Этот русский рок-н-ролл - Александр Рыжков / Тарантино

чушь... К чужаку потянулись убогие со всех сторон, совали потные бумажки, слезливо ныли "за веру", попутно проклиная "злых через одного". Пришлось торопливо линять. Он и слинял.

Мужики, ходившие вокруг Шантар, поначалу сторонились Васи - не доверяли новой роже, мало ли... Привыкли только на финише сезона, завязали беседу, поручкались, понюхались... И поладили. Вот только рожа всё равно доставляла: раскосыми глазами на светлой коже и бородой. Бородищей! Чёрные кучеряшки туго росли по всему сурлу, путались, пробиваясь даже на висках. Ну точно леший! Поселковые бабы множили слухи, что Вася вовсе не босяк, а наоборот - пропискою москвич и бежал из Белокаменной от несчастной любви. А ещё, кадровица из конторы за рюмкой нашептала медсестре, что у смотрителя Шантар имеются МГУшные корки с отличием и пометка об учёной степени. Но рыбакам на это пох*р, им положить на красные дипломы. Куда важнее для рисковых был Васин путёвый характер: узкоглазый "Борода" языком не трепал, берега не терял, с головою дружил, не козлил... и то ладно.

Погодка радовала. К архипелагу ярусник подошёл без приключений. Ночевали уже на рейде. Барахло и тело ещё с вечера готовили к выгрузке, чтобы ничего не прощёлкать поутру. Носилки соорудили из куска брезента и вёсел тревожного шлюпа. Уработавшись, команда прожевала плов и разлеглась по койкам - на Байкале пробили дремотную склянку...

***

- Дай-ка посмотрю, - рыжий пи*дюк приложил кулаком под дых.

Пятиклассник сложился пополам, тамагочи выпал на песок...

Дело было в Калиновой балке у стального "Гулливера", весной девяносто седьмого. Логоневрозный шкет за неимением друзей придумал себе волшебные места. Только там приходили ответы на детские вопросы. И вообще - там всегда хорошо мечталось и думалось. Первое место - развалины летнего кинотеатра "Зелёный" в парке Щербакова. Второе - железный истукан в Калининском районе, сидящий на жопе посреди парка. Детская горка "Гулливер". Нужно было забраться на ржавое плечо, чтобы в голове сложились пазлы. Так бы вышло и тем разом, но в кармане коварно запиликали восемь бит. Маленький, визгливый тамагочи. Модную вещицу "за так" подогнал отцовский товарищ, променявший ложку сталевара на барсетку. Бывший работяга вымутил на мотодроме торговую точку, перетёр с кем надо и принялся банчить всякой мишурой: цыганскими крестами, китайскими куклами, радужными пружинками. Потом поднялся и перешёл на цифровые приблуды.

- Эй, пацанчик, у тебя пейджер?

Их было двое. Стоявший сбоку бугаёк пытался было пнуть, но промахнулся и выхватил подачу первым - его рожа просто просилась под правую руку. Потом юркий мальчишка увернулся и наотмашь отбился от рыжего, левой раскровянив тому нос.

- Ах ты паскуда! Русланчик, бегом ко мне! Кто его сюда привёл?! Сыночка, уйди от нищеброда!!! - голосила дебелая мамаша.

Тогда с "Гулливером" пришлось попрощаться до зимы, пока не раскулачили толстого папашу - рыжий ходил в сыновьях у козырного коммерса. Такое оно, детство девяностых... Отучило пацанёнка верить улыбкам на продажу, доверять угодливым. Приучило смотреть под ноги: жить стало не то, чтобы скучно, пресно что ли... С малолетства его тянуло Домой.

***

- Мёртвые сраму не имут? Ёжишься, как девка с целкой, - Вася пеленал тело Индейца. - Ты же каждый день бубнишь о том, что умер, а стыдишься, как живой. Ну так что, Харона отпускаем, или как, а? Покойный барин заскучали?

- Коннотация не та... У фразы другие смыслы, - лежащий на спине рывком повернулся на бок. - Скука не про меня. Сука... Не заскучал, а заждался.

Пошёл пятый месяц пребывания на Прокофьеве. Зима решила полютовать напослед, заморозив ледяными торосами скалы на месте возможной высадки с воды. Сюда ещё до холодов подошёл ярусник и, бросив якорь, выгрузил Индейца. Тело затащили наверх по тайной тропе, за которую не зацепится глазу палубных пассажиров. Пристать на другой стороне острова - дохлый номер, там не протиснуться и в штиль. Официально скромная по размеру суша значилась на бумаге безлюдной. Редкие люди гнездились на соседнем, самом большом из островов. Он так и назывался - Большой. Там снимали фильмы, туда привозили туристов. Прокофьева же, дикую земельку, обходили на катерах стороной, фоткали суровую красоту, не приближаясь: двадцать девять квадратных километров на отшибе громоздились неприступным дотом. Об одиноком смотрителе вспоминали, пожимая плечами: "На кой нужен метеоролог, если на Большом уже есть, на хрена он там? Чего делать в этой глуши? Разве что охранять, но не медведей же...". Головастые мужики, побывавшие у Васи в гостях, осторожно помалкивали: за глухим забором аккуратного жилища торчали конструктивы необычных антенн и спутниковых тарелок, невидимые с моря. Посвящённые связисты предположили, что бородатый никакой не метеоролог, а служит в системе ВКС и что лучше вообще об этом не пи*деть.

- А ты здесь вроде как звездочёт... Или не совсем? - однажды полюбопытничал Игнат.

- А ты с какой целью интересуешься? Или как там у вас? - парировал Вася.

***

"Ему можно. Его бы орденком наградить! От этого паренька профита вышло больше, чем от всего нашего генштаба. Перее*ал порядок по-своему, красава! Стольких вражин угандонил! Орденок, а может, и звезда героя! Никак не меньше! Посмертно, конечно", - примерно так заканчивалась первая бутылка для Дёни, когда доводилось бухать у Мухи.

Служба внешней разведки притормозила активность, отправив по отпускам пол-управления. Генералы засели по дачам, наблюдая новый мир через экран и ох*евая от результатов индейского full-down.

Тотальное обрушение долларовой системы, помимо укрепления рублей-реалов-юаней-песо бесповоротно изменило денежную суть. Когда-то, на заре новейших времён, банковские билеты обеспечивались только золотом - единственно возможной мерой накоплений. На