Беглая - Лика Семенова

что высматриваю служителей, но тут же кинулся к Кресу, вцепившись в его невероятным способом обезвреженную руку. Шнуры тут же разошлись, позволяя Мие, зажатой между нами, выскользнуть и освободиться. Крес зарычал диким зверем, кинулся на меня так, что свалил с ног. Пытался отобрать оружие, но оказался прижатым к земле. Наконец, выдохся, размяк. Хрипло дышал.

Все произошло в несколько коротких секунд. Это даже не было дракой. Я хотел подняться на ноги, но Крес неожиданно метнулся, и я почувствовал на шее стальные пальцы. Отчаяние наделило его неимоверной силой. Он не оставил мне выбора…

Его кинжал торчал из его же груди.

Казалось, даже местные насекомые траурно замолчали. Но теперь в душной ганорской ночи расходился отчаянный животный вой. Его Тени…

Стража унесла тело. Я какое-то время молча смотрел на окровавленную пыль, пытаясь прийти в себя. Не думал, что закончится так. Наконец повернулся к Мие, замершей у пирамиды. Она казалась прекрасной статуей.

— Прости меня за эту кровь. Я этого не хотел.

Она лишь кивнула, опуская голову:

— Ты в своем праве. Ты берег принцессу Нагурната. Никто тебя не осудит.

Я с трудом вздохнул, покачал головой. Хотелось прижать ее к себе и никогда не отпускать. Но я не посмел. Произнес, едва слышно:

— Я берег женщину, которую люблю. Кем бы она ни была.

Мне показалось, Мия замерла, даже перестала дышать. Наконец, выпрямилась, подняла взгляд:

— Ты хочешь, чтобы церемония прошла прямо сейчас? Я готова. Делай так, как нужно. И покончим с этим.

Я даже отступил на шаг. Раньше, чем успел это обдумать. Покачал головой:

— Я не хочу получить твое согласие так, как это пытался сделать Крес. Не здесь и не так. Но я прошу тебя остаться и кое-что увидеть. Дай мне несколько минут. Очень хорошо, что здесь достаточно свидетелей.

68

Я ощущала себя закаменевшей. До странности бесчувственной. Гихалья говорила, что страх и горе имеют свои границы, не могут заполнить тебя больше, чем возможно. Как чашку. Я была полна до краев, не могла больше вместить ни одной лишней капли. И это было странным извращенным счастьем. Все. Все! Я будто потеряла в весе, стала легкой пушинкой. Все…

Проклятые истуканы были правы. Знали все наперед. Какой выбор я сделаю. Чем все закончится. Лишь проверяли на прочность. Или забавлялись. Мне это не постичь… Но я не готова была умереть. Не теперь, когда от меня полностью зависела еще одна крохотная жизнь.

Случившаяся смерть меня не тронула — все произошло так быстро, что я не успела ее понять. Лишь испытала искреннее облегчение от того, что это был не Тарвин.

Он наклонился ко мне, занес руку, касаясь висящих на моей шее амулетов Птахикальи:

— Что это за обереги?

— Их дала, — мне пришлось прокашляться, потому что в горле стоял ком, — одна ганорская колдунья. Чтобы защитить.

Я замерла в ожидании, что Тарвин сорвет их. Но он с какой-то неожиданной осторожностью отвел руку, коснулся моей шеи, волос. Я почувствовала щелчок, и что-то скользнуло по ключице. Между его пальцев блеснула полоска камней. Я инстинктивно провела рукой по шее, показавшейся голой — он снял ошейник. Грустно усмехнулся, заметив пустые гнезда, и тут же вложил нагретую драгоценность мне в руку:

— Думаю, ты знаешь, как этим распорядиться.

Я сжала кулак, кивнула — эти камни стоили бешеных денег. Мои старики все потеряли на Фаусконе — им будет очень кстати. Я сглотнула, подняла голову:

— Ты оденешь другой?

Тарвин судорожно вдохнул, запустил пальцы мне в волосы на затылке, прижал к себе, тяжело выдыхая в висок:

— Я не понимал, что со всем этим делать.

Я замерла, слушая, как колотится его сердце:

— С чем?

Он молчал, все так же тяжело дыша. Я неосознанно прижалась к его груди. Поймала себя на мысли, что впервые за последнее время чувствую спокойствие. Я, вопреки всему, нащупала опору, к которой притянуло, словно магнитом, ощущала себя слабой, измученной, будто шагала без воды много часов, до изнеможения. Это конец пути. Но чувствовала себя обманутой. Я впустую совершила трудный многолетний путь. Чтобы вернуться к исходной точке. Или, вопреки всему, мне хотя бы удалось сохранить себя? Климнера заняла мое место.

Я порывисто подняла голову:

— Она жива? Климнера?

— Жива.

— Где она? Что с ней?

— Там же, где и была. В моем доме. Жива и здорова.

Я с облегчением выдохнула. Но что потом?

— Что ты с ней сделаешь? Она ни в чем не виновата.

Он покачал головой:

— Я пока не знаю. Но будь спокойна — ей сохранят жизнь.

Я с облегчением выдохнула. Надеялась, что это не пустые слова.

Тарвин легко тронул губами мой висок:

— Астрологи были правы. Во всем. — Прозвучало с какой-то задавленной мукой. — Ответь мне: это правда?

Я подняла голову:

— Что?

— Ты беременна?

Я напряглась, замирая:

— Откуда ты узнал?

Вместо ответа он так сжал меня, что оторвал от земли. Я пробормотала, едва ноги почувствовали твердь:

— На нас все смотрят.

Тарвин отстранился, обернулся с видом победителя, кивнул:

— Это хорошо.

Я увидела выходящего из толпы Селаса, за которым семенили четыре женщины — Тени Тарвина. Три из них были для меня на одно лицо, но Разум я узнала сразу. Роскошная в красном, вызывающе красивая, с гордо поднятой головой. Она обожгла меня острым черным взглядом и тут же жадно уставилась на своего повелителя. Судя по всему, Тарвин не знал о роли, которую она сыграла в моем исчезновении. Значит, узнает…

Тени встали перед пирамидой на всеобщее обозрение. Я видела, с каким любопытством смотрели на них ганоры. Судя по всему, те из них, кто не покидал свою планету и ничего не видел. Впрочем, на Эйдене смотрели так же… Я и сама смотрела.

Тарвин вышел вперед, оглядел толпу:

— Призываю всех собравшихся в свидетели моей воли. Я, наследный принц Астора Тарвин Саркар, дарую Теням моей жены, именуемым Душа, Тело, Сердце и Разум свободу распоряжаться собственной жизнью так, как каждая из них пожелает. Свободу выбрать собственное имя, селиться там, где они пожелают, и вести ту жизнь, которую они пожелают. Каждая из этих женщин будет снабжена оградительными документами и определенной денежной суммой. Данной мне властью я объявляю их свободными с этой минуты.

Я даже задержала дыхание, не веря собственным ушам. Тарвин отпускал своих Теней? Немыслимо. Едва ли этот жест что-то значил для ганоров, но лица асторцев говорили о многом. Я видела, как вытянулось лицо Селаса — тот не верил собственным глазам. Казалось, сами Тени