Подвиг - Борис Лапин

— Возможно, но у нас, в Японии, русских женщин ценят за величину, но не за красоту.

— А знаете ли вы о дальнейшей судьбе дочери Гурьева?

— Нет.

— Сейчас она, должно быть, уже не молода. Она утешала в течение пятнадцати лет весь Харбин. Вы могли слыхать, что она жила с полковником Гуммертом, с доктором Кольбе, который был председателем Вольного демократического общества, с сыном фабриканта графа Татищева, пока тот не был объявлен несостоятельным. Потом ее увез Жгенти, и она была любовницей японского принца в Дайрене.

— Этому я не верю.

— Возможно, что я ошибся. Несколько лет назад у нее испортилось лицо, и она сделала пластическую операцию. Но неудачно. Представьте себе, неудачно. У нее образовалась неестественно натянутая кожа и странный нарост на переносице. И вот тогда она попала в руки господина Цза Бо из маньчжурского министерства.

— Я его знаю. Очень хороший человек.

— Он сумел ее выбить из общества в одну неделю. Ей перестали целовать руку, потом с ней перестали здороваться: он поселил ее со своим шантанным товарцем в один дом. Теперь она просто китайская девочка сорока лет. Оказывается, ей это и нужно было.

— Смирение русских женщин?

— Нет, она просто стала уставать. Возраст. Несколько месяцев назад я проходил по улице. Она остановила меня и сказала: «Штатский, хотите провести удачно ночь?» — и улыбнулась своей старой «улыбкой наверняка». Ну, я вспомнил, что всем нам, иностранцам, может быть, грозит такая же участь в Маньчжурии, и помог ей.

— Остроумная шутка!

— Дамочка еще сохранила многое, что в ней пленяло.

— Как идут дела вашей фирмы?

— Я хотел пожаловаться вам, господин Осюма. Создалось положение, как будто фирму вытесняют из Харбина.

— Что поделаешь. Явление общей депрессии.

— Нет, это направлено против иностранцев. Исследуйте это.

— Спасибо, я буду писать о явлениях общей экспортной депрессии.

— Я прошу вас, отметьте неправильное стеснение иностранных фирм.

— Спасибо, я с удовольствием напишу о депрессии.

— Чем вы заняты сейчас, господин Осюма?

— Я пишу книгу об азиатских племенах. Я утверждаю, что гольды, тунгусы, ламуты, орочены, удэ, якуты и сойоты — это осколки великой японской расы. У меня есть глава об исследовании снов, где я доказываю, что неразрывность их мышления совершенно идентична с графикой японских сновидений. Этим я окончательно установил теорию о японском материке.

— Это просто великолепно!

МАЛЬЧИК

Странную историю рассказали мне недавно. Трудно понять, чего в ней больше: грустного или смешного. Произошло это в маленьком японском городе.

Десятилетний мальчик, по прозванию Шпынек, возвращаясь из школы, забрался у себя во дворе в большую бочку, в которой не было воды.

«Хорошо было бы поиграть в адмирала и матросов. Опрокинутая бочка — настоящая подводная лодка», — подумал мальчик радостно — он мечтал поступить в военный флот.

Перевернув бочку, он стал на нее, как на адмиральский мостик, сделал по ней два больших корабельных шага, сложил руки трубой и загудел условное: «Додо-доуа», что обозначало на этом дворе: «Я вернулся из школы, приходите играть со мной».

На зов его вышел неповоротливый тихоня Митсу, держа в руке учебник начальной военной тактики для маловозрастных. Он поздоровался с играющим мальчиком и, сославшись на недосуг, вернулся домой. Другие дети играли в бейсбол на соседнем поле и не слышали сигнала.

— Нужно будет подтянуть команду, — проворчал мальчик и засунул от скуки два пальца в рот. Потом он проскакал на одной ноге по двору, подражая аисту, сделал два гимнастических упражнения на толстых балках у входа, вынул из кармана несколько засахаренных вишен и съел их.

Затем он повторил стихи, заданные сегодня на урок:

В Цуруге зимний вечер был,Холодным ветром с моря дуло,К Владивостоку крейсер плыл.Сверкали пушечные дула.

Продекламировав с завываниями и актерскими жестами, как его учил педагог, мальчик вынул со скуки перочинный ножик и, ковырнув мягкое от воды дерево, вырезал на дне купальной бочки несколько ничего не обозначавших фигур, похожих, по его мнению, на ученые иероглифы из книг для взрослых. Он сделал два надреза, соединил их чертой и запечатлел вокруг непонятный узор, состоящий из мелких извилистых линий, смутно напоминавших грубую полевую карту или следы древесного червячка.

В полдень в дом вернулась мать. Она шла с рынка. Впереди ее шагала служанка, сильная деревенская девушка в соломенных туфлях. Она несла плетенку, наполненную снедью: огородная петрушка, веники сушеных осьминогов, толченый рис для оладий и кусок австралийского масла.

Семья, в которой родился мальчик, была одной из мелких частиц, составляющих город. Она в течение многих лет тянулась из деревни, преодолевая великие препятствия, теряя на пути бабушек, теток, братьев, и достигла два года назад городской окраины.

Исчертив бочку и поскучав без товарищей на дворе, Шпынек снова убежал на улицу. Мать его не застала. Она занялась хозяйством и, позвав служанку, велела приготовить воду для вечернего купания господина Мито, ее мужа, который служил в магазине и всегда возвращался со смены усталый и потный.

Наклонившись с губкой над краем домашней бочки, служанка увидела странные знаки, вырезанные ножом на краю. Она крикнула:

— Госпожа, извините, что здесь такое?

Подошла недовольная хозяйка.

— Опять уронила синий кувшин, увалень?

— Посмотрите сюда, госпожа.

— Это не что иное, как бочка.

— Я боюсь, сударыня. Когда я уходила, ничего этого не было на дне.

Позвали сторожа, охраняющего Второй Лиственный переулок. Это был шестидесятилетний однорукий старик, ветеран японо-русской войны, получающий пенсию двенадцать раз в год; он посмотрел на резные обозначения, неизвестно откуда появившиеся на дворе, и решительно сказал:

— Будет плохо, уважаемая мамаша.

— Кто это сделал, солдат-сан? Здесь никого не было. Сын мой играет с детьми в бейсбол. Муж еще не вернулся. Я и прислуга посещали рынок.

— Вот как! Чужие не заходили, свои не сделали. Выходит, что духи, — сказал сторож с хитрым видом и скрылся за ворота.

Он весело шел по дороге, стуча палкой о фонарные столбы и улыбался. Свернув на соседний проспект, он окликал мужчин, попадавшихся ему навстречу.

— Слышали ли вы, во Втором Лиственном завелись чудеса! — кричал он и шел дальше, заглядывая в дома, багровые от вечернего света.

Совершив обход, он снова проходил по тем же улицам. Теперь история, рассказанная им, возвратилась к нему в тревожном и угрожающем виде. Слухи — эти скороходы улицы — уже сделали свое дело.

— Подозрительно!

— Опасное дело!

— Боюсь, что это только начало.

— Вероятно, тайное сообщество на приказчичьем дворе, — надо заявить.

После захода солнца из магазина пришел господин Мито. Он снял пиджак, крахмальное белье и галстук, выдаваемые фирмой на неделю, снял ботинки, надел домашнее кимоно и сразу стал важным и медленным главой семьи.

Во время обеда жена, подававшая ему чашки и тарелки, мимоходом сказала, что у них во дворе сегодня появились неизвестные письмена. Муж полюбопытствовал осмотреть их.

Не доев горячую лапшу, он подошел к бочке и с удивленным видом несколько минут ходил вокруг, всматриваясь в резные рисунки.

Может быть, это знак секты Желтых Странников? Здесь где-то шлялся их агитатор. Они любят писать таинственное. Возможно, что это реклама. Распространители ухитряются ставить свое клеймо на дне кухонных кастрюль. Впрочем, это не похоже на рекламу. A-а! Наверное, это развратная служанка дает знак своему любовнику, чтобы он приходил вечером. Деревенские штуки.

— Жена! — крикнул хозяин семейства. — Что делала наша служанка, когда я отсутствовал?

— Она ходила со мной на базар и не отлучалась ни на минуту. На этот раз она не виновата.

— Что делал мой сын, когда я отсутствовал?

— Он пришел из школы очень усталый. Им задают такие трудные уроки. Не знаю, о чем думают госпожи учительницы.

Из дверей соседнего дома, где жил тихоия Митсу, появился Шпынек. Он только что незаметно вылил бутылку уксуса в домашний аквариум соседей, у него был хитрый и довольный вид. Отец подозвал его и спросил:

— Что это за картинки ты нарисовал? — той безразличной скороговоркой, которой приказчик подсовывает девушке бракованный шелк, — он знал, что его сын будет запираться.

Но Шпынек был слишком хитер, чтобы поддаться на эту удочку. Он на минуту задумался и удивительно правдивым голосом ответил:

— Я все время играл в бейсбол на соседнем дворе. Я сделал большие успехи в этой игре. Папа, что за картинки, о которых ты меня спрашиваешь? — И он поглядел на отца искренним и честным взглядом послушного мальчика.