Звезда Любви - Юлия Леонова

— Купите, барышня, — улыбнулась ей молодец, стоявший за лотком. — Таких платков во всей округе не сыщите, отец из самого Нижнего привозит.

Сняв перчатку, княгиня провела рукой по тончайшей шелковистой шерсти.

— Почем? — усмехнулся Шеховской.

— Для Вас, барин, двести, — тотчас весело отозвался продавец.

Павел расплатился не глядя, и тончайшая шаль перекочевала из рук торговца к нему. Накинув ее на плечи жены, Поль улыбнулся.

— Вот теперь ты у меня на молоденькую купчиху похожа, — рассмеялся он. — Самое время блинов поесть да чаю выпить из блюдца, как ты когда-то хотела.

Подхватив ее под руку, он двинулся дальше. Неожиданно прямо перед ними как из-под земли выросла цыганка.

— Позолоти ручку, красавица! Всю правду скажу, — кланяясь Юленьке, пропела она.

Шеховской хотел было отогнать ее, но Жюли, положив руку на его плечо, остановила его. Скинув муфту и стянув тонкие перчатки, она доверчиво протянула руку этой дочери свободного племени, возраст которой на глаз невозможно было определить. Цыганка чуть повернула ее ладошку и внимательно вгляделась в сплетение линий.

— Большая беда тебя ждет, красавица, — мрачно изрекла она. — Одна останешься. Тьма окружит тебя, разум твой будет пребывать в смятении, в спячке, а когда пробудится…

Юля ощутила, как холодеет сердце в страшном предчувствии.

— Довольно! — прервал мрачное пророчество Павел, глядя как смертельная бледность разливается по лицу его жены. — Прочь пошла! — бросил он ей в ладонь мелкую монету.

— А ты, князь, зла на меня не держи, я и сама не рада, когда такое вижу — невесело усмехнулась цыганка. — Тебя-то самого тоже лихие денечки ожидают. Ох, и далеко тебя судьбинушка забросит, еще проклинать ее будешь! — безнадежно махнув рукой, она повернулась и заспешила прочь, оставив молодых в полной растерянности.

— Бред! — зло бросил Шеховской. — Не слушай ее! Сама не ведает, что говорит.

Юленька покачала головой, отгоняя пригрезившееся страшное видение: то ли мутная тьма, то ли сизый туман клубится вокруг, куда ни кинь взгляд, и чьи-то зловещие тени скользят в этой полутьме, протягивая к ней руки со скрюченными пальцами, будто сама смерть за ней пришла.

Не спалось ночью молодой княгине. Не давало ей покоя мрачное пророчество цыганки. Отдернув тяжелую бархатную портьеру, Юленька встала около окна. И зачем Павел оборвал вещунью, не дал сказать, чего ей еще от жизни ждать? Какая потеря ей грозит? Взгляд ее скользнул по освещенной призрачным светом луны комнате и задержался на светловолосой голове супруга, что покоилась на мягкой пуховой подушке. Ледяной дланью страха сжало сердце. Сглотнув ком в горле, Юля метнулась к постели, обхватила его за плечи и разрыдалась вдруг, ибо открылся ей неожиданно весь страшный смысл пророчества. Павел тотчас проснулся, не понимая со сна, что происходит, но крепко обнял зашедшуюся в слезах жену.

— Обещай мне, что не оставишь меня! — прошептала она сквозь слезы, с надеждой заглядывая в любимые глаза.

— Обещаю, — поглаживая ее по спине, отозвался Шеховской, силясь понять причину ее страхов. Жюли еще долго всхлипывала в его объятьях, отчаянно цепляясь за него, пока не заснула.

Закончилась Масленица, наступил Великий пост, и не особо набожная до того Юленька вдруг зачастила в небольшую сельскую церквушку. Часами простаивала она под образами, беззвучно шевеля губами, просила милости не так для себя, как для своего супруга.

Воротившись однажды домой из церкви, Жюли увидела у крыльца роскошный дорожный экипаж Шеховских, на зиму поставленный на полозья. Великолепная карета была почти доверху забрызгана грязью — снег уже местами подтаял, но не настолько, чтобы решиться путешествовать на колесах. Подавив тяжелый вздох, девушка поднялась на крыльцо, где ее едва не сбил с ног лакей, выбежавший из дверей, чтобы забрать остававшийся в карете багаж. Из столицы приехал князь Николай Матвеевич, и дворня сбилась с ног, стараясь угодить хозяину имения. Все вокруг пришло в движение, каждый был занят каким-то делом, вчера еще сонный дом стал похож на растревоженный муравейник. Раздраженная этой бестолковой, как ей казалось, сутолокою, Юля прошла в свои комнаты. Разболелась голова — то ли от поднятого шума, то ли от аромата ладана, которым насквозь была пропитана маленькая церквушка, она прилегла и сама не заметила, как задремала, пробудившись только к обеду.

Вечером вся семья собралась за ужином в небольшой уютной столовой. Старый князь был непривычно мрачен и замкнут, и все за столом также притихли. После ужина он пригласил сына в кабинет для приватного разговора. Юленька, терзаемая дурными предчувствиями, поднялась в свою спальню, где с помощью горничной приготовилась ко сну. Отпустив девушку, она села перед зеркалом и, упершись подбородком в сложенные на туалетном столике руки, приготовилась ждать мужа, да так и задремала.

Проснулась она от того, что словно бы плыла по воздуху. Испугавшись, попыталась шевельнуться, но тотчас услышала знакомый голос:

— Тише, тише! И как только ты со стула не упала? — прошептал Павел, укладывая жену в кровать.

Шеховской прилег рядом, но не потянулся к ней, как обычно, не обнял, а закинув руки за голову, вытянулся на спине и уставился на голубой бархат балдахина над головой. Юля тут же ощутила владевшее им беспокойство: все тело его было как натянутая струна, казалось, тронь — и зазвенит. Павел молчал, и она тоже не решалась начать разговор, понимая, что пока он сам не решится поделиться с ней всем, что тревожит, и слова от него не добьешься.

— Придется мне в столицу воротиться, — тихо начал он.

— Когда? — спросила она.

— Прямо поутру и поеду, — отозвался Павел, поворачиваясь к ней и обнимая одной рукой.

— Возьми меня с собой, — стараясь унять дрожь в голосе и сдержать предательские слезы, что так и норовили выкатиться из-под ресниц, попросила Юленька.

Поль, приподнявшись на локте и внимательно глядя ей в лицо, отрицательно качнул головой:

— Дороги нынче совсем развезло, ни карета, ни возок не пройдут. Я верхом поеду.

— Так и я верхом, — попыталась уговорить его молодая княгиня.

— Нет, Жюли! Тебе эти тридцать верст всей сотней покажутся. Вот придет весна, подсохнет дорога, тогда и приедешь, — ласково улыбаясь ей, ответил муж.

— К чему спешка такая? — обиженно просила Юленька. — Ведь тебе отпуск, почитай, до самой Пасхи дали.

— Есть у меня дела, со службой не связанные, — помрачнел Шеховской, откидываясь на подушки, — но тебе о том знать не надобно.

Князь уехал рано, только рассвело, пока пригревавшее уж совсем по-весеннему солнышко не успело еще растопить подмерзшую за ночь жидкую грязь, в которую превратились все окрестные дороги, надеясь без помех одолеть хотя бы половину пути.