Империя: чем современный мир обязан Британии - Ниал Фергюсон

Из Палестины англичане бежали в 1949 году, оставив нерешенным вопрос отношений Израиля с “не имеющими собственного государства” палестинцами и соседними арабскими государствами[207]. Однако только после Суэца костяшки домино действительно начали падать.

Сразу же после войны начали появляться проекты “новой” империи. Министр иностранных дел Эрнест Бевин был убежден, что дорога к восстановлению национальной экономики начинается в Африке. Сотрудник Министерства по делам колоний Артур Хилтон Пойнтон заявил в ООН В1947 году:

Основные цели в Африке состоят в том, чтобы способствовать появлению крупномасштабных обществ, объединенных для самоуправления эффективными, демократическими политическими и экономическими институтами, как национальными, так и местными, вдохновленными общей верой в прогресс и западные ценности, вооруженными эффективными техническими методами производства и модернизации.

Появились Корпорация по развитию колоний и Корпорация по развитию пищевой промышленности заморских территорий, а также восхитительные планы выращивать арахис в Танганьике и кур-несушек — в Гамбии. Представители Инвестиционного агентства путешествовали по миру, продавая старые британские поезда и корабли любому колониальному правительству, которое могло заплатить, и иногда даже тем, которые заплатить не могли. Существовали честолюбивые планы насчет федераций Вест-Индских, Восточно-Африканских колоний, обеих Родезии и Ньясаленда, Малайи, Сингапура, Саравака и Борнео. Шел даже разговор о постройке нового здания Министерства по делам колоний. Старая империя тем временем продолжала привлекать эмигрантов: с 1946 по 1963 год четверо из пятерых уехавших из Британии оказались в странах Содружества.

Этот имперский ренессанс, возможно, продолжался бы, если Соединенные Штаты и Британия действовали бы сообща, поскольку американская поддержка была непременным условием восстановления империи. Первый послевоенный премьер-министр Клемент Р. Эттли, конечно, видел потребность в этом. Эттли — “скромный маленький человек, весьма озабоченный тем, чтобы быть скромным”, как несправедливо высказался о нем Черчилль, — из этих двоих, однако, реалистичнее относился к будущему Британии. Он признал, что появление бомбардировщиков дальнего действия и атомного оружия означало, что “Британское Содружество и империя уже не являются образованием, которое может само себя защитить… Времена, когда владения, рассеянные по пяти континентам, мог защитить флот, базирующийся в островных крепостях, прошли”. В марте 1946 года он заявил, что сейчас необходимо “рассматривать Британские острова скорее как восточное расширение стратегической дуги, центром которой является Американский континент, чем как державу, нацеленную на Средиземноморье и Восток”.

На деле было много мест, где американцы и британцы успешно сотрудничали в послевоенный период. На Кипре, в Адене, Малайе, Кении британское правление было по сути “гарантировано” США. Этот поворот политики отражал растущую озабоченность американцев тем, что Советский Союз представлял гораздо более серьезную угрозу американским интересам и идеалам, чем Британская империя. “Если бы внезапно началась неизбежная борьба между Россией и нами, — заметил один американский чиновник еще до холодной войны, — то встал бы вопрос, кто наши друзья… Те, кого мы ослабили в борьбе, или те, кого мы усилили?” В конце концов, было что сказать в защиту британского империализма. Так, Генеральный совет ВМФ США и Комиссия стратегического планирования Объединенного комитета начальников штабов США согласились, что британская сеть военных баз могла бы стать полезным дополнением к американской. Это позволяло Бевину играть на повышение:

Западная Европа, включая ее зависимые заморские территории, теперь явно зависит от американской помощи… [тогда как] Соединенные Штаты признают, что Соединенное Королевство и Содружество… крайне важны для их защиты и безопасности. Уже это… говорит о частичной взаимозависимости, а не полной [нашей] зависимости. С течением времени (в следующие десять-двадцать лет) признаки зависимости будут слабеть, а взаимозависимости — усиливаться.

Этого не произошло. Напротив, египетские события показали, что американцы сохранили изначальную враждебность по отношению к империи. И когда американцы наложили свое вето, фасад неоимперской власти разрушился. Высокопоставленный чиновник МИДа в 50-х годах констатировал: “Обдумывая наши трудности в Египте, мне кажется, что они проистекают из того очевидного факта, что мы испытываем нехватку сил… Следует признать, что эта нехватка сил должна ограничивать наши возможности и при необходимости вынуждать нас к политике уступок или вроде того”.

Как и предсказывал Гитлер, конкурирующие империи способствовали деколонизации в большей степени, нежели местные националисты. В 60-е годы, когда холодная война вошла в самую горячую фазу, Соединенные Штаты и Советский Союз боролись за внимание освободительных движений Африки, Азии и Карибского бассейна. “Ветры перемен”, о которых упомянул Гарольд Макмиллан в 1960 году во время поездки по Африке, подули не из Виндхука или Малави, а из Вашингтона и Москвы. Трагедия заключалась в том, что взамен колониального правления эти “ветры” нередко не приносили ничего, кроме гражданской войны.

Наиболее важным аспектом была, разумеется, экономика. Истощенная, не имеющая возможности начать с нуля, как разгромленные Япония и Германия, Британия была больше не в состоянии тратиться на империю. Националистические повстанческие движения и прогресс военной техники сделали защиту империи делом гораздо более затратным, чем прежде. В 1947-1987 годах расходы Великобритании на оборону составляли 5,8% ВВП, столетием раньше — всего 2,6%. В XIX веке Британия восполняла хронический дефицит торгового баланса доходами от иностранных инвестиций. Теперь на страну легло бремя огромного внешнего долга, и Министерство финансов вынуждено было покрывать намного выросшие затраты на национализированные здравоохранение, транспорт и промышленность.

Было необходимо, по мнению Кейнса, “прежде всего… оплатить политические и военные расходы”, чтобы Британия вернула США ссуду, когда война — и ленд-лиз — завершатся в 1945 году. Но сами условия кредита подорвали могущество Британии. Одалживая англичанам 3,75 миллиарда долларов[208], американцы настояли на том, чтобы фунт стал конвертируемым в доллар в течение года. Истощение резервов Английского банка, которое это вызвало, стало первым в череде кризисов фунта стерлингов, отмечавших британский отход от империи. Ко времени Суэцкого кризиса это стало обычным делом. В начале 50-х годов Гарольд Макмиллан объявил, что страна стоит перед выбором: “соскальзывание к дрянному, глупому социализму (в качестве второразрядной страны) или решительное движение к третьей Британской империи”. После Суэца, казалось, оставался только первый вариант.

Снижение курса фунта стерлингов по отношению к доллару стало одним из признаков резкого экономического спада в Великобритании. Ее показатели заметно снизились: с 25% мирового промышленного экспорта в 1950 году до 9% в 1973 году? с более чем 33% мировых морских торговых перевозок до менее чем 4%; с 15% мирового экспорта стали до 5%. Поскольку Британия была менее затронута войной, она вышла из нее крупнейшей европейской экономикой. К 1973 году ее догнали Германия и Франция, почти догнала Италия. Британский показатель роста ВВП на душу населения в 1950-1973 годах был самым низким в Европе — вдвое меньше немецкого.

И все же мы не должны торопиться с выводом, будто это сделало британскую переориентацию с Содружества на континентальную Европу экономически неизбежной (так нередко объясняли и вхождение Великобритании в Европейское экономическое сообщество). В самом деле, объем ее торговли со странами ЕЭС в 1952—1965 годах вырос с 12 до 18%. Однако доля стран Содружества осталась выше. Хотя она снизилась с 45 до 35%, масштаб торговли с Содружеством все же оставался вдвое больше, чем с ЕЭС. Только после вступления Британии в Общий рынок европейские протекционистские тарифы, особенно на сельскохозяйственную продукцию, вызвали переориентацию на континент. Как это часто бывает, политическое решение вызвало экономические перемены, а не наоборот.

Сложности с Содружеством заключались не столько в его уменьшающейся экономической важности для Британии, сколько в его политическом бессилии. Первоначально Содружество включало только Британию и “белые” доминионы. В 1949 году к нему присоединились Индия, Пакистан и Цейлон (ныне Шри-Ланка). К 1965 году в Содружество входило двадцать одно государство. Еще десять присоединились к нему в следующее десятилетие. В настоящее время в Содружестве состоят пятьдесят четыре страны. Оно почти стало чем-то вроде подразделения ООН или Международного олимпийского комитета. Его единственной заслугой является экономия на услугах переводчиков: английский язык — единственное, что осталось общего у государств-членов Содружества.