Кровь и память - Фиона Макинтош

— Придется немного потерпеть для нашего общего блага.

— Кстати, где тело Фарил?

— Ее похоронили в одном далеком месте.

— Это хорошо. Если люди короля начнут искать и…

— Они ничего не найдут и решат, что она отправилась в Бриавель или куда-то еще. Кому какое дело?

Уил отвернулся и устремил взгляд на свою кружку с элем.

— Боюсь, как бы Пил не подвел нас.

— Это почему же?

— Он ведь служитель культа Шарра. Ложь противна его душе. Ему будет нелегко сказать неправду об Илене и Фарил.

— А в королевской темнице ему, по-твоему, будет легче?

Уил поморщился.

— Думаю, нам не стоит беспокоиться по этому поводу. В любом случае, это уже не в нашей власти. И все-таки, хотел бы я знать, почему колдун не сказал мне, куда именно следует отправиться.

— Может, он просто не смог? — предположил Аремис.

Уил нахмурился.

— Я не вижу причин, почему он не смог бы этого сделать. Но, насколько мне помнится, он вообще ничего не уточнял. Даже не назвал своего имени. Думается мне, что он скорее всего имел в виду Глухомань.

— Пожалуй. Глухомань — то самое место, куда никто не осмеливался проникнуть.

— Что тебе о ней известно?

— Не слишком многое, — печально вздохнул Аремис. — Говорят, что она заколдована. Да ты и сам знаешь, какими суеверными были в прошлом моргравийцы и бриавельцы.

— Это все бабушкины сказки. И ты в них веришь?

— Правильнее сказать, хотел бы верить.

— Я слышал, что оттуда никто ни разу не возвращался.

— Я тоже слышал. Вот это скорее всего правда. Как ты считаешь?

Уил безрадостно покачал головой.

— До того, как я стал Роменом Корелди, я бы сам посмеялся, скажи мне кто-то, что магия существует. Но теперь мне пришлось поверить в колдовские чары. Я всегда считал, что Глухомань — плод воображения, сказка, придуманная для того, чтобы объяснить, почему в ней никто не живет.

Аремис допил свой эль и с нескрываемым наслаждением потянулся.

— Если бы это место не представляло собой никакой опасности, оно давно бы стало частью Бриавеля или другого королевства. Каким бы ни был на самом деле этот дикий край, на него до сих пор никто не смеет посягать.

— Есть кое-что еще, — задумчиво проговорил Уил, потягивая эль мелкими глотками.

— Рассказывай!

— Нейв.

— Тот самый пес, о котором ты как-то упоминал?

— Мне кажется, он непременно отыщет меня и отведет куда надо.

— Странно как-то все это звучит, — признался Аремис, вытирая ладонью губы. — Неужели нам придется дожидаться этого самого Нейва?

— Нет, мы сейчас отправимся дальше. Он нас сам найдет. У меня почему-то такое чувство.

— Мы можем доверять Элспит?

— Можем, — с выразительной интонацией ответил Уил.

— Я имел в виду другое. Я хотел вот что спросить — не собьет ли ее с пути любовь к этому парню, как там его, Лотрину?

— Самое трудное, Аремис, — необходимость полагаться на других. Я полагаюсь на то, что Элспит удастся передать мои слова королеве Валентине. Что же касается герцога, то хочется верить, что, несмотря на его боль и гнев, он все же сохранит ясную голову, покажет королю свою преданность, сдержит желание броситься вместе со своим войском в Перлис. Я надеюсь, что Валентине достанет выдержки, и она откажет Селимусу. Я также надеюсь на то, что и Кайлех воздержится от необдуманных действий.

Уил вздохнул.

— Мне вся понятно, Уил, — отозвался наемник, пристально посмотрев в глаза Илены. — Ни на кого не полагаться. Вот мой девиз. Невозможно управлять судьбами других людей, строить из себя всемогущее божество. Делай, что должно, и справляйся с трудностями по мере их появления. Я не верю, что у Элспит хватит терпения дождаться тебя. Я не верю в то, что твоя королева сможет устоять перед напором Селимуса. Я не думаю, что Кайлех будет долго проявлять благоразумие. А кто посмеет упрекнуть семью Фелроти в жажде мести? Единственное, что мы себе сейчас можем позволить — это сосредоточить наши усилия на главном. Невозможно одновременно присутствовать повсюду. Ты хочешь получить объяснение преследующему тебя проклятью — что же, давай поищем это объяснение. Давай найдем этого колдуна, сейчас для нас это самое главное.

— Но тебе-то это зачем, Аремис?

— Признаюсь тебе честно — мне сейчас больше нечем заняться.

Глава 24

Взяв младенца на руки, король Кайлех почувствовал прилив такой сильной нежности, что у него перехватило дыхание. Он ласково успокоил малыша, когда тот захныкал, восхищенно полюбовался его крепким, здоровым тельцем. Какой замечательный малыш! Какие у него сильные ножки, как он отчаянно лягается ими в минуты радости или недовольства. А голос! Как громогласно требует он, чтобы его накормили. Придет день, и этот младенец станет могущественным хозяином королевства. При мысли об этом отцовское сердце наполнилось гордостью.

Кайлех погладил золотистые кудряшки сына и улыбнулся, увидев на щечках наследника очаровательные ямочки — свидетельство того, что это сын своего отца. Такие же ямочки были в детстве и у самого Кайлеха. Мать говорила ему, что это знак, что Хальдор отметил его своей благодатью, даровав особую судьбу.

— Айдрех! — нежно обратился Кайлех к сыну. Никогда еще он не испытывал такой безграничной нежности. Радостное отцовское чувство, осознание того, что из его семени появился продолжатель королевского рода, оказалось настолько сильным, что даже слегка напугало его самого.

— Сын мой! — прошептал он и ласково поцеловал младенца. В это короткое мгновение король понял: никого он не будет любить так, как Айдреха, своего прекрасного наследника.

Голоса придворных вернули его из грез на землю. Увидев приближающегося Рашлина, Кайлех неохотно передал ребенка кормилице.

— Готов? — поинтересовался король.

Барши коротко кивнул.

— Забери мальчика! — приказал кормилице король.

Подойдя к пыльному участку земли, окруженному частоколом из бревен, он поднялся по ступенькам на грубо сколоченный, невысокий помост. Его сына унесли — младенец, видимо, уже прильнул к груди кормилицы.

Внимание короля приковало нечто другое. Его взгляд был жадно устремлен на грациозное животное, лоснящаяся черная спина которого нервно подергивалась под горячими лучами солнца. Дикий жеребец фыркнул, угрожающе раздувая ноздри, и принялся сердито бить копытами.

— Он великолепен! — произнес Кайлех, восхищенный увиденным зрелищем. — Действительно великолепен! — Жеребец оказался намного роскошнее, чем он даже осмеливался предполагать.