История нового имени - Элена Ферранте

— А ты знаешь, что Церковь может расторгнуть брак?

Ада мрачнела:

— Знаю, но это очень трудно.

— Трудно, но возможно. Надо обратиться в Рим, в Трибунал Священной Роты.

— А что это такое?

— Я сама точно не знаю, но вроде бы это такой суд, и он может решить любую проблему.

— Ты уверена?

— Я сама читала.

Неожиданно завязавшаяся дружба с Джильолой очень радовала Аду. До сих пор ей приходилось от всех таиться, снедаемой страхом и угрызениями совести. Теперь она с удовольствием обсуждала свою связь со Стефано, находя себе тысячи оправданий и избавляясь от чувства вины. Единственное, что портило ей настроение, — это враждебность брата; по пути домой они беспрестанно ссорились. Однажды Антонио чуть не отлупил ее.

— Какого черта ты всем звонишь о своем позоре? — заорал он. — Ты хоть понимаешь, что выставляешь себя шлюхой, а меня — каким-то сводником?

На что она отвечала ему с презрением, на какое только была способна:

— А ты хоть знаешь, почему Микеле Солара ходит с нами в пиццерию?

— Потому что он мой хозяин.

— Как же, держи карман шире.

— Тогда почему?

— Потому что я встречаюсь со Стефано, а он важная персона. Послушай я тебя, на всю жизнь осталась бы дочкой Мелины.

— Ты не встречаешься, а путаешься со Стефано! — не выдержал Антонио.

Ада разрыдалась:

— Неправда! Он меня любит!

Однажды вечером произошло кое-что похуже. Семья только что закончила ужинать. Ада мыла посуду, Антонио пялился в потолок, а их мать напевала старую песенку и с бешеной энергией подметала пол. Вдруг она случайно задела веником ногу дочери, и это было ужасно. У нас была такая примета — не знаю, верит ли в нее кто-нибудь сейчас, — что если обмести веником ноги незамужней девушки, то она никогда не выйдет замуж. В один миг Ада увидела свое кошмарное будущее. Она отпрыгнула назад, словно увидела таракана, и выпустила из рук тарелку.

— Ты мне ноги обмела! — закричала она на мать.

— Она не нарочно, — вмешался Антонио.

— Нет, нарочно! Вы все хотите, чтоб я никогда не вышла замуж! Вам нравится, что я вас тут обихаживаю! Вы только и мечтаете, чтобы я навеки тут застряла!

— Нет, нет, нет, — запричитала Мелина и попыталась обнять дочь, но Ада с такой силой ее отпихнула, что та налетела на стул и упала на пол прямо на осколки разбитой тарелки.

Антонио бросился ее поднимать, но Мелина не давалась, завывая от страха — за сына, за дочь, за все остальное. Заглушая ее вой, Ада крикнула:

— Ничего, скоро вы все увидите, что я выйду замуж! Если Лина не уйдет с моей дороги, я ей помогу! Пусть потом ее кости ищут!

Антонио от этих слов вскочил и ушел из дома, хлопнув дверью. В следующие дни, еще более подавленный, чем обычно, он старался не думать о надвигающейся на него новой беде, притворялся глухим и немым и за милю обходил старую колбасную лавку. Случайно сталкиваясь со Стефано, он отворачивался от него, борясь с желанием хорошенько того отделать. В голове у него стоял какой-то гул, и он уже не понимал, что хорошо, а что плохо. Правильно ли он поступил, когда не рассказал Микеле, что нашел Лилу? Может, не надо было посылать за ней Энцо? Что было бы с его сестрой, если бы Лила так и не вернулась? Все в жизни происходит случайно, думал он, и разобраться, что к худу, а что к добру, невозможно. Но от этих мыслей в голове гудело еще больше, и, чтобы избавиться от них, Антонио по всякому поводу цеплялся к Аде.

— Он женатый человек, у него ребенок! — орал он на сестру. — Что ты творишь, сука ты, сука! Ты хуже матери, ничего не соображаешь!

Ада бежала к Джильоле и жаловалась ей:

— Мой брат сошел с ума, он хочет меня убить!

Однажды вечером Микеле вызвал Антонио и сказал, что надолго отправляет его в Германию. Тот не стал спорить и быстро собрался. Он уехал, не попрощавшись ни с матерью, ни с сестрой. Он не сомневался, что в чужой стране, где люди разговаривают, как нацисты из кино, он быстро получит удар ножом или пулю в спину, и нисколько оттого не горевал. Лучше пусть убьют, чем смотреть, как мучаются мать и сестра, и понимать, что ничего не можешь для них сделать.

Единственным, с кем Антонио встретился перед отъездом, был Энцо. Тот был страшно занят: он спешно распродавал все свое имущество: осла, тележку, материну лавчонку, огород возле железной дороги. Часть денег он собирался отдать незамужней тетке, которая согласилась присматривать за младшими братьями и сестрами.

— А ты что? — спросил Антонио.

— Я ищу работу.

— Хочешь поменять жизнь?

— Да.

— Правильно.

— Обстоятельства вынуждают.

— А я вот никогда так не смогу.

— Глупости.

— Может, и глупости. Я вот уезжаю, когда вернусь — не знаю. Приглядывай иногда за матерью, сестрой и мелюзгой, ладно?

— Если не уеду, пригляжу.

— Мы ошиблись, Энцо. Не надо было Лину домой возвращать.

— Может, и ошиблись.

— Теперь такая каша заварилась, уже не знаешь, что с ней делать.

— И то верно.

— Ну пока.

— Пока.

Они даже руки друг другу не пожали. Антонио добрался до пьяцца Гарибальди и сел на поезд. Он ехал целые сутки, слушая, как в голове звучат все те же озлобленные голоса. Через несколько часов ему стало невмоготу, ноги онемели — с тех пор, как он вернулся из армии, он никуда не ездил. Изредка он выходил из поезда попить воды из вокзального фонтанчика и тут же торопился назад, боясь, что поезд тронется. Как он рассказал мне позже, во Флоренции ему стало так плохо, что он сказал себе: выйду здесь и поеду к Ленучче.

111

После отъезда Антонио Ада и Джильола стали неразлучны. Джильола внушала подруге мысль, которая долго не выходила у той из головы: хватит ждать, надо что-то решать с браком Стефано. «Ты должна выгнать Лину из этого дома, — говорила Джильола. — Если будешь тянуть, он к тебе привыкнет и ты все потеряешь, в том числе лавку. Лине палец в рот не клади — если почувствует в тебе слабину, заставит Стефано тебя выгнать». Джильола призналась даже, что у нее похожая проблема с Микеле. «Если я стану ждать, пока он сделает мне предложение, — шепотом сказала она, — я умру старой девой. Поэтому я ему так сказала: или мы женимся весной шестьдесят восьмого, или до свидания».

Ада как с цепи сорвалась: она демонстрировала Стефано неукротимую страсть, а в промежутках между поцелуями жарко шептала: «Надо что-то решать, любимый, или она, или я. Я не говорю, что ты должен выгнать ее на улицу с ребенком, все-таки это твой сын, но ты только посмотри, что всякие знаменитости делают: дай ей немножко денег, и пусть катится на все четыре стороны. Все равно весь квартал знает, что я твоя настоящая жена, и я хочу быть с тобой всегда, всегда».

Стефано соглашался и крепче ее обнимал. Но, выбираясь из неудобной узкой кровати в квартирке на Реттифило, он обо всем забывал. Дома он по-прежнему орал на Лилу, обвиняя ее в том, что у него нет чистых носков, или в том, что она посмела на улице разговаривать с Паскуале или кем-нибудь еще.

Ада постепенно впадала в отчаяние. Как-то воскресным утром она столкнулась с Кармен, и они принялись жаловаться друг другу, как тяжело работать в колбасных лавках. Слово за слово, и вот они обе уже на чем свет стоит костерили Лилу, которую, каждая по своим причинам, считали источником всех своих бед. Наконец Ада не выдержала и поделилась с подругой своими затруднениями, совершенно выпустив из виду, что Кармен — сестра ее бывшего жениха. Кармен, млея от счастья, что ей доверили тайну, ловила каждое ее слово и не скупилась на советы, каждый из которых был направлен на то, чтобы в максимальной степени отравить жизнь Аде, предавшей ее брата, и Лиле, предавшей лично ее. Одновременно Кармен чувствовала приятное возбуждение: надо же, подруга детства крутит шашни с женатым мужчиной! Надо сказать, что девчонки нашего квартала, с юных лет мечтавшие выйти замуж, всегда больше сочувствовали любовницам, которые казались нам более интересными, более независимыми, а главное, более современными, чем жены. У нас всегда оставалась надежда, что законная жена — как правило, злая и вероломная или, по меньшей мере, неверная — тяжело заболеет и умрет, уступив место любовнице, и любовь восторжествует. Иначе говоря, мы выступали за грех, но только если он вписывался в рамки правил. Вот почему Кармен, поначалу настроенная к Аде враждебно, постепенно прониклась к ней искренней симпатией. Однажды она ей сказала: «Слушай, сколько можно терпеть? Ты должна выгнать эту суку, выйти за Стефано и родить ему детей. Сходи к Солара, спроси, может, они кого-нибудь знают в Римской Роте».

Кармен и Джильола советовали ей одно и то же, и вот как-то вечером в пиццерии Ада напрямую спросила Микеле:

— А у тебя, случайно, нет знакомых в этой самой Римской Роте?

— Случайно нет, — насмешливо ответил он, — но поинтересоваться могу, друзья везде найдутся. А ты пока держись за свое, да покрепче. И ничего не бойся — если кто на тебя наедет, сразу мне скажи.