Борьба за трон. Посланница короля-солнца - Уильям Эйнсворт

необыкновенной игре случая, которому было угодно соединить в этом неизвестном уголке одного из константинопольских базаров разведённую жену марсельского купца, его теперешнюю любовницу и сына.

С врождённой способностью женщин к осторожности Мари́ увидела опасность в разоблачении своей личности. Эта турчанка, по-видимому, принадлежала к высшему обществу, и надо было, чтобы она не рассказывала о своей встрече с только что приехавшей парижанкой, так как Фабр должен хранить в самой строгой тайне своё имя, пока покровительство персидского шаха не защитит его. Неожиданный, внезапный вопрос маленькой девочки, сделанный ей при их появлении, заставил Мари́ вздрогнуть, и, предвидя, как новая Иозавета, ответ Пьера, она подозвала его к себе. Маленькая Аиссэ подумала, что мальчик испугался её, и стала его ласково успокаивать, говоря:

— Ты принимаешь меня за маленькую мусульманскую язычницу? Ты думаешь, что я назову тебя собакой-христианином? Успокойся, я — также католичка, несмотря на мой красивый наряд черкешенки.

Г-жа Фабр улыбнулась на эту нескромную болтовню; она поднялась, чтобы взять маленькую Аиссэ за руку, и сказала Мари́:

— Извините, сударыня, малютку, это юная дикарка, которая не могла воздержаться от радости при виде маленького француза.

И, обернувшись к девочке, вытаращившей от изумления глаза, она сказала с нежной строгостью:

— Не очень-то прилично молодой девушке так расспрашивать молодых людей.

Увидя, что Аиссэ колеблется, не расплакаться ли ей, она привлекла её к себе и обняла с ласковыми словами.

Мари́ Пёти́, не желавшая ни с кем разговаривать и замкнувшаяся в своём безмолвии, оказалась принуждённой вступить в разговор:

— Как я сожалею, сударыня, что служу невольно причиной этого маленького огорчения; барышня такая хорошенькая и очаровательная, что берёт жалость видеть её слёзы. Если бы мой сын не был так застенчив, то сейчас бы ответил вашей дочери, что мы живём не в Париже и мой муж инженер в Салоникском порту. Мы приехали сюда по делу и уезжаем через несколько дней, так как всегда окажется необходимость сделать те или другие покупки.

— Сударыня, вы слишком добры, сообщив мне подробности, о которых я никогда не имела бы нескромности расспрашивать у вас. Эта девочка, которая мне не дочь, совершила ребяческую шалость, за которую вы нас извините, но тем не менее я счастлива, что могу перекинуться несколькими французскими словами с столь любезной соотечественницей; подобные встречи заставляют сожалеть о нашей родине, где они чаще, чем здесь. Полно, пойдём, Аиссэ.

Она мило пожелала путешественнице счастливого возвращения, взяла из рук купца приготовленный им свёрток и вышла с девочкой.

Мари́ принялась рыться в мягких складках восточных материй, попросила показать себе оружие, драгоценности, витой шнурок прозрачной работы с вставленными в него изумрудами и топазами, и, заставляя сообщать ей цену и происхождение вещей, расспросила продавца, кто была дама, с которой она только что разговаривала. На это купец ответил:

— Это султане-валидэ французского посланника.

Мари́ подскочила.

— Как? Ты уверен? — спросила она купца. — Это любовница Ферриоля, г-жа Фабр?

— Да, клянусь Аллахом! Твоя милость её знает?

Любовница Жана Фабра звонко засмеялась прямо в лицо изумлённого купца и сказала:

— Велик Аллах! Я беру твои материи, купец; ты никогда не узнаешь, насколько твоя лавка заслуживает названия «невозможных встреч».

Читатель часто наблюдал, насколько жизнь менее логична в своих фантазиях и встречах, чем воображение романиста. Если бы эта история была романом, то не преминула бы дать роль г-же Фабр, по которой она пустилась бы в погоню за своим мужем, или ею овладела бы ревность к Мари́ и желание разрушить или помочь заговору Ферриоля, согласно расположению духа, какой ей хотели бы придать. Но автор не допускает здесь этой вольности, так как хочет отнестись с почтением к этой истории, истинной во всех своих подробностях. Он вынужден сознаться, что г-жа Фабр более не появится и не будет играть никакой роли в жизни своего мужа. Кажется, что лукавый случай захотел только предоставить себе пикантное удовольствие, заставив встретиться с безнаказанностью инкогнито этих двух женщин, которые отнеслись друг к другу радушно и с улыбкой, потому что они не знали, кто — они; если бы им это было известно, то они разорвали бы друг друга.

VIII

Между тем Жан Фабр, закутавшись в тёмный плащ, рано утром отправился в персидское посольство. Канцелярия ещё не была открыта. Опасаясь, что его слишком заметят, если он останется ожидать на дворе или на улице, он вошёл к соседнему брадобрею. Лавочка последнего была маленькая, прикрытая циновкой. На стенах висели медные чашки и кувшины; возле брадобрея стоял мальчик и поддерживал под подбородком посетителя чашку от кувшина. В углу, на кирпичном очаге кипел котёл с кипятком. То тому, то другому из посетителей мальчик подносил крошечные чашки с кофе, который он наливал из маленького медного кофейника с длинной ручкой. Толстый турок, сидевший на корточках и как бы обрушившийся на свои пятки, читал вслух, сквозь очки, трём или четырём слушателям маленькую книжку, очень ветхую, в которой рассказывалось о любовных сказках.

Фабр молча выпил чашку кофе и возвратился в посольство. Первого секретаря ещё не было; он ожидал его в гостиной, соседней с кабинетом. На этот раз он чувствовал себя в безопасности. Он ожидал около часа, когда прислуживавший янычар провёл его в кабинет секретариата. После обычных приветствий Фабр наполовину объяснил, в чём дело; он удовольствовался намёком на то, как важно для него добиться безотлагательно сегодня же утром аудиенции у его превосходительства, г-на посланника. При виде верительной грамоты и печати Людовика XIV секретарь рассыпался в уверениях и учтивостях. Фабр подписал своё требование аудиенции, и секретарь отнёс его тотчас же в собственные комнаты посланника, который ещё не выходил. Секретарь возвратился с тем, чтобы провести к посланнику Фабра. Он обратился к нему со словами:

— Его превосходительство, г-н посланник высокого и могущественнейшего персидского шаха, имеет честь ожидать в своём кабинете ваше превосходительство, г-на посланника высокого и могущественнейшего французского короля.

Персидский посланник был человек лет пятидесяти, круглый и благодушный, розовый и свежий. Он с удивлением посмотрел на этого французского посланника, явившегося в дорожной одежде, без свиты и без эскорта, а потому первым его движением было недоверие. Фабр тотчас же показал ему бумаги и приступил к объяснению своего положения.

По его словам, посланник короля Людовика XIV к его величеству персидскому шаху по причинам частного характера подвергается преследованию представителя Франции при дворе Блестящей Порты, г-на Ферриоля. Фабр слегка коснулся их взаимной вражды и представил дело