Том 3. Стихотворения 1918-1924 - Валерий Брюсов

1914

Итак, это — сон…[85]

Итак, это — сон, моя маленькая,Итак, это — сон, моя милая,Двоим нам приснившийся сон!Полоска засветится аленькая,И греза вспорхнет среброкрылая,Чтоб кануть в дневной небосклон.

Но сладостны лики ласкательные,В предутреннем свете дрожащие,С улыбкой склоненные к нам,И звезды, колдуньи мечтательные,В окно потаенно глядящие,Приветствия шепчут мечтам.

Так где ж твои губы медлительные?Дай сжать твои плечики детские!Будь близко, ресницы смежив!Пусть вспыхнут лучи ослепительные,Пусть дымно растаю в их блеске я,Но память о сне сохранив!

1912

Городская весна…

Городская весна подошла, растопилаСерый снег, побежали упрямо ручьи;Солнце, утром, кресты колоколен слепило;Утром криком встречали тепло воробьи.Утреню годаСлужит природа:С каждой крыши незримые брызжут кропила.Шум колес неумолчно поет ектеньи.

Вот и солнце выходит, священник всемирный,Ризы — пурпур и золото; крест из огня.Храм все небо; торжественен купол сапфирный,Вместо бледных лампад — светы яркие дня,Хоры содружныхТучек жемчужных,Как на клиросах, в бездне лазури эфирнойПеть готовы псалом восходящего дня!

Лед расколот, лежит, грубо-темная груда;Мечет грязью авто, режет лужи трамвай;Гулы, топоты, выкрики, говоры люда.Там гудок, там звонок, ржанье, щелканье, лай…Но, в этом шумеБедных безумий,Еле слышным журчаньем приветствуя чудо,Песнь ручьев говорит, что приблизился Май!

1–2 марта 1918

Закатная алость

Закатная алость пылала,Рубиновый вихрь из огняВращал ярко-красные жала.И пурпурных туч опахалаКазались над рдяностью зала,Над пламенным абрисом Дня.

Враги обступили Титана,В порфире разодранной, ДеньСверкал, огнезарно-багряный…Но облик пунцово-румяныйМрачили, синея, туманыИ мглой фиолетовой — тень.

Там плавились жарко металлы, —Над золотом чермная медь;Как дождь, гиацинты и лалыСпадали, лучась, на кораллы…Но в глубь раскаленной ВалгаллыВсе шло — лиловеть, догореть.

Взрастали багровые злаки,Блистая под цвет кумача;Пионы, и розы, и макиВжигали червонные знаки…Но таяли в вишневом мраке,Оранжевый отсвет влача.

Сдавались рудые палаты:Тускнел позлащенный багрец;Желтели шафраном гранаты;Малиновый свет — в розоватыйВходил… и червленые латыСронил окровавленный жрец.

Погасли глаза исполина,И Ночь, победившая вновь,Раскрыла лазурь балдахина…Где рдели разлитые вина,Где жгли переливы рубина, —Застыла, вся черная, кровь.

1917

Голос иных миров[86]

Пусть мучит жизнь, и день, что прожит,Отзвучьем горьких дум тревожит,И душу скорбь коварно гложет;Взгляни в ночные небеса,Где пала звездная роса,Где Млечный Путь, как полоса,Пролег и свет на светы множит;Вглядись покорно в чудеса, —И Вечность нежно уничтожитВ тебе земные голоса,Бессонной памяти положитПовязку мрака на глаза;Застынет, не упав, слеза,И миг в безбрежном изнеможет!

Целит священная безбрежностьВсю боль, всю алчность, всю мятежность,Смиряя властно безнадежностьМечтой иного бытия!Ночь, тайн созданья не тая,Бессчетных звезд лучи струя,Гласит, что с нами рядом — смежностьДругих миров, что там — края,Где тоже есть любовь и нежность,И смерть и жизнь, — кто знает, чья?Что небо — только порубежностьПланетных сфер, даль — колея,Что сонмы солнц и наше «я»Влечет в пространстве — Неизбежность!

23 сентября 1917

Молитва («Благодарю тебя, боже…»)

Благодарю тебя, боже,Молясь пред распятьем,За счастье дыханья,За прелесть лазури,Не будь ко мне строже,Чем я к своим братьям,Избавь от страданья,Будь светочем в буре,

Насущного хлебаЛишен да не буду,Ни блага свободы,В железах, в темнице;Дай видеть мне небоИ ясному чудуБессмертной природыВседневно дивиться.

Дай мужество — в миреБыть светлым всечасно,Свершать свое дело,И петь помоги мне,На пламенной лире,Все, все, что прекрасно,И душу и тело,В размеренном гимне!

Сентябрь 1917

Примечания

Часть I. Опыты по метрике и ритмике

«Оригинальность, — говорит Эдгар По (в статье „Философия творчества“), — отнюдь не является, как это полагают некоторые, делом простого побуждения или интуиции… Чтобы быть найденной, она должна быть тщательно отыскиваема». Эдгар По говорит это именно об оригинальности ритмов, сказав ранее: «Возможные разнообразия размера и строфы абсолютно бесконечны. Однако же в течение целых столетий ни один человек не сделал или никогда, по-видимому, не стремился сделать в стихах что-нибудь оригинальное». Последнее сказано слишком резко: и до Эдгара По все лучшие поэты и стремились «сделать» и «делали» оригинальное в области ритма: прежде всего — прямые предшественники Эдгара По, романтики начала XIX века, Шелли, Ките, Кольридж, раньше них Блэк, еще раньше Спенсер и мн. др. В двух других своих утверждениях автор «Ворона» прав безусловно: возможные разнообразия стихотворных форм абсолютно бесконечны, но, чтобы найти что-либо оригинальное, надо его искать. Несправедливый упрек, брошенный Эдгаром По поэтам «в течение целых столетий», должно принимать поэтому в следующем смысле: возможно бесконечно разнообразить форму, надо только искать, а вы искать не хотели и довольствовались шаблонами и в размерах, и в построении строф! Известно, что сам Эдгар По в таком грехе неповинен: почти каждое его стихотворение оригинально и по метру, и по строфе.

Оригинальность, в области размеров, может быть двоякая: поэт может пользоваться или новыми элементами, еще не испробованными (или мало распространенными) в поэзии его страны, или новой комбинацией элементов обычных, широко распространенных; то и другое может дать и новые, оригинальные метры, и новые, оригинальные ритмы. Эдгар По, в частности, обращался обычно, как он и сам признается, ко второму из этих приемов, то есть брал привычные элементы, но комбинировал их по-новому: так построен и метр «Ворона».

Как ни велико число возможных элементов метра (стоп), оно, для стихосложения каждого языка, все же есть величина конечная. Можно построить тысячи разных метров, чистых и сложных, но все же в конце концов все мыслимые сочетания стоп окажутся исчерпанными. Кроме того, оригинальное в этом отношении — относительно Размеры, еще оригинальные для наших дней (так как ранее не пользовались ими), легко могут стать банальными через десятилетии, если ими начнут широко пользоваться. Дактилический гексаметр по-русски был оригинален под пером Н. Гнедича, но для нас это — один из обычнейших метров.

То же самое должно сказать и о совершенно «новых» ритмах, под чем можно разуметь только ритмы нового, еще не испробованного метра. Каждый вновь введенный в поэзию метр приносит с собою огромное количество новых ритмов этого стиха. Гнедич обогатил русскую поэзию дактилическим гексаметром (как известно, испробованным раньше того В. Тредьяновским и др., но без успеха); гексаметр представляет сотни различных ритмов этого стиха, среди которых многие найдены лишь позже Н. Гнедича. Точно так же введение в русскую поэзию ямбического триметра (Вяч. Ивановым и пишущим эти строки, хотя и у нас были свои предшественники) обогатило русский стих одним метром и сотнями его ритмов, которые, в свое время, все были «новыми». И все же число таких «новых» ритмов настолько же конечно, как и число возможных метров.