Потрясающий мужчина - Ева Геллер

Зазвонил телефон. Я нашла весьма примечательным, что звонила именно Таня.

— Привет, Таня, — обрадовался Руфус. Потом сказал: — Ах, как жалко. Ты плохо себя чувствуешь? — Очевидно, чувствовала она себя не так уж плохо, потому что вслед за этим Руфус сообщил: — Виола как раз у меня, фотографирует мою квартиру.

На это Таня ответила ему долгой тирадой. Я тем временем успела установить свой штатив.

— Снять тебя тоже? — прошептала я Руфусу, благоговейно внимавшему Тане.

— Да, — кивнул Руфус и улыбнулся для фото. Со своей нелепо сросшейся бровью и торчащими в разные стороны бородой и усами, на фоне шкафа с динозаврами он выглядел довольно трогательно. Как живое ископаемое.

Таня все говорила. Руфус молча кивал. Я сфотографировала оставшуюся часть комнаты. Помимо шкафа, все остальное было отмечено печатью безликой безвкусицы, ничего не говорившей о хозяине. Это был скорее кабинет, чем жилая комната. На одной стене — две полки со старыми папками — очевидно, документация отеля за последние десятилетия. На ковре нежно-зеленого цвета стояли темно-зеленый диван, два серых кресла и черный стол.

Руфус закруглил свой разговор.

— Ну ладно, звони, — сказал он на прощание. — У Тани нет желания идти сегодня готовить, она говорит, ей и так дурно, — пояснил он мне.

Если бы она любила Руфуса, подумала я, несмотря ни на что пошла бы на курсы, лишь бы увидеть его. И если бы Руфус любил Таню, то отправился бы не на курсы, а навестить ее. Или, может, их отношения еще не зашли так далеко? Поскольку больше о Тане Руфус не распространялся, промолчала и я. Может, у них все иначе.

Мне надо было еще сфотографировать кухню. Посередине стояла подставка для сушки белья. Оранжевыми прищепками были прикреплены какие-то розовато-коричневатые и серовато-розовые тряпочки, похожие на пылесборники. Неужели коммерческий директор сам стирает мешочки от пылесосов? Мне стало не по себе от этой неожиданной мелочной экономности. Посмотрев внимательнее, я оторопела: это никакие не мешочки, а трусы! Мне с большим трудом удалось сделать вид, что трусы, похожие на мешочки от пылесосов, самая естественная вещь в мире. Я хотела их тоже запечатлеть, иначе мне никто бы не поверил, что такие трусы носят некоторые мужчины. Но Руфус сказал: если бы он знал, что я буду сегодня фотографировать его квартиру, он бы прибрался — и, к моему сожалению, выдворил сушилку за дверь. Чувствовалось, что на эти вещи он смотрит просто и, похоже, других проблем с трусами у него не было!

Уходя, я еще раз взглянула в коридоре на трусы. Они были чистые, но я представила, что собираюсь переспать с мужчиной, а он вдруг возникает передо мной, облаченный только в мешочек от пылесоса!

57

На курсах в эту пятницу мы готовили гуляш, картошку в мундире и салат из зелени. Феликс делал спагетти со сложным томатно-сливочно-пряным соусом. В прошлый раз он объявил Кароле, что хочет поупражняться в этом, поскольку его дочь находит, что соусы ее матери лучше.

Нас было только семеро, поэтому Руфус готовил с Михаэлем и шутником Вольфрамом, а я с Винфридом и Вольфгангом. Рекордно быстро я нарезала кубиками наши луковицы — этим мое участие в приготовлении гуляша и ограничилось: все остальное Вольфганг взял на себя. Винфрид был занят тем, что мешал на сковородке нарезанное сало и обжаривал куски гуляша, а потом отправился с Михаэлем на перекур. Мне было поручено сварить картошку в мундире. Поскольку я обожаю картошку в мундире со сливочным маслом, я подробно узнала у Каролы все, что меня интересовало. Она объяснила, что предпочтительнее брать не рассыпчатую картошку, и вкуснее всего, конечно, молодая. Воду солить не нужно, потому что соль все равно не проникает сквозь кожуру. Но можно срезать одну полоску с кожуры, тогда в этом месте соль пройдет. Удобнее брать картофелины одинаковой величины, тогда они доходят одновременно, и не надо каждую для пробы тыкать вилкой. Треск с задней плиты оборвал нашу картофельную беседу. Мы обернулись. У плиты стоял Феликс и ломал пучок длинных итальянских спагетти, при этом множество обломков летело на пол.

— Зачем ты это делаешь? — удивилась Карола.

— Моей дочке очень нравится, как я ломаю спагетти, — с гордостью пояснил Феликс и с видом супермена еще раз переломил пучок. — Кроме того, иначе они не входят в кастрюлю.

— Потом подметешь макароны. Веник в шкафу. — Взбешенная Карола вылетела из кухни. Феликс задвинул макароны ногой под плиту.

Без четверти девять Вольфганг вышел на школьный двор, чтобы пригласить Винфрида и Михаэля к столу.

Само собой разумеется, наш гуляш — вернее, гуляш Вольфганга — был отличным. Его салат из зелени тоже. Не подкачала и моя картошка в мундире, дошедшая через двадцать минут. Гуляш Руфуса и Вольфрама тоже был в порядке, правда, они в него переложили перца.

Когда Феликс поставил на стол спагетти, Карола пришла в ужас:

— Как ты их делал?

Разломанные макароны слиплись в комок, который оставалось разве что только резать ножом. Феликс пояснил, что такими они получаются не всегда, а только изредка, все зависит от качества макарон.

— Иногда и от воды, — пошутил Вольфрам.

— Ты, пожалуй, прав, — сказала Карола. — Вода кипела, когда ты опускал в нее спагетти?

Может, и кипела, он не обратил внимания.

— Почему же ты не знаешь, кипела вода или нет? Как узнать, что вода закипела?

— Когда засвистит свисток на чайнике. — Это, конечно, опять пошутил Вольфрам.

С чайником-то нет проблемы, оправдывался Феликс, но когда в кастрюле много макарон, то пузырьки на дне, по которым узнают, кипит ли вода, трудно разглядеть.

Карола объяснила, что макароны — в отличие от картошки — всегда кладут в кипящую воду. И кипящую воду распознают не по пузырькам на дне кастрюли, а по большим пузырям, бурлящим до самой поверхности.

Феликс упрямо утверждал, что его дочке больше нравятся слипшиеся макароны, кусками их легче накалывать на вилку. Его соус с комками тоже был явно рассчитан на вкус его дочки, так что все отказались его пробовать.

Я не стала рассказывать Бенедикту, что мы учились кипятить воду. Но уже в понедельник мы с Руфусом приготовили на кухне в гостинице бифштексы с картошкой в мундире. Хотя ни он, ни я на курсах не делали бифштексов, оба остались весьма довольны результатом.

Вечером, без чего-то шесть, в отель зашла Таня — якобы совершенно случайно. Она была у ювелира, которого обнаружила здесь поблизости. Так вот у этого ювелира не только очень красивые драгоценности, но и сам он на редкость приятный человек. Таня отдала ему в ремонт кольцо, на котором вот уже много лет не хватает одного камушка. Мы сидели в мягких креслах за перегородкой господина Хеддериха. Руфус пил пиво, Таня заказала себе «пикколо» [3], которое Руфус тотчас же притащил с кухни, а я пила кофе. Вдоволь нахваливши чрезвычайно милого ювелира, Таня надолго замолчала.