Самая страшная книга 2015 (сборник) - Галина Евдокимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глубоким вечером, когда свеча на аналое уже догорала, в окно возле самой постели заглянула луна, и на пол легли белые пятна.
Спать не хотелось, но я задул свечу, лег, силясь забыться. В бессоннице я обвинял лунный свет и даже попробовал найти что-нибудь, чем можно занавесить окно, но не нашел.
Я долго читал молитвы и наконец заснул.
Не помню, что я видел во сне, вероятно, что-то страшное, ибо вскоре в испуге проснулся от толчка в ребра. Продолжая лежать, я разглядывал келью. От напряжения казалось, что все предметы шевелятся.
Вдруг что-то мягкое сорвалось с подоконника и упало вниз. Через некоторое время я услышал шаги как будто животного и стон – не то звериный, не то человеческий…
– Человек или зверь, – воскликнул я, – повелеваю тебе именем Господа Иисуса Христа, скажи, кто ты.
За дверью послышался шорох, а потом голос. Кто-то тихонько запел.
Я задрожал всем телом, будто под ледяным дождем.
Голос звучал как из-под земли, но я узнал его…
Затем дверь медленно, бесшумно отворилась… и в комнату вплыла она…
В тусклом лунном свете, в платье, измазанном землей, стояла Франческа. Она поднимала руки, то ли подзывая, то ли указывая на меня.
– Франческа? – промолвил я одними губами, ибо горло сдавил ужас.
Та, что стояла передо мной, походила на Франческу, но не была ею. Она шагнула вперед. Ее лицо ушло из лунной полосы, и в темноте светились только глаза – желтые, дерзкие, зовущие, холодные, хищные… Глаза волчицы…
Привидение проплыло через всю комнату. Оно улыбнулось бледными губами и прошептало:
– Джозефе, где мой хелис? Верни мне хелис. Как же я спою тебе без него? Мука тяготит меня. Помоги мне сбросить этот груз. Коснись меня рукой. Ты прибежище моих наслаждений…
Прекрасное лицо искажала смертная мука, глаза смотрели на меня, но не видели, вместо улыбки – судорога трупной агонии. Она следила за мной невидящими глазами. Потом наклонилась и коснулась моих губ ледяными безжизненными губами.
Мы слились в чудовищном поцелуе.
Все исчезло в мучительном, ни с чем не сравнимом страдании…
…на рассвете меня разбудил протяжный звон монастырского колокола.
День прошел в неустанных молитвах о несчастной грешнице. Я не знал, каким богам поклонялась Франческа, но просил Господа спасения для нее…
Следующей ночи я ждал. И Франческа снова пришла.
Когда луна заглянула в окно, неодолимая сонливость заставила мои веки на время смежиться. Но когда сон начал туманить мне голову, каким-то чутьем я уловил, что Франческа где-то рядом. Послышался шорох платья, а потом тихое пение…
Я открыл глаза. Она стояла у порога. У меня едва хватило самообладания, чтобы не закричать.
– Любовь моя, – прошептала Франческа. – Ты мне дороже жизни и души! Тебя, одного тебя хочу!
Как ни пытался я отвести глаза, но ей все-таки удалось перехватить мой взгляд, связав нас прочной алой нитью. Я испытывал невыразимый душевный гнет. Ее желтые глаза – так мне почудилось – старались проникнуть в мои мысли. Я подчинился, не сделав даже попытки сопротивляться. Ее губы кривились в победной усмешке торжества.
Она медленно подплыла ко мне и наклонилась так низко, что я почувствовал могильный холод.
В смертельном порыве она вновь и вновь звала: «Приди ко мне!..»
…порывы страсти сменялись приступами панического ужаса…
Я снова умирал, испытывая непередаваемые страдания, словно все атомы моего тела поменяли взаимоотношения.
В глубине души трепетало жуткое желание, затаенная радость – войти в таинственный мир моей мертвой возлюбленной, отдаться запредельной любви навсегда.
Прошел еще день. Но дневные занятия не возвращали мне ясности сознания. Надо мной тяготел черный морок. Я понял, что только и жду ночи, страшась и желая появления Франчески. Ко мне вернулось мучительное томление страсти.
Я снова жаждал ее. Я знал, что она придет…
…Еще не начинало светать, и тьма казалась мертвой, когда на лестнице раздались шаги. Затем дверь бесшумно отворилась, и в комнату вплыла Франческа. В одной руке она держала воображаемую арфу, другой трогала струны.
– Джозефе! Где мой хелис?! Я жду…
В ушах зазвучали дикие арпеджио, и некуда было спрятаться от всепроникающих безжалостных звуков. Надо мной раскинулась тонкая сеть из огненных нитей.
Я понимал, что гибну. Утром мне едва хватило сил, чтобы подняться и выйти из дома послушников.
Меня не пугала мысль об адских муках, я лишь сожалел о том, что сжег хелис. Возможно, я смог бы откупиться… Теперь ее инструментом стал я сам. Она играла мною, она играла на мне, как на хелисе!
Я должен был умереть или снять проклятие. Разгоняя морок пламенем искренней веры, мучимый виной перед возлюбленной, я отправился на ее могилу и обрызгал святой водой невысокий холмик еще не успевшей затвердеть земли. Тотчас над ней поднялось белое облачко, в котором угадывались очертания обольстительного тела Франчески, и послышались ее тихие стоны. Она проплыла между могил мимо меня и исчезла…
Я задыхался и плакал.
В ту ночь Франческа пришла в последний раз. Я начал уже дремать, когда она влетела в окно на лунном луче. Черты лица блистали гибельной красотой, но… ее глазам уже открылись вечные муки.
– Что ты наделал, Джозефе! – крикнула она. – Иди же ко мне, любовь моя… Я люблю тебя, ты – жених мой!
Совершенно обессиленный, я сполз с ложа, а Франческа обволокла меня и страстно обнимала всю ночь.
Перед рассветом она низко наклонилась, коснулась ледяной рукой моей груди и, как мне показалось, вынула мое сердце…
…Очнулся я при ярком свете дня, совершенно разбитый то ли падением, то ли неистовой любовью моей мертвой суженой.
Я поднялся, мучимый жаждой и острой болью за грудиной, дотащился до монастырского колодца и долго пил. Вода горчила, как та, что омывает самое сердце земли – подземная, черная, холодная.
С тех пор душа моя иссохла. Томление страсти навсегда покинуло тело, а любовь – сердце. Ни одна, даже самая прекрасная женщина больше никогда не пробуждала во мне чувств. Я освободился от Франчески и… от всех земных желаний. Даже в музыке я вижу лишь воплощение чисел и ищу гармонии не земные, но небесные.
Карлино тяжело облокотился на стол и обхватил голову руками. Лицо его осунулось, глаза померкли. Он выглядел очень измученным и… старым.
Джованни д’Артузио потрясенно смотрел на учителя. Тот помолчал и продолжил, а вернее, завершил свою повесть:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});