<4D6963726F736F667420576F7264202D20D4E8EDCFEEF0F2C0F0F2F3F02DD2EEEAE8EE2E646F63> - Admin

офицер попросил провести его по поврежденным отсекам для составления ведомости

ремонтных работ. Я долго водил его по кораблю. Тем временем пришло телеграфом через

Циндао разрешение на итернирование нашего броненосца. Причем, всвязи с тяжелыми

повреждениями корабля, нам всем было приказано оставаться на борту. Вечером спустили

флаг. На следующий день разразился шторм, но в закрытой гавани «Сисой» выдержал его

сравнительно безболезненно. Затем выгружали в береговой арсенал остатки боезапаса и

оружия, замки с пушек и прочее имущество.

Через два дня, после интенсивного обмена телеграммами, решилась судьба наших

броненосцев-крейсеров. По указанию Петербурга, «Ослябя» и «Победа» тоже разоружилсь.

Но некоторые из их офицеров во главе с командиром «Осляби», отбыли в Порт-Артур по

приказу наместника. Они ушли той же ночью на истребителях, конвоировавших нас до Вэй

Хай Вея. По-видимому, на флоте была большая убыль в командных кадрах. Нас это решение

уже не коснулось. Поскольку командир «Победы», раненый в бою осколком в руку,

чувствовал себя неважно, а вскоре и вообще слег в местный госпиталь с неожиданным

приступом лихорадки, Мануил Васильевич остался старшим начальником над всеми

интернированными российскими кораблями.

Потекли длинные однообразные дни. Вей Хай Вей - не полноценная английская база, а

только угольная станция и не имел дока, поэтому подводные пробоины на наших кораблях

сначала заделывали с помощью водолазов, затем пришел нанятый американский

спасательный буксир и заделка пробоин пошла быстрее. Наконец удалось откачать воду из

носовых отсеков и «Сисой» всплыл.

Но мы были не одиноки. Японские корабли стояли у другого берега бухты. Они, как

оказалось, тоже были слишком повреждены, чтоб дойти до Чемульпо и по протесту

командиров наших кораблей, должны были или в течение 24-х часов разоружиться, или выйти

в море. Несмотря на всю приязнь английской администрации к японцам, провести ремонт

кораблей в 24 часа было немыслимо, и японцы, после долгих сношений по телеграфу с Токио,

также вынуждены были разоружиться. Только два их дестроера ушли под покровом ночной

темноты, не открывая огней. Если верить англичанам, то на одном из них находился в

бессознательном состоянии раненый командующий японского флота, адмирал Того.

Резонно опасаясь столкновений между экипажами кораблей воюющих стран на берегу,

английская администрация установила определенные дни схода на берег для русских моряков

и другие для японцев. Причем разрешалось отпускать на берег не более 20 человек команды в

день. Стычек, таким образом, удалось избежать, хотя о большем количестве увольнений и

думать не приходилось – слишком велик был объем ремонтных работ, который мы вели как

своими силами, так и с помощью рабочих и мастеров двух законтрактованных английских

фирм. Дела шли вполне споро. При этом, нужно честно признать, никакой неприязненности

между нами и англичанами не было. Работу свою они делали на совесть и весьма быстро. Мне

же удалось подсмотреть у них несколько оригинальных технологических решений.

Уже через пять дней после подписания мира, 4-го марта, за нами пришли «Три

Святителя» и «Пересвет», а с ними, на всякий случай, буксиры «Силач» и «Русь». Вскоре в их

сопровождении, отдав салют британскому флагу, наши броненосцы пошли своим ходом во

Владивосток, где, как мы уже знали, ждала нас торжественная встреча. Японские же корабли

так и остались стоять в Вэй Хай Вее…

Флот под флагом адмирала Всеволода Федоровича Руднева салютовал нам как героям,

что многих, в том числе и нашего командира, растрогало до слез. Боевые корабли стояли в

Золотом Роге на бочках в двух длинных колоннах, а мы проходили между ними на

назначенные нам места напротив флагманских броненосцев – «Александра» и «Цесаревича»,

на котором держал флаг командующий. Кульминацией стало вручение Рудневым на мостиках

«Святителей» и «Победы» их командирам Веницкому и Зацаренному контр-адмиральских

погон. Наш командир тогда адмиралом не стал, но получил Владимира с мечами и Золотое

Георгиевское оружие «За храбрость». Многие офицеры и нижние чины наших трех

броненосцев были так же награждены орденами и георгиевскими крестами, а памятные

медали за сражение у Шантунга получили все. Что греха таить, после интернирования,

которое в нашем понимании легло пятном на замечательную победу, одержанную флотом у

Шантунга, мы ждали совсем другого приема.

И как же жаль, все-таки, что не удалось нам вместе со всеми поучаствовать в славном

деле под Токио! Но, в который уже раз перебирая в памяти события боя и обстоятельства,

приведшие нас в Вэй Хай Вей, могу сказать со всей определенностью – до Дальнего, или тем

более до Порт-Артура, броненосец наш довести было практически невозможно. То же

справедливо отнести и к «Ослябе» с «Победой»…

Еще через две недели, после того как отшумели все торжества, связанные с победным

окончанием войны и прибытием к нам в гости германской эскадры, проходившие в

высочайшем присутствии двух императоров, я был назначен старшим минным офицером на

«Ретвизан». Мой предшественник уходил на Черное море с повышением, оставляя после себя

вполне налаженное, если не сказать идеальное, хозяйство. Само это назначение стало для

меня сюрпризом, тем более, что на этом броненосце держал свой флаг мой дорогой отец.

Из реальной истории Порт-Артурской иконы Божией Матери "Торжество

Пресвятой Богородицы"

В декабре 1903-го года в Киево-Печерскую Лавру пришел седовласый старец-матрос из

Бессарабской губернии - один из последних живых участников Севастопольской обороны. На

груди его светил серебром Георгиевский крест. Воин сражался под начальством Нахимова,

был ранен, чудом остался жив... И вот, во исполнение данного обета, пришел поклониться

мощам угодников Печерских. Он рассказал о чудесном видении, которого удостоился.

В одну из ночей старик был разбужен необычайным шумом. Он увидел Божию Матерь,

окруженную ангелами во главе с Архистратигом Михаилом и Архангелом Гавриилом.

Богородица стояла на берегу морского залива спиною к воде. В руках - белый плат с голубой

каймой, посреди которого был изображен Нерукотворный Лик Спасителя. Одета она была в

синий хитон, покрытый одеянием коричневого цвета. На берегу залива в тумане был виден

город в огне; на этот город и был обращен взор Владычицы, благословляющей его образом.

Над головою Ее в облаках ослепительного света ангелы держали корону, увенчанную другою

короной из двух перекрещивающихся радуг. Наверху короны был крест. Выше на престоле

славы восседал Господь Саваоф, окруженный ослепительным сиянием, по которому были

видны слова: "Да будет едино стадо и един Пастырь". Богородица попирала стопами

обоюдоострый обнаженный меч.

Потрясенный старик испытал сильнейшее смущение. Матерь Божия, ободрив его,

сказала: "России предстоит очень скоро тяжелая война на берегах далекого моря, и многие

скорби ожидают ее. Изготовь образ, точно изображающий Мое явление, и отправь его в Порт-

Артур. Если икона Моя утвердится в стенах города, то Православие восторжествует над

язычеством и русское воинство получит победу, помощь и покровительство". Ослепительный

свет озарил комнату, и видение исчезло.

В Лавре богомольцы рассказывали достаточно разных историй о "чудесах", и рассказ

севастопольца вызвал настороженное отношение. Но прошло чуть более месяца, и о явлении

Божией Матери заговорили по всей России. В ночь на 26-е января 1904-го года нападением

японских миноносцев на русские корабли в Порт-Артуре началась Русско-японская война.

Вспомнив о повелении Божией Матери, в Киеве начали сбор средств. Уже в первый день

число жертвователей достигло нескольких сотен, и было решено - дабы соблюсти между

жертвователями равенство, в дальнейшем принимать от каждого лица ровно по пять копеек.

Когда количество жертвенных пятаков достигло 10.000, сбор был прекращен. Написание

образа доверили известному киевскому живописцу П.Ф. Штронде. Художник отказался от

гонорара, и пожертвования были потрачены только на необходимые материалы.

Работа продолжалась около четырех недель, и почти все время возле художника