Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто? Кто там?
Голос был молодой, женский и почему-то испуганный. Будь это днем, Михаил мог назваться кем угодно – почтальоном, сотрудником газовой станции или агентом Госстраха. Но в это время суток такой ответ мог вызвать звонок в милицию, поэтому Ахилло вздохнул, заранее сочувствуя неизвестной за дверью, и громко произнес: «Откройте! НКВД!»
Ответом было молчание. Наконец, тот же голос, но уже дрожащий от ужаса, проговорил:
– Папа уехал… Я одна!
– Открывайте!
Дверь отворилась, и Михаил невольно усмехнулся. Девчушке было лет пятнадцать. Легкая белая рубашка, пижамные штаны, тапочки на босу ногу… Похоже, она как раз собиралась ложиться спать.
– Можно войти?
Девушка кивнула, испуганные глаза уже успели наполниться слезами…
Переступив порог, Ахилло очутился в длинном коридоре, слабо освещенном небольшой настенной лампой. Слева с потолка свисали лыжи, справа лежали весла от байдарки. Девушка не двигалась, заворожено глядя на капитана. Михаил вдруг понял, что каждая лишняя секунда неизвестности доставляет маленькой хозяйке невыносимую боль.
– У тебя цепочка есть?
Вновь последовал кивок. Девчушка даже не удивилась, страх заслонял все.
– В подобных случаях надо вставлять цепочку и спрашивать удостоверение. Вот, смотри, удостоверение выглядит так…
Он развернул документ, дав хозяйке ознакомиться, а затем снял шляпу и повесил ее на крючок.
– Мне… собираться? – тихо проговорила девушка. – Или вы за папой? Но он в командировке…
В голосе по-прежнему был страх и безропотная покорность. Михаил не первый раз входил в чужие квартиры без приглашения, но только сейчас понял, что ощущают в этот момент люди.
– Давай знакомиться! Я – капитан Ахилло. Зовут Михаилом.
– Шагова Нина Петровна…
– Ты в квартире одна?
– Да, гражданин капитан…
Михаил вздохнул. Кажется, он начал не с того.
– Нина! Я никого не собираюсь арестовывать. Ни тебя, ни твоего папу! Ты меня поняла? Я здесь совсем по другой причине…
Страх не уходил – девушка все еще не верила.
– Я разденусь…
Михаил повесил пальто, мельком взглянул на себя в зеркало и проследовал в большую комнату, где стоял старый диван и два глубоких кресла. Подойдя к окну, он увидел то, что его сразу же устроило: весь двор, тротуар возле подъездов и даже детскую площадку. Девушка, ни говоря ни слова, стояла в дверях.
– Вот что, Нина, я выполняю секретное задание. Мне надо просидеть здесь всю ночь. Ты ложись спать и ни о чем не беспокойся. Утром я уйду, а ты никому ничего не будешь рассказывать. Поняла?
Кажется, до гражданки Шаговой что-то начало доходить. В глазах появилось любопытство.
– Значит… Гражданин капитан, вы тут будете всю ночь сидеть…
– И смотреть на звезды. Не надо называть меня по званию, и тем более «гражданином». Меня зовут Михаил, запомнила? Да, если можно, покажи мне кухню и дай чистую кастрюлю, ночью я подогрею молоко…
Кухня была продемонстрирована, равно как и кастрюля. Михаилу было предложено сразу несколько штук на выбор, одна другой краше. Попутно капитан убедился, что семья Шаговых жила небедно – Нина вдвоем с отцом занимала большую трехкомнатную квартиру, в кухне был газ и даже горячая вода. Правда, все это не могло дать главного – спокойствия. Обитателям таких квартир было еще страшнее по ночам, чем жителям убогих коммуналок.
Ахилло сел в кресло, поставил рядом портфель и пожелал Нине спокойной ночи. Теперь можно заняться биноклем. Пристроив изделие Карла Цейса поудобнее, Михаил чуть не присвистнул: двор был словно на ладони. Земля, асфальт, детские грибки – все переливалось неярким зеленоватым светом, словно под лучами Луны. Подарок оказался даже лучше, чем думалось. Теперь можно было положить бинокль рядом и спокойно наблюдать, ожидая ночных визитеров. Вероятность удачи была невелика, но капитану почему-то казалось, что ему должно повезти. Все совпадало: дом, таинственная черная машина, очередная волна арестов… Сегодня Седой не останется без работы!
Постепенно глаза привыкли к темноте, и двор перестал казаться черным колодцем. К тому же, возле подъездов горели фонари, и можно было заметить каждого, кто шел по тротуару. Но Михаила не интересовали одинокие прохожие. Он ждал машину, в крайнем случае – группу людей с вещами. Вот тут и должен помочь бинокль…
Первую машину он увидел уже через несколько минут. Едва ли это был Седой – слишком рано, но капитан решил проверить немецкую оптику. Он приложил бинокль к глазам: пожилая пара не спеша выходила из автомобиля, шофер заботливо придерживал дверцу. Вероятно, какой-то большой начальник возвращался с супругой из гостей, а может, из театра.
– Михаил, извините…
Ахилло оглянулся: девушка вновь стояла в дверях. Она уже успела переодеться, вместо пижамы на ней оказалось платье, да и волосы были теперь куда в большем порядке.
– Не спится, Нина?
– Я так рано и не ложусь. Легла почитать, а тут вы позвонили…
– Лежа читать вредно, – Михаил опустил бинокль. – Если хочешь, садись рядом, но учти – в полночь отправлю спать.
– Я уже не маленькая! – в голосе была обида. Кажется, девушка успокоилась и теперь не прочь поболтать.
…По тротуару прошли четверо – трое мужчин и женщина, похоже, компания, возвращавшаяся с вечеринки. Дошли до угла, после чего разделились: двое мужчин вернулись назад, а парочка, помахав на прощание, повернула в сторону набережной. Дальше можно было не смотреть.
– Молоко сейчас будете? Вам нагреть?
Михаил извлек из портфеля бутылку и протянул Нине:
– Составишь компанию?
– Да я вообще-то молока не пью…
И вновь в голосе – легкая обида. Очевидно, Нина восприняла это как намек: дети пьют молоко, взрослые – кое-что покрепче. Ахилло невольно улыбнулся.
Пока молоко подогревалось, у одного из подъездов остановились еще два автомобиля, оба одновременно. Вновь знакомая картина: шофер, придерживающий дверцу, немолодая пара. Только теперь в одной из машин была еще и юная девица в меховой шубке. Итак, и эти вернулись домой…
Ахилло прикинул, что сегодня суббота, значит многие из обитателей правительственного дома могли быть в гостях, в театре или на концерте. Итак, в этот час Седой не появится – будет ждать, пока во дворе станет пусто и тихо…
– Вам с сахаром? – Нина появилась внезапно, неся большую дымящуюся чашку.
– «С медом», – хотел было ответить Михаил, но вовремя сдержался. Подобная просьба попахивала использованием служебного положения в личных целях. Оставалось поблагодарить, положить три ложки сахара и приняться за привычное с детства лечение. Молоко приятно согревало, и Ахилло начал вспоминать слышанную когда-то пословицу о том, что пить молоко после вина – яд, а до – лекарство. Впрочем в подобной последовательности он не был твердо уверен.
Двор, наконец, опустел. Приближалась полночь, окна громадного дома гасли одно за другим, законопослушные граждане укладывались спать. Михаилу представилось, что таинственный Седой тоже смотри в окно, ожидая условленного часа. Интересно, есть ли у него семья? Ведь должен он как-то объяснять свои ночные странствия? Наверное, скрывать такое трудно. А ведь в случае ареста пострадают все, совершеннолетних будут судить за соучастие, а тех, кому нет 16-ти, отправят в спецраспределитель. Мысль об этом сразу же испортила настроение. Вспомнилось Перевальное, хозяйка уютного дома, амфора, стоявшая у кухонного окна. Теперь там висят сургучные печати, а скоро новый хозяин выбросит все, чем гордился покойный Семен, как ненужный хлам…
– Может, вам лекарство дать? – девушка успела удобно устроиться в соседнем кресле и, похоже, начала скучать.
– А? Нет, не надо. Нина, уже поздно, тебе пора спать.
Ответа не было. Ахилло решил не настаивать. Пусть гражданка Шагова понаблюдает за поимкой врагов народа. Все-таки – небольшая компенсация за беспокойство…
– Нина, а ты почему испугалась?
Вопрос вырвался сам собой, хотя ответ был очевиден. Но иногда интереснее не что отвечают, а как.
– Ну, так ведь… – осторожное пожатие плеч. – Время сейчас такое… Сложное…
– А какое? – наивно поинтересовался Ахилло. Сам он на подобную провокацию рубанул бы с плеча: «Как сказал товарищ Сталин, классовая борьба по мере продвижения к социализму усиливается…»
– Ну… Товарищ Сталин сказал… На февральско-мартовском… То есть, на историческом февральско-мартовском пленуме, что по мере продвижения к социализму классовая борьба ужесточается…
Михаил едва удержался, чтобы не рассмеяться.
– Так ты одна с отцом живешь?
– Да. Мама умерла в прошлом году, а брат сейчас служит на Дальнем Востоке, он летчик. Хотела пригласить одноклассницу, чтобы у нас пожила, но…
Ахилло понял. Осторожный папа наверняка не разрешил.
– Папа твой – большой начальник?
– Наверное…
Расспрашивать дальше Михаил не стал, хотя этот «большой начальник» вполне мог быть связан с Седым. Мысль показалась вполне разумной. Обитатели Дома на Набережной неплохо знают друг друга, многие из них – партийцы с дореволюционным стажем и опытом подполья…