Избави нас от зла - Холланд Том

Роберт уже готов был отказаться от разрешения своих сомнений, если бы внезапно не изменилось направление его мыслей. Он знал, что у отца к мистеру Обри было дело, связанное с целым рядом убийств — убийств, совершавшихся в местах, на которых лежала печать древности. Он вспомнил слова Паши о том, что доктор Ди верил в существование невидимых лучей, вдоль которых языческие жрецы строили свои храмы. Мог ли такой луч связывать и те убийства? Не совершались ли эти убийства, чтобы пробудить скрытое могущество такого луча? Роберт решил, что отец должен был по крайней мере подозревать такую связь, потому что ожидал убийств в Олд-Саруме и Стонхендже. Кто еще мог быть его советчиком в таком деле, если не мистер Обри, собиратель древностей Уилтшира? А если это так, то что еще может знать мистер Обри?

Роберта так заинтриговал скрытый смысл этого вопроса, что он решил отправиться в Уилтшир немедленно. Но потребовалось не так уж много времени, чтобы понять, что осуществление задуманного может быть сопряжено для него с множеством трудностей. Торопясь оставить Дептфорд, он быстрым шагом направился к набережной и, только оказавшись на ней, обнаружил, что почти все причалы пусты. За наем лодки с него запросили непомерно громадную плату. Даже когда он дал согласие, возможность заработать огромную сумму не смогла разогнать признаки страха на лице лодочника. И чем ближе лодка подходила к Лондону, тем сильнее трясло лодочника, тем больше бледнело его лицо. Вскоре Роберт услышал громкий рев, доносившийся с реки впереди по ходу лодки. Он сообразил, что это шум потоков воды, рвущейся сквозь арки Лондонского моста, — звук, который он прежде никогда бы не смог услышать, потому что обычно его перекрывал шум самого города. Только после этого он начал осознавать, каким тихим стал Лондон, распластавшийся на берегу словно поверженное животное, неподвижное, скованное предсмертной агонией. Ни в домах, ни на улицах не было, казалось, ни души. Ничто не нарушало тишину, кроме редких, доносившихся издалека воплей.

Выйдя на берег на Ботольфском причале, Роберт нашел воздух отвратительным, пропитанным сладковатым запахом гниения, который становился все более тяжелым по мере удаления от Темзы. Зная, что искать наемный экипаж бесполезно, он торопливой походкой шагал по пустынным улицам, плотно прикрывая рот и нос платком. Зловоние запустения, которое ему запомнилось с той поры, когда он блуждал в предместье Сент-Джайлз, распространилось теперь по всему городу. Словно пятнами ядовитых красных водорослей, почти каждая дверь была отмечена крестом, а тут и там валялись гробы и кучи мертвых тел. Почти не было признаков того, что кто-то еще оставался в живых. Между камнями мостовых пробивалась трава. Весь Лондон, казалось, был оставлен умирать. И если сейчас умирает Лондон, думал Роберт, то недалек час гибели и целого мира.

С этими мыслями в голове он дошел до Гайд-Парка и не очень удивился, обнаружив временный военный лагерь, перегородивший дорогу, которая вела на запад. Тем не менее он приблизился к заграждениям, но, когда солдаты услышали о цели его путешествия, они рассмеялись ему в лицо, качая головами. Король, сказали они ему, устроил себе резиденцию в Солсбери, и беженцев из Лондона там не особенно жалуют. Роберт мысленно выругался в адрес лорда Рочестера. Будь он в Лондоне, не возникло бы никаких проблем, потому что лорд без труда мог вытребовать пропуск. Но лорд Рочестер, не желавший терять место при дворе, продолжал служить во флоте, хотя и поклялся, когда они расставались в Амстердаме, что возвратится на твердую землю так скоро, как сможет. Роберт посмотрел на заграждения разочарованным взглядом. Выходит, недостаточно скоро, подумал он. Он обернулся на Лондон, тихий и ужасно спокойный, как труп в склепе. Похоже, очень и очень не скоро.

И даже кляня себя за то, что вернулся в город, он не забывал о причине, которая вынудила его приехать. Повернувшись спиной к заграждениям, он побрел обратно в тишину и зловоние гибнущего города. Сент-Джеймсский парк, недавние охотничьи угодья прекрасных дам и остроумных молодых людей, лежал заброшенным, поросшим сорняками. На аллее Мол не было видно ни одного всадника. Даже дом Годолфина, хотя на нем и не был намалеван красный крест, выглядел зараженным самой атмосферой запустения. Едва войдя внутрь, Роберт внезапно содрогнулся от страха, вообразив, что Миледи тоже сбежала. Но в душе он не мог в это поверить. Дело ли вампиров бежать из угодий смерти? Он позвал ее по имени. Никто не ответил ему. Дом наполняла гнетущая тишина, и единственным признаком движения был танец пылинок в пробивавшихся сквозь занавешенные окна лучах света. Роберт позвал снова. Все та же тишина. Он стал бегать по коридорам, выкрикивая имя Миледи всякий раз, как открывал очередную дверь, и понимая, что с каждым новым выкриком в его голосе усиливаются нотки отчаяния.

— Она больна.

Роберт остановился как вкопанный. На верхней площадке лестницы стоял Лайтборн.

— Больна? — переспросил Роберт, с ужасом глядя на него. — Что вы имеете в виду, называя ее больной?

— Она повела себя как глупая девчонка и напилась зараженной крови. Чумная кровь этих смертных для нас подобна яду.

— Когда она пила ее?

— Прошло уже несколько недель. По правде сказать, Ловелас, это случилось, когда вы уехали от нас. Ее это очень расстроило.

Лайтборн слегка улыбнулся, но его пристальный взгляд показался Роберту более твердым, более отчужденным и безжалостным, чем когда-либо прежде.

— Вам стоит поспешить к ней. Возможно, вы послужите тем лучом света, который взбодрит ее дух.

Улыбка стала сползать с его лица.

— В своем беспамятстве она не перестает говорить о вас.

Роберт сразу же помчался в ее комнату. Миледи лежала, свернувшись, словно котенок, в темноте дальнего угла спальни. Ее кожа был смертельно-белой. Когда он опустился возле нее на колени, она попыталась подняться, прошептав что-то скороговоркой и крепко схватив его за руки. Казалось, только в это мгновение она наконец узнала его.

— Ловелас!

Она поцеловала его. Прикосновение ее губ было обжигающе горячим. Затем она неловко откинулась на спину, оказавшись в прежней позе. Мягкий, мелко дрожавший круглый комочек. Ее сорочка, прилипшая к потной коже, плотно обтягивала тело, и Роберта потрясло, как сильно она похудела.

Внезапно Миледи застонала и раскрыла губы, точно младенец, изголодавшийся по молоку матери. Роберт оглянулся и увидел Лайтборна, который стоял у него за спиной.

— Она… — прошептал он. — Как она облизывает губы! Но это ничем не может помочь. Ее язык сух, как песок.

Роберт бросил на Миледи взгляд отчаяния и вспомнил, как всего несколько месяцев назад точно так же смотрел на Эмили.

— Она не… не в опасности? — спросил он.

— Кто может сказать? — Лайтборн пожал плечами. — Очевидно только одно: я никогда прежде не слыхал о подобных вещах. Для меня явился полной неожиданностью тот факт, что кровь может быть опасна для нас из-за того, что принадлежит больному.

— Что же в таком случае необходимо сделать?

Лайтборн усмехнулся.

— А что, по-вашему? Ей нужна свежая пища. Так что все это время, пока вы путешествовали, мне приходилось ее кормить.

Внезапно он схватил Роберта за руку и зашипел ему прямо в лицо:

— Что скажете, Ловелас? Хватит у вас смелости услужить ей, как служил я?

Роберт не ответил, но посмотрел на Миледи и сразу же закрыл глаза.

— Не хотите ли сказать, Ловелас, что вы все тот же хлюпик, лелеющий свою плаксивую совесть? — Лайтборн иронически рассмеялся. — В чем дело? Что вас останавливает? Это не зазорнее, чем кормить змей крысами.

— У меня нет привычки, — ответил Роберт, — держать змей в качестве домашних любимцев.

— Жаль. — Лайтборн взглянул на Миледи. — Это могло бы научить вас тому, что даже самые смертоносные создания иногда заслуживают любви.

Роберт обернулся к нему, вспыхнув внезапной яростью.

— Не насмехайтесь надо мной, Лайтборн. Вы знаете, что я люблю ее, люблю всей душой.