Я — ярость - Делайла Доусон

своих рук. Она ничем не популярна, ничего не достигла. Она не так уж хорошо печет, не из тех мам, которые играют активную роль в родительском комитете. Она не увлекалась ни живописью, ни садоводством, не писала книги и не вышивала. Глядя на свою жизнь, она даже не может сказать, чем занималась в свободное время.

В основном переживала обо всем.

Но что принесло ей известность?

Ничего.

Она не женщина, а просто картонка.

Челси косится на Эми, и та улыбается ей, как мама, у которой ребенок не может вспомнить названия цветов, — но он та-а-ак близок к разгадке.

— Девица из Флориды, — тихонько подсказывает Эми.

Челси хочется провалиться под землю.

Девица из Флориды.

Это был локальный мем из интернета, который, благодаря законодательству штата Флорида в сфере свободы слова и информации, держался на плаву очень долго. Парень из Флориды: ездит по дорогам верхом на тигре, голый и нанюхавшийся наркоты. Девица из Флориды: до смерти забивает клоуна в «Бургер Кинге».

И да, Челси теперь очередная Девица из Флориды, по крайней мере со вчерашнего дня. Сегодня она еще не заглядывала в телефон, потому что, по правде сказать, это даже не ее телефон — он принадлежит Джорджу, и тот обрубил обслуживание. Ее телефон остался в минивэне. Сейчас он, скорее всего, в специальном пакетике, в хранилище для улик.

На секунду она задается вопросом: что там насчет других Девиц из Флориды? Они понимали, что творят, когда были под наркотой — или в приступе Ярости? Челси совершила нечто такое, что ей несвойственно. Она никогда никому не хотела причинить боль (ну кроме Дэвида, конечно). Джинни была ее подругой. И это неправильно — превращать ее историю в очередную байку про Девицу из Флориды, ведь у нее не было выбора.

Но увы, это не в ее власти.

Она уже Девица из Флориды.

Вопрос в том, сможет ли она принять это?

Сможет ли сыграть растрепанную безумную дикарку, которая… что, избивает людей селфи-палкой?

Что ж, если это поможет ей вернуться к дочерям — так тому и быть.

— Хорошо. Девица из Флориды. Но я не буду выезжать на ринг топлес и на спине крокодила.

Все снова смеются, а Арлин кивает.

— Поняла. Никакой обнаженки, все ясно. Харлан считает, что твой костюм должен походить на ту одежду, в которой ты была по описанию из новостей. — Она поднимает руку. — И да, они, возможно, все переврали, так что дай мне минутку. Обрезанные шорты… футболка, заляпанная кровью. Ковбойские сапоги?

— На мне были вот эти самые шлепанцы. — Челси указывает на ноги.

— Очевидно, это самый флоридский вариант, но ведь не можешь же ты в них драться.

— При всем уважении, мэм, я видел, как из людей выбивали дерьмо такими вот тапками, — замечает кто-то из новичков.

Арлин кивает.

— Правда. Но ты не можешь прыгать по рингу в шлепанцах. По соображениям безопасности нам нужна закрытая обувь.

Челси смотрит на себя. На ней все еще тот самый наряд, который только что описала Арлин. Надо бы спросить, есть ли у кого-нибудь запасная одежда, или, может быть, можно позаимствовать где-нибудь — но она чересчур горда. Никогда Челси не умела просить о помощи. Материнское воспитание вложило в нее мысль, что только слабаки нуждаются в помощи и только дураки помогают им. Свои проблемы ты решаешь сам, ты работаешь только на себя. Да, сейчас Патрисия — как избалованная кошка, холеная и сытая, позабывшая об охоте, но когда-то она была пантерой. Первые пять лет жизни мать была для Челси героем, кумиром, вообще всем. С тех пор от той Пэтти осталась только мантра: свои проблемы ты решаешь сам. И точка.

Но у Челси ничего нет, и ей нужна помощь, и ее просят прямо сейчас придумать персонажа, как будто это урок актерского мастерства в колледже, в который она никогда не ходила, копнуть поглубже, вместо бессмысленного переживания худшего момента ее жизни, который стерся из памяти… это просто чересчур. У нее щиплет в глазах.

— Челси, ты в порядке? — Арлин склоняется вперед, глядя на нее очень сосредоточенно и осторожно.

— Я просто… — Челси неловко всхлипывает и замолкает. Она не может позволить себе расплакаться здесь. Даже нос вытереть не может. Но и в трейлере тоже не поплачешь: там всегда кто-то есть, и койки так близко, что слышен даже шорох одеял, не говоря уже о сдавленных рыданиях.

— Тебе это не по душе, эта история с Девицей из Флориды?

— Ну конечно, мне это не нравится, — огрызается Челси. — Мне стыдно!

— Почему?

Челси одаривает Арлин таким взглядом, будто считает ее идиоткой. Арлин смотрит на Челси как рыбак, который знает, что рыбка точно клюнет.

— Потому что Девица из Флориды — набитая дура и наркоманка.

— Что еще?

Челси фыркает.

— Дура под кайфом — это само по себе уже стремно.

— А еще она, как правило, уродливая и нищая. Она из тех женщин, которые обижают детей и животных, у нее нет ни сочувствия, ни самоконтроля. Все это может сильно ударить по тебе, если позволишь.

Челси снова всхлипывает и, поскольку прятаться больше некуда, переламывается пополам, уткнувшись лицом в стол, а затем накрывает голову руками. Рыдания обрушиваются неудержимо, как ураган.

Да, именно такой она себя и чувствует. Она из тех женщин, которые обижают животных и своих подруг.

Она не знает, можно ли чувствовать себя хуже, если ты кого-то убил, и что-то в самом механизме Ярости мешает ей по-настоящему ощутить, что она убийца. Должно быть больше вины, должны быть наказание и ненависть, и все-таки… ее ведь там не было, не было на самом деле, когда это случилось. Это была не она. Но именно ей пришлось столкнуться с последствиями. Кажется, как будто способность к эмпатии резко выключилась и осталось только ощущение, что чего-то важного, чего-то человеческого внутри… не хватает. Ярость лишает тебя возможности что-то контролировать. И да, конечно, Челси не ощущает себя красивой прямо сейчас, в грязной вчерашней одежде и ношеном белье, вся покрытая кровью, помывшись дешевым шампунем