Я, Великий И Ужасный - Изяслав Кацман

"Гнилая печёнка дохлого демона!" — воскликнул Кушма-Чика, вглядываясь куда-то по левому борту. Я проследил за его взглядом: ничего особенного вроде бы там нет. Ну, разве что лодка, а, нет, две лодки, на грани видимости. Капитан вперил взгляд вперёд и ругнулся ещё раз, причём куда позаковыристее первого, поминая неизвестных мне персонажей вохейской мифологии и их запутанные родственные и сексуальные связи. Ага, и по носу маячит что-то парусное. Вероятнее всего — выплыло из-за того мыса.

За два недели пути от Икутны по Внутреннему морю на север я так и не научился толком определять ни размеры, ни скорость попадающих в поле зрения кораблей, ни то, как их траектория соотносится с курсом "Жемчужной раковины". А посудин разного калибра встречалось немало: от рыбацких лодок до многопалубных громадин.

— В чём дело? — спрашиваю хозяина и попутно капитана судна.

— Пираты — отвечает тот, несколько раздражённо, оборачиваясь ко мне.

— Точно? — переспрашиваю — Откуда знаешь?

— Кому ещё нужно сидеть у нас на хвосте с утра? А теперь их дружки прямо по носу.

Я моментально отстаю от Кушмы-Чики и переключаюсь на своих орлов.

— Пираты — говорю Тагору.

— Ага. Уже знаю — соглашается тузтец — Плохо дело.

— Почему? — не понимаю.

— Ветер слабый. Вернее, вообще нет — поясняет мой ручной "дикий гусь" — До ночного "тикшала" ещё больше двух "страж". Эти почти догнать успеют. Те, что нам дорогу перерезают, и раньше доберутся. Но нападать не будут, пока все не подтянутся. Доводилось уже сталкиваться с "береговыми пастухами" — пояснил он, заметив некоторое сомнение у меня на лице.

— Отбиться сумеем? — спрашиваю.

— Сомневаюсь — вглядевшись в несколько приблизившиеся посудины, отвечает лучник — Там не меньше полусотни головорезов на каждой лодке. Числом задавят.

Теперь мне уже идея плыть как можно скорее на север, в Вохе не казалась такой уж удачной. А ведь, когда Чимрак-Шугой оповестил, что "Кыхылай" нуждается в ремонте, Шиншой-Тушха, узнавший об этом затруднении, предлагал оправиться на боевой галере — нужно было только подождать немного возвращения эскадры, патрулировавшей Южную гряду, а потом чуток потерпеть, пока проведут текущий ремонт да загрузят припасы в дорогу и полагающиеся к отправке в метрополию деньги с таможни.

Нет же, мне захотелось поскорее предстать пред очи Повелителя Четырёх Берегов, дабы завершить свою миссию и вернуться домой, к тэми. А тут как раз в Цхолтум зашёл на своём шухоне Кушма-Чика. Грех было не воспользоваться такой оказией.

Подумаешь, пришлось бы ещё лишние дней десять или пятнадцать пропьянствовать с наместником и его приближёнными да поучаствовать в паре-тройке охотничьих вылазок в предгорья. В конце концов, езду верхом на верблюдах с копьём наизготовку в компании вохейских друзей можно и потерпеть. Тем более что нам, учитывая малый всаднический стаж, подобрали животин попокладистей.

Да при виде идущих на перехват "Жемчужной раковины" пиратских шаланд даже Ктур-Тишва со своими постоянными подковыристыми вопросами уже казался вполне милым человеком: ну работа у мужика такая, подозревать всех и вся во всём на свете. Вот и в отношении вашего покорного слуги цхолтумский "особист" предполагал невесть что. От этого попытки Ктур-Тишвы говорить со мной на всех известных ему языках — вдруг я проколюсь и обнаружу знание какого-нибудь из них, и стремление поймать меня на "несоответствии показаний".

Моряки под аккомпанемент криков Кушмы-Чики и его заместителя по палубным делам возились с парусами, тщетно пытаясь поймать хоть какое-то дуновение воздуха. Увы, до вечернего бриза (или как там называется тот ветер, что меняет своё направление в течение суток) ещё несколько часов. Потому наш шухон практически стоял на месте.

Вообще, с местным климатом довольно интересно получается — на Южной гряде погода мало чем отличалась от Пеу — разве что осадков выпадает меньше, чем у нас. А после нескольких дней плавания на север как отрезало: дожди почти прекратились, ветра, возле Икутны норовящие перейти в шторма, считай, вовсе сошли на нет — иногда более суток приходилось довольствоваться только слабеньким вечерне-утренним бризом.

Вот и сейчас небо удивительно чистое — только впереди по курсу небольшое серое пятнышко случайной тучки, выглядывающей макушкой откуда-то из-за того самого мыса, за которым пряталась пиратская лодка.

Тагор принялся командовать "макаками". Те быстро и сноровисто нацепили доспехи и приготовили оружие. Десятидневное пребывание в Цхолтуме, когда шестёрке моих орлов приходилось постоянно таскать на себе панцири с наколенниками и налокотниками, не прошло даром, теперь они более-менее привыкли к защитному снаряжению и двигались в нём относительно свободно. Кушма-Чика вдруг подскочил к тузтцу и начал с ним спорить о чём-то на повышенных тонах. Мой ручной "дикий гусь", разозлено рявкнул на купца, замахнувшись обнажённым клинком. Тот сразу же ретировался на корму, к безнадёжно крутящему рулевое колесо шкиперу.

Наши лучники заканчивали цеплять на луки тетивы. Тонкетиру только что завершил процедуру приведения своего оружия в боеготовность и теперь пробовал, как оно себя ведёт, натягивая тетиву до уха, "по-укрийски".

Пиратские лодки приблизились настолько, что "джентльменов удачи" можно уже попробовать пересчитать по головам. Впрочем, особого смысла в точном их учёте не было: Тагор оказался прав в своей оценке численности "береговых пастухов" — не меньше пяти десятков в каждой лоханке. То есть полторы сотни мужиков против тридцати членов экипажа "Жемчужной раковины" и двенадцати пассажиров. Чем вооружены и защищены местные "флинты" ещё не разглядеть — оружия пока не видно, большая часть пиратов сейчас сосредоточенно, но без лишнего фанатизма работает вёслами. Гребут, как прокомментировал тузтец, вставший рядом со мной, грамотно: ровно с такой силой, чтобы успеть добраться до добычи прежде, чем задует "тикшал", но при этом не сильно вымотаться.

— Чего ругался с Кушмой? — интересуюсь у своего ручного "дикого гуся".

— Он вздумал требовать, чтобы твои люди не сопротивлялись "береговым пастухам" — усмехнулся одними губами Тагор.

— Его можно понять — говорю, а самого так и подмывает спросить: "Нам-то обязательно драться? Всё равно ведь не сдюжим против этой оравы".

Тузтец, словно прочитав мои мысли, добавил: "Я ответил ему, что позор для воинов и вождей сдаться без боя. Пусть берут в плен тех, кого пощадит судьба".

Я ничего не ответил, продолжая смотреть с тоской на приближающие пиратские лодки. Выбора особого нет: приказать сдаться своим людям — верная политическая смерть. А предстоящий бой с "береговыми пастухами" — с высокой вероятностью смерть физическая. Так, что извини, тэми, мне, кажется, придётся нарушить своё обещание вернуться….

До проклятых посудин с "работниками абордажной отрасли" всё меньше. Моряки, бросив бесполезную возню с парусным оснащением, попрятались кто куда. Не все впрочем — четверо прихватив топоры и клинки,