходит. Рэкс задумчиво смотрел на экран.

— Хотел бы я знать, что они задумали. И кого собираются им накачать? Что там ещё этот вирус даёт, напомнишь? Кроме повышенной способности к регенерации?

— Почти абсолютный иммунитет, причём не только к болезням. К любым видам ядов, ну, если, конечно, человека не замочить там на сутки…

— Ядов, говоришь. Знаю я одного человека с хорошей стойкостью к ядам. В связи с этой его особенностью меня всегда интересовал вопрос, почему остальные его родственники подобными талантами не отличались. И на данный момент не отличаются. А ещё?

— В перспективе возможно усовершенствование штамма и его ориентация на поведенческие реакции. Повышенный выброс адреналина, например, если надо. Улучшение работы органов чувств. Нейрофизиология, в общем.

— Ясно, — Рэкс встал. — Последишь за ним ещё немного? Я пойду договорюсь о передаче этой информации заинтересованным людям. Им лучше знать, что делать.

— Серьёзно? — с усмешкой глянул на него Борис.

— Мы в одной лодке, — мрачно сказал Рэкс. — И, если уж выбирать… Пусть лучше МД поглотит нас, а не наоборот.

Уже выходя из кабинета, Рэкс примерно представлял себе реакцию Аспитиса на его будущее сообщение и начинал продумывать своё алиби. Следы их слежки за Пьером, благодаря которой все рапорты Розы сначала приходили Рэксу, а уже потом в высшие инстанции, конечно, будет подчищать Кит, отлично подмявший под себя почти всю систему безопасности ГШР. А вот об остальном надо думать ему. Потому что когда бойцы МД вломятся в лаборатории Пьера, чтобы забрать себе все наработки Розы, первым же подозреваемым в сливе информации будет Борис, а значит, и его лучшие друзья и заклятые враги президента ГШР.

Но как всё-таки удачно, что Керен и Триша понравились друг другу. И напарнику Рейна родственную душу нашли, и потенциального партизана в тыл к Пьеру посадили. На главного ассистента — особенно такого забитого — подумают в последнюю очередь…

Вчерашний день выдался для Цезаря тяжёлым, но он не позволил себе взять выходной, хотя Управление задолжало ему уже как минимум месяц за последний год работы. В случившемся накануне он винил себя — и казалось кощунственным спать дома, когда получивший серьёзное ранение Аспитис отлёживается под капельницами в больнице. Какой смысл быть самым доверенным гвардейцем, если в нужный момент ты оказываешься слишком далеко, чтобы прикрыть командира? И пусть он сам отдал этот приказ, Цезарь всё равно виноват, что не подоспел вовремя. Так что с момента завершения той злополучной операции он сидел в своём кабинете и замаливал грехи за компьютером, раз уж к Мессии его не пускали.

Поэтому сообщение от Ханта, помеченное флажком «Важно», он открыл в ту же секунду, что получил по много раз зашифрованной электронной почте. И по прочтении заметался, размышляя, как передать это несомненно срочное донесение дальше по инстанции. Выше были, как говорится, только звёзды. А главная звезда находилась в больничном крыле, куда его настойчиво попросили пока не соваться.

Подумав минуту, терас решил обратиться к секретарю Аспитиса: уж его-то пустят к Мессии, в каком бы состоянии тот ни лежал сейчас. К счастью, за последние годы жёсткий и лёгкий на подъём секретари поменялись графиками работы, так что разговаривать достанется с Марком — он хотя бы не пошлёт его сразу обратно, как увидит.

Через пятнадцать минут терас уже был в приёмной. Марк выслушал его не перебивая, после чего быстро написал что-то на небольшом листочке и протянул его Цезарю.

— Аспитис сейчас там, — кивнул огель на номер кабинета на листочке. — Думаю, он выслушает тебя так же внимательно, как я.

— Это же не больничное крыло, — удивился Цезарь, по первой букве обозначения определив одну из лабораторий биооружия на минус пятом этаже.

— Все вопросы к нему, — загадочно улыбнулся Марк, и терас вышел, всё так же недоумевая.

В лабораториях Цезарь не был ещё ни разу, поэтому сначала запутался в хитросплетениях коридоров и некоторое время пробродил в поисках девятой лаборатории между восьмой и десятой, пытаясь определить, куда её могли запрятать. Дверь в итоге у неё и правда оказалась неприметная, больше похожая на вход в кладовку. Раздосадованный задержкой и собственной неудачливостью, Цезарь даже не стал стучаться. Считыватель сразу дал ему доступ (возможно, для гвардейцев вообще нет закрытых помещений?), и терас шагнул внутрь, в первую небольшую комнатку, служащую прихожей.

При первом же беглом взгляде на висящую на крючках одежду — в основном запасные обычные и защитные халаты — Цезарь приметил среди них знакомый плащ. Неужели Аспитис и в самом деле здесь? Быстро миновав «прихожую», терас ступил в главное помещение лаборатории, сильно раздающейся в стороны и далеко вперёд, и увидел то, что окончательно выбило его из колеи.

У дальней стены находилось три человека: один, Аспитис, полулежал на медицинском кресле, другие двое, сильвисы, мужчина и женщина в белых халатах, крутились вокруг него. Аспитис сидел, обнажённый по пояс, с повязкой на животе, куда вчера ему влетело сразу две пули, но на ногах были брюки от его делового костюма и обычные же ботинки. От левой руки к рядом находящемуся поддону тянулся вакутайнер, знакомый Цезарю по его эпизодам забора крови из вены, только определённо более навороченный. В правой руке просто стояла капельница. Сам Аспитис откинул голову и лежал с закрытыми глазами, бледный, но выглядящий намного более здоровым, чем вчера сразу после ранения. Сильвисы возраста хорона или чуть старше были заняты каждый своим делом: мужчина поправлял капельницу, постоянно бросая взгляд на ёмкость, куда передавал кровь вакутайнер (её там было раза в два больше, чем требовалось для анализа), женщина же разламывала ампулу с бледно-розовой жидкостью, чтобы набрать её в уже приготовленный шприц.

Ошалевший от увиденного Цезарь сделал шаг к ближайшему столу, где лежал набор скальпелей, и взял себе один, крепко зажимая его в руке. Что бы тут ни происходило, у него должно быть оружие. Он уже готов был решительно двинуться в сторону неизвестных ему учёных, как сзади раздался детский голосок — столь невероятный здесь, в лаборатории биооружия, что Цезарь чуть не подпрыгнул.

— Дядь, дай скальпель, — попросили его безапелляционным тоном, и терас резко обернулся. В шаге от него стоял мальчик-сильвис лет семи: сначала Цезарь увидел его двуцветные, бело-серые волосы с чёрными «перьями», потом огромные бледно-голубые, льдистые глаза с залёгшими под ними синими тенями и только потом — коробку в руках. В коробке лежала распятая на булавках лягушка, не подававшая признаков жизни.