Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мы в области политической, — повторил докладчик, — не можем об отступлении и думать, а будем организовываться в этой области для продолжения наступления». И лишь затем объяснил, против кого такое наступление продолжится, кто подвергается наибольшему влиянию возрождающейся с НЭПом буржуазной идеологии, разделив их на три группы.
Как ни покажется странным, к первой, наиболее важной группе отнес пролетариат. «Сейчас, — пояснил Зиновьев, — настроение рабочих, вы сами видите, все-таки не такое, что стоит им побольше обещать, и тогда он за тебя… Всем известно, что сейчас преобладающим стремлением в массе является стремление к сытой жизни, к порядку, к знаниям. Этим будут пытаться воспользоваться наши противники. Но в меру того, как нам удастся идти навстречу удовлетворению этих законных требований (выделено мной — Ю. Ж. ), в меру этого будет ослабевать влияние меньшевиков и эсеров».
Тем самым, Зиновьев как бы признал, что пока российские рабочие находятся под влиянием меньшевиков (иными словами — Второго интернационала), преждевременно думать о едином пролетарском фронте, пребывающем под закамуфлированным руководством Коминтерна.
Второй группой, весьма важной для восстанавливающейся экономики Советской России, по Зиновьеву, стала интеллигенция. «Дружная работа меньшевиков и эсеров, — сказал он, — мне кажется более опасной. Они рассчитывают сейчас на поддержку более широких слоев и буржуазной интеллигенции… Эта вторая часть тактики меньшевиков и эсеров заслуживает более пристального внимания с нашей стороны, она есть то новое в области политических группировок, что мы переживаем в последний год и это имеет известную социальную базу».
Григорий Евсеевич припомнил о прошедших весной съездах врачей, агрономов, на которых открыто звучали антисоветские речи. Припомнил политическую позицию преподавателей высшей школы. Сказал о последних: «Мы имеем всего пять тысяч человек профессуры. Это, конечно, небольшой слой, но этот слой очень важен… Это есть одна из важнейших командных высот, для нас же особенно».
Высказал предположение, что их профессиональные организации — как уже существующие, так и те, что возникнут в близком будущем, — могут оказаться основой для легализации меньшевиков и эсеров. Так как же следует относиться к интеллигенции, вопросил Зиновьев. И предложил не очень привычное для большевиков.
«Наступил момент, — указал Григорий Евсеевич, — когда мы должны понять, что ударными отраслями работы являются кооперация, затем высшая школа, литература (как и Ленин, под ней Зиновьев понимал публицистику — Ю. Ж.)… Само собой понятно, что бороться против буржуазной литературы одними репрессиями нельзя. Таким путем мы многого не добьемся. Жажда знаний возникла в среде рабочих и в среде крестьянства. Она должна была проснуться, и следует отметить, что эта жажда знаний — громадная сила.
И уж конечно не мы, вожди революции, будем отворачиваться спиной к этому движению. Тут дело не в том, чтобы говорить, что вся профессура контрреволюционна, что литература контрреволюционна и что врачи тоже контрреволюционеры. Наоборот. Та жажда знаний, которая сейчас просыпается и которая может быть могучим фактором, она есть результат революции, это новый фактор, которому партия должна пойти навстречу…
Здесь все дело в том, чтобы мы сумели присмотреться и прислушаться внимательно не только к каждой отдельной группе, но и к каждой отдельной личности, по-товарищески подходить к ним, оказывать им поддержку и понимать, что это неизбежно, что таким путем необходимо удовлетворять культурным потребностям страны, вызванным революцией. Это есть важнейшая задача партии».
Такой призыв вряд ли удивил бы делегатов конференции, услышь его они от Луначарского, в силу занимаемого поста наркома просвещения обязанного заботиться и оберегать интеллигенцию. Но сказал то Зиновьев — один из семи членов ПБ, да к тому же глава Коминтерна. И не только призвал взять интеллигенцию под защиту. Уже прежде, в Петрограде, в 1918 и 1919 годах поступал точно так же.
Наконец, но это было вполне естественно для переживаемого страной периода развития, Зиновьев заговорил и о кооперации. «Мне сдается, — заметил он, — что мы недооцениваем роль кооперации как базы антисоветских партий — конечно, в широком смысле этого слова… Конечно, мы должны подходить к вопросу кооперации с точки зрения хозяйственной. Российская коммунистическая партия не только не откажется помочь кооперации, а отдаст все силы, чтобы ее поднять до наивысшей мощи, чтобы все силы государственного аппарата пришли ей на помощь. Это — наш долг, это необходимо для советской страны».
Однако тут же поспешил оговориться. Напомнил, что и тут РКП подстерегает опасность. Отметил, что летом 1921 года «на Первом Всероссийском съезде сельскохозяйственной кооперации из 84 делегатов с решающим голосом было 32 эсера, 25 кадетов и монархистов, 21 беспартийный и 2 коммуниста (так в тексте — Ю. Ж. )… За текущий год мы не особенно продвинулись вперед. Мы имеем данные, что на кооперативных съездах происходит борьба между эсерскими и кадетскими блоками, а мы почти отсутствуем».
«Мы, — с горечью продолжал Григорий Евсеевич, — в сельскохозяйственной кооперации еще очень слабы. Об этом надо говорить, об этом надо кричать, партия должна это знать… При нынешнем переплете социальных сил сельскохозяйственная кооперация может стать той ячейкой, где найдет применение новая тактика эсеров и меньшевиков — врастание, что является наиболее опасным».
«Я не хочу сказать, — пояснил Зиновьев, — долой кооперацию и давайте применять хирургию к кооперации… Завоевать кооперацию просто путем запретов нельзя».
Завершил же Зиновьев доклад скорее пессимистически, нежели оптимистически:
«Партия должна твердо помнить и систематически напоминать об этом всему рабочему классу и крестьянству, что революция и в самом непосредственном смысле все еще находится в опасности… Антисоветские партии и течения еще не раздавлены. Они меняют тактику и приспосабливаются к новым условиям». Но сделал из сказанного неожиданный вывод: «Партия должна со своей стороны сделать все возможное для удовлетворения быстрого роста культурных потребностей и пробудившейся в народе громадной жажды знаний». А потому предложил на ближайшее будущее «поднять работу научно-марксистской мысли, дабы иметь возможность организованно вести линию “воинствующего материализма” и всей идеологии революционного марксизма».
«Вместе с тем, — сказал Зиновьев, — нельзя отказаться и от применения репрессий не только по отношению к эсерам и меньшевикам, но и по отношению к политиканствующим верхушкам мнимо беспартийной, буржуазно-демократической интеллигенции… Однако партийные организации не должны переоценивать репрессий и должны твердо понимать, что только в сочетании со всеми остальными вышеуказанными мерами репрессии будут достигать цели»312.
Но сколь часто ни поминал Зиновьев необходимость применять репрессии по отношению к эсерам и
