Между двух огней - Кристофер Бьюлман

— Роберт Ханикотт, — сказала она, заставив его вздрогнуть при звуке своей фамилии, которую никто не удосуживался произносить в течение многого времени, — твой брат умер, доставляя меня сюда.

— Что?

— Ты слышал меня, Роберт-из-кустов.

Так называл его Матье, когда он прятался от домашних дел в кустах за их домом. Матье, на восемь лет старше, делал все, что мог, чтобы отвлечь презрение их воинственного отца от младшего и еще более женственного брата.

Она использовала его детское прозвище.

Он вздрогнул и выбросил ее слова из головы. Из уст этой девушки не выйдет ничего, что он хотел бы услышать. Он просто хотел, чтобы его оставили в покое.

— Как ты посмела прийти ко мне и сказать, что мой брат мертв? Что ты можешь знать об этом, ты, маленькая грязная тварь?

Он повернул голову, чтобы позвать дремлющего мальчика, который должен был присматривать за лошадьми.

Но когда он повернул голову, она оказалась там, куда он смотрел.

— Оседлай этого коня, — сказала она.

Он открыл рот, но ничего не сказал.

— Отец Матье так же открывал рот, когда хотел что-то сказать, но не находил слов. А теперь оседлай свою осу. Я хочу тебе кое-что показать.

— Я... кардиналу это не понравится.

— Кардинал служит дьяволу.

— Откуда мне знать, что ты не дьявол?

— Если бы ты не был глух к собственному сердцу, ты бы знал.

Он снова открыл рот.

— Роберт, ты в опасности.

— Кто ты?

— Я не знаю всего. Но я знаю, что мои слова правдивы.

— Куда... куда мы направляемся?

— На земли папы.

— Почему?

— Ты должен посмотреть.

Дельфина сидела перед красивым, надушенным мужчиной, когда он легким галопом гнал лошадь по крутым улочкам Вильнева, расположенного прямо за рекой от Авиньона. Именно в этом городе, вдали от тесноты рабочих домов, еврейских гетто, рыночных прилавков и нечистот, кардинал Кириак построил свой большой каменный дом с черепицей, садом и фонтаном. Здесь жило большинство кардиналов. Это был город плюща, теплого камня и платанов. Дельфина закрыла глаза, чтобы красота Вильнева не отвлекала ее — будет очень трудно обратить этого человека, ей нужно стать прозрачным сосудом для…

Для кого?

Для Бога

Бог исчез

Значит, для Его ангелов

Но Роберт согласился поехать с ней, а она не думала, что он согласится. Возможно, он все же сделает то, чего она от него хочет.

Чего они от него хотят

Я тоже боюсь их, почти так же сильно, как и их темных братьев; они так настроены друг против друга — как человек может что-то для них значить?

Я скоро умру

Дельфина покачала головой, отгоняя сомнения.

Есть вещи гораздо, гораздо худшие, чем смерть

И я вот-вот их увижу

Лошадь споткнулась на рыхлых камнях и она открыла глаза прямо под массивной башней, которую Филипп Красивый построил, чтобы угрожать городу пап около сорока лет назад; Вильнев находился во Франции, а не в Провансе, в то время как Авиньон только что был выкуплен самим папой — это сделало его земным владыкой. Башня была построена напуганным королем, чтобы запугать слабого Папу; теперь оба они были мертвы, а Франция и Авиньон, казалось, навсегда остались в одной постели. Бойницы башни были темными, в отличие от многих окон за ее спиной; в городе кардиналов, где важные персоны могли позволить себе зажечь свечи, чтобы избавиться от ночных кошмаров, было нелегко уснуть. Жители Вильнева не знали, насколько близки были эти кошмары к тому, чтобы воплотиться в жизнь.

Они проехали по освещенному факелами мосту в Авиньон, затем через северные ворота направились к Соргу, а потом в Шатонеф.

* * *

Дельфина уже проходила этим путем с Томасом после его преображения; она видела красивые крепостные стены и огромные квадратные башни Шатонефа днем. Она видела, что виноградники, которые давали последнее вино в Провансе, стояли неподвижно, и даже не думала возвращаться туда ночью. В отличие от Сорга, который лежал мертвый и открытый, и ни одна его часть не работала, кроме папского монетного двора, Шатонеф был жив — достаточно жив, чтобы закрывать Авиньонские ворота на ночь, как это было даже до того, как разразилась чума. Однако дело Дельфины находилось не в городе.

Дело было в виноградниках, которые его окружали .

Они направили Гепа с большой Соргской дороги на узкие тропинки между деревушками с винодельнями, которые назывались Буа-Ренар, Бо-Ренар и Мон-Редон; здесь находились одни из самых красивых виноградников в мире.

Но что-то здесь было не так.

Роберт начал что-то говорить, но она ущипнула его, чтобы он замолчал, и указала на ряды виноградных лоз, лежащих под почти полной луной.

— Что? — спросил он.

Она слезла с араба и подвела его к забору.

Роберт тоже спешился.

— Привяжи его, — прошептала она, и Роберт так и сделал.

Она снова указала.

— Я все еще не... — начал было он шептать, но потом действительно увидел. Сбор урожая начался. Это был гренаш, октябрьский сорт винограда, сладкий, последний из тех, которые идут в корзину. Спины и головы мужчин и женщин покачивались, словно множество черных теней на освещенных луной виноградных лозах. Они горбились, чтобы собрать виноград, затем переходили к следующему растению, срезая виноградные гроздья своими изогнутыми железными ножами.

— Ну и что? — спросил он. — Луны достаточно, чтобы видеть. Возможно, они боятся заморозков и работают день и ночь, чтобы спасти урожай.

Она подвела их ближе, тихо пробираясь вдоль ряда.

Однако, к удивлению Роберта, она провела их мимо сборщиков, следуя за тремя женщинами с огромными корзинами винограда на спинах. Женщины направились к каменному фермерскому дому, рядом с которым дюжина рабочих топтали виноград в винном прессе.

Женщины высыпали туда виноград, а мужчины в мешковинах до колен меняли пустые тазы с соком на полные, передавая их мужчинам на стремянках, которые сливали сок в гигантскую бочку.

Мужчины, казалось, улыбались или корчили какие-то другие гримасы, показывая зубы.

Роберту это совершенно не понравилось, и он не хотел знать больше.

— Давай вернемся, пока нас не поймали, — сказал он.

— Ты видишь? — прошептала она.

— Я просто хочу вернуться.

— Они не поют, — сказала она. — И они не напевают и не разговаривают. Ты когда-нибудь видел, чтобы виноделы топтали молча?

Теперь он кипел от злости.

Эта девчонка, которая в детстве не умела говорить, его околдовала.

Он повернулся, чтобы уйти, и столкнулся прямо с мужчиной, который нес на спине виноград. Роберт начал оправдываться, и тут до него донесся запах. Он наткнулся прямо на мертвеца, у которого отсутствовала нижняя челюсть и закатились глаза. Мертвец толкнул Роберта, а затем, словно до него дошло, что только что произошло что-то неладное, он повернулся. Его черный обрубок языка шевельнулся, и он указал на них.

Ни Дельфине,