Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина - Леонид Млечин

— Страховочные шаги нужны, однако затягивать дело тоже нельзя. Делайте что можете, но только, ради бога, делайте хоть что-нибудь!

В последние месяцы своего президентства, поездив по стране, Горбачев признал, что «люди настроены на перемены, готовы к тому, что за них придется платить снижением жизненного уровня, но при этом требуют от центра — делайте что-нибудь реальное».

Необходимость самых радикальных реформ была ясна всем. Просто потом никто не захотел принимать на себя ответственность за неудачи и тяжкие «побочные последствия». Уровень жизни упал куда больше чем на треть. Период реформ затянулся на многие годы.

И, уходя с поста президента, Ельцин вынужден был просить прощения у сограждан за то, что «многие мечты не сбылись»...

Жизнь становилась все труднее. Магазины окончательно опустели. Правда, появились коммерческие киоски, в которых продавались самые экзотические товары, но по бешеным ценам.

Вместо денежного оборота расцвел бартер, местные власти, областные хозяева запрещали вывозить продовольствие соседям и, естественно, не подчинялись Москве. Это вело к распаду государства.

Наступило время, когда казалось, что страну ждет экономическая катастрофа и избежать ее невозможно. Боялись, что колхозы и совхозы перестанут продавать продовольствие городам — ничего не стоящие рубли им не нужны, а заставлять больше некому. Что с исчезновением райкомов не удастся обеспечить тепло в домах и уборку улиц. Ждали, что голодные люди выйдут на улицы и устроят погромы.

В худшем положении оказались крупные города, их нечем было снабжать.

Столичные городские власти в декабре 1991 года предупреждали, что в ближайшие дни в столице может разразиться продовольственный кризис. Мэр Москвы Попов раздумывал над тем, что предпринять, если в городе начнется бунт.

Помню, как один из моих коллег почти серьезно говорил, что с наступлением зимы в гости будем ходить с полешком для буржуйки — лучший подарок в холодной Москве.

Во всех городах были введены талоны на мясо, масло, сахар, молочные продукты, табачные изделия. Разумеется, получить все положенное по талонам не удавалось. Люди безнадежно стояли в очередях. Правительство ничем не могло помочь. Валютные резервы были фактически полностью исчерпаны, и от золотого запаса мало что осталось.

Мэр Ленинграда Анатолий Собчак вспоминал: «В декабре 1991 года мы оказались перед лицом реальной угрозы полного прекращения снабжения Петербурга продуктами питания, а значит, перед угрозой голода. Для ленинградцев, перенесших в войну 900-дневную блокаду и потерявших в те годы более миллиона жителей, умерших от голода, эта ситуация была особенно болезненной».

Республики перестали поставлять продовольствие в Ленинград, поставки по импорту тоже прекратились. В первые дни декабря 1991-го в город не поступило ни одного килограмма мяса. Не хватало сигарет, курильщики несколько раз перекрывали движение в час пик на Невском проспекте.

Не все в стране реально представляли себе масштабы грядущей катастрофы: деньги печатаются, товаров нет, потребительский рынок разрушен. Доходы в союзный бюджет в четвертом квартале 1991 года перестали поступать, все финансировалось за счет эмиссии.

Единственный выход из положения — стремительно проводить рыночные преобразования. Но эти настроения и ощущения уже забыты. А ведь именно поэтому начались гайдаровские реформы. Они были приняты, потому что страна уже падала в пропасть и надо было ее спасать. Но для того, чтобы начать реформы, требовались политическая воля, программа и команда, готовая ее реализовать.

Политической воли у Ельцина хватило бы на десятерых.

У него было то, что напрочь отсутствовало у Горбачева: способность принимать необходимые, хотя и рискованные решения и умение проводить их в жизнь.

Виктор Ярошенко вспоминает свой разговор с Ельциным:

«Я сказал:

— Борис Николаевич, история строго спросит с нас всех за то, что сделали, и за то, что сделать не успели.

— Делайте то, что должны, — сказал Ельцин, крепко пожимая мне руку. — Я отвечу за все...»

Когда Ельцин познакомился с молодым экономистом Егором Тимуровичем Гайдаром, он понял, кому может поручить это дело. Удивительным образом эти два очень разных человека сразу нашли друг друга.

В конце октября 1991 года у Гайдара был первый разговор с Ельциным:

«Общее впечатление: Ельцин прилично для политика ориентируется в экономике* в целом отдает себе отчет в том, что происходит в стране. Понимает огромный риск, связанный с началом реформ, понимает и то, до какой степени самоубийственны пассивность и выжидание. Кажется, готов взять на себя политическую ответственность за неизбежно тяжелые реформы, хотя знает, что популярности это ему не прибавит».

И Гайдар сразу понравился Ельцину:

«Гайдар прежде всего поразил своей уверенностью... Это просто очень независимый человек с огромным внутренним, непоказным чувством собственного достоинства.

То есть интеллигент, который, в отличие от административного дурака, не будет прятать своих сомнений, своих размышлений, своей слабости, но будет при этом идти до конца в отстаивании своих принципов...

Научная концепция Гайдара совпадала с моей внутренней решимостью пройти болезненный участок пути быстро. Я не мог снова заставлять людей ждать, оттягивать главные события, главные процессы на годы. Раз решились — надо идти!»

Конечно, на Ельцина, как на советского человека, действовала магия знаменитой фамилии. Ему приятно было видеть внука Аркадия Гайдара. Но Борис Николаевич не настолько сентиментальный человек, чтобы подчинять кадровые решения велению души. Он почувствовал в Егоре Тимуровиче то, что другим открылось значительно позже, — твердость и упорство. Ельцин назначил Гайдара вице-премьером и одновременно министром экономики и финансов.

Многие и по сей день недоумевают, почему реформа была доверена мало кому известному Гайдару, а не Григорию Явлинскому, тогда самому популярному в стране экономисту?

Сам Борис Николаевич отвечает на этот вопрос так: «Измученный борьбой за свою программу, он уже приобрел некоторую болезненность реакций. Кроме того, чисто психологически трудно было возвращаться во второй раз к той же самой — пусть и переработанной программе «500 дней» и ее создателям».

Говорят обычно, что стратегический просчет Явлинского состоял в том, что он предпочел остаться теоретиком, ни разу не рискнул взять на себя ответственность за реальное дело. Поздней осенью 1991-го Григорий Алексеевич как раз готов был взяться за проведение экономических реформ, желал этого. Но от его услуг отказались.

Годом позже Григорий Алексеевич скажет в газетном интервью с иронической обидой: «Президент лично хотел возглавить экономическую реформу, а следовательно, она предполагалась как быстрая (к лету—осени 1992 года — первое улучшение!) и красивая (зарабатывайте без ограничений; берите столько прав, сколько захотите; сокращайте рабочий день!)».

Ельцин разлюбил Явлинского, когда тот, проработав в правительстве в 1990 году всего три с половиной месяца, подал в отставку. Его назначили вице-премьером по экономической реформе, но у него не было ни права подписи, ни реальной роли в правительстве.

Ельцина заявления об отставке раздражают, и он обычно навсегда расстается с таким человеком: ему нужны работники.

Когда Явлинский ушел, его коллега по российскому правительству вице-премьер Михаил Малей сказал мне:

— Григорий не боец... У Явлинского нет административной жилки, железной воли, которой щедро одарен Анатолий Чубайс.

После августовского путча Явлинский на несколько месяцев оказался вместе с Силаевым в союзном руководстве и пытался управлять Россией. Это тоже едва ли понравилось Ельцину. Он охладел и к Силаеву, и к Явлинскому.

Первое ельцинское правительство было очень близко к Борису Николаевичу. Ельцин жил вместе со всеми в Архангельском, играл в теннис и приходил, если кто-то из министров приглашал его в гости.

Но кабинет Силаева вовсе не был единой командой. Помню наш разговор с бывшим вице-премьером Геннадием Фильшиным. Он был народным депутатом СССР, членом Межрегиональной депутатской группы. Я спросил Фильшина:

— В правительстве Силаева вы ощущали себя среди единомышленников?

— Если бы так! Российское правительство было сформировано на коалиционной основе. Я считаю это ошибкой. В правительство могут входить члены разных партий, но экономическая программа должна быть одна. В нашем Белом доме, к сожалению, все было по-другому. В значительной степени тон задает лобби агропромышленного комплекса.

— В чем же его сила?

— Во-первых, оно очень многочисленно. Во-вторых, пользуется активной поддержкой компартии РСФСР.