Огненный скит - Юрий Любопытнов

Он хотел сходить к роднику умыться, потом потрапезничать, однако обстоятельства не дали возможности ему этого сделать.

Распахнулась дверь избушки. На крылечко вышла Василиса. Запрокинула голову, глядя на солнце, поднимающего свой диск над лесом и такая радость была написана на её лице, что Антип протёр глаза: воочию ли он видит Василису. Она ли это? Такая резкая перемена произошла с ней за ночь. Только сейчас он вспомнил о событиях прошедшей ночи: что это — привиделось ему, приснилось или это было на самом деле? Он посмотрел в ту сторону, где ночью заметил костёр, но кострища не увидел, поляна заросла травой и нигде не было видно места, где горел огонь. Не было и роготульки, на которой висел призрачный котелок.

Так и не поняв, что было ночью, явь или сон, он выбрался из-под телеги, опять больно ударившись о доски, чертыхнулся, что набил себе синяк, проклял старца и его гостеприимство и подошёл к избушке. Василиса услышала его шаги и повернула к нему лицо. Столько радости было в её глаза, а на щеках играл здоровый румянец.

— Ох и поспала я, Антипушка, крепко, — сказала она ему, глубоко вдыхая свежий лесной воздух, напоённый запахами трав, душистого мёда и влажной земли. — И вся короста будто с меня слезла. Спасибо старцу, поднял он меня на ноги.

Антипу бы радоваться, глядя на окрепшую жену, а он скорее опечалился: вчера он вёз её совсем сомлевшую, того гляди отдаст Богу душу, а сегодня смотри, что с ней произошло за ночь — стала прежняя Василиса. Колдун и есть старик. И неведомо отчего чувство недоброжелательства проснулось к Болотному старцу и наполнило Антипову душу.

— Ты словно и не рад, что я поправилась, — сказала Василиса мужу, заметив его сумрачный вид. — Смурной какой-то. Ты не доволен, что я выздоровела? — спросила она его, глядя прямо в глаза.

— Почему не рад, — соврал Антип, отводя глаза в сторону. — Рад. Что ж мне не радоваться. Думаешь, мне было не горестно смотреть на тебя болезную…

Василиса наморщила лоб. Видно какие-то мысли пришли в голову. Но она не высказала их, а проговорила тихо:

— Не даром говорится: брат любит сестру богатую, а муж жену здоровую…

Антип пропустил слова жены мимо ушей.

— Раз такое дело, сейчас тронемся в путь…

— Прямо-таки и сейчас? — спросила Василиса.

— Прямо-таки сейчас. А что в этой дыре делать? Прикажешь мне ночевать под окрытым небом, а трапезничать родниковой водой?.. Хозяин дома не любезен ко мне… Скорее отсюда дать ноги.

— Ты отблагодари старца-то, — схватив его руку, произнесла она. — Надо отблагодарить…

Антип не успел ничего сказать, как дверь скрипнула и отворилась. На крылечко ступил старец. Был он с посохом, словно куда-то собрался, в той же одежде.

— А я думаю, куда ж ты подевалась, — сказал он Василисе, совсем не обратив внимания на стоявшего рядом Антипа. — А ты утреннее солнышко встречаешь… Домой, чай, собралась?

— Да, дедушка. Поправилась я…

— Поправилась, поправилась, — повторил старец в задумчивости как бы для себя, а потом, вдруг чего-то вспомнив, спохватился: — Я сию минуту…

Он прислонил посох к перильцу крыльца, вернулся в хижину и вынес склянку с каким-то питьём.

— Вот, возьми, — протянул склянку Василисе. — Вернёшься домой по дюжине капель принимай это питьё. Не кончай, пока всю склянку не примешь. Болезнь твою я прогнал, но для закрепления здоровья надо принимать отвар этих лесных трав.

— Благодарствую за всё, — произнесла Василиса и хотела поцеловать руку.

Старец отдёрнул её.

— В этом нет нужды. Идите своей дорогой. Он перекрестил её. — Я своё дело сделал. Остальное зависит от вас и от Бога.

— Что же с ней было? — не удержался Антип от вопроса.

— Она грехи чужие на себя приняла, — вот и сохла, — ответил старец.

— А что ей чужие принимать, у нас своих хватает…

— У кого даже с избытком… — Старец взглянул на Антипа. Рука, взявшая посох, вздрогнула.

Антип понял, что хотел сказать старец и с вызовом ответил:

— Мои грехи, мне и отвечать.

Старец внимательно посмотрел на него и опустил глаза. Потом опять поднял их и вперил в лицо Антипа.

Антип вздрогнул: он где-то видел этот взгляд — проникновенный, казалось, насквозь просекающий человека.

— Ты ответишь в своё время, когда будешь в довольстве жить и радоваться достатку. Но в одночасье потеряешь всё и изопьёшь свою чашу до конца. Черви будут точить твоё тело и не найдётся лекарства, которое бы остановило пожирание плоти. Будешь страдать, вспоминая грехи, но не найдёшь успокоения. Триста дён будешь бревном лежать, молить о смерти, но она будет медлить…

— Ты не городи, старик чепуху. Нашёл что морозить… Не верю я тебе… — Антип с некоторой долей пренебрежения окинул рубище старика. Одежда хоть и стирана, но обветшала и дышит на ладан, на локтях, под мышками наложены заплаты, хоть и аккуратно пришиты, но видно, что не женская рука зашивала, да и материя была другая. Обратил внимание на босые ноги, высовывавшиеся по щиколотки из штанов — мозолистые, огрубевшие…

— Тупо сковано — не наточишь; глупо рожено — не научишь.

После этих слов старца, Антип просто взорвался. Он выплеснул всё, что накипело у него на душе в последние минуты.

— Выбрось, Василиса это зелье, — он хотел вырвать из её рук склянку, но она спрятала за пазуху. — Лучше подальше быть от колдовства. Он меня и ночью поил каким-то зельем. — Антип с негодованием посмотрел на старца.

— Это тебе привиделось, — сказал старец. — Что наяву делают, того не боятся, а что во сне видят… Я всю ночь молился о выздоровлении жены твоей…

— Врёшь ты всё, старик, — Антипа несло в безудержную злость. — Не верю я тебе. Напустил ты здесь чар… бесовских.

— Это в тебе бесовские чары играют. Мутят тебя демоны. А ты и сладить с ними не хочешь… Видать в крови перешло это к тебе.

— Откуда ты, старик, знаешь про мою кровь, — запальчиво вскричал Антип. — Сиди здесь, как кулик, на своём болоте и куликай, а в чужую душу не лезь.

Старец молчал, укоризненно глядя на Антипа, только сухая рука, сжимавшая посох мелко вздрагивала.

— Ты это что такое говоришь, Антип! — попробовала увещевать мужа Василиса. — Как это можно? Старец помог мне. Я прежняя. Я выздоровела…

— Вот и ладно. — Он с вызовом поглядел на старца. — Выздоровела, так пойдём отсель. Не много ли чести ошиваться здесь.

— Иди, Василиса, — проговорил старец. — Всё, что мог я уже сделал. — Снял порчу с тебя.

— Что ты мелешь старик. Какая порча! Она занеможила по другой причине.

— Спасибо тебе, дедушка, — поклонилась старцу в ноги Василиса. — Век не забуду.