Под Южным крестом - Луи Буссенар

— Извольте, если вам так хочется. Очень рад доставить вам удовольствие. Я в восторге от приема, который вы мне оказали. Там, у ворот, меня хотели алебардой… или чем-то в этом роде… Конечно, то были не вы, а желтолицые малайцы. Ну, да и им хорошо от меня досталось. Будут помнить… А здесь мне подносят хлеб и цветы. Приятный символ. Очень приятный. Жаль, что это только символ, а мне очень хочется есть. Страсть как хочется… Ну, что-нибудь дадут потом. Небось и ты проголодался, «дедушка», а? И ты, Мео?

Тем временем цветок лотоса и хлеб быстро переходили из рук в руки. Когда последний солдат дотронулся до таинственных знаков, офицер скомандовал по-английски: «На плечо! .. Справа, слева заходи! », и Фрикэ вместе со свитою окружила двойная шеренга солдат. Забил барабан, зазвенела туземная труба, и странный кортеж тихо двинулся по улице.

«Дедушка» и Мео шли довольно спокойно, несмотря на воинственный шум кругом них. «Дедушка» тяжело выступал своей вихляющей походкой, изумленно поглядывая по сторонам и по временам громко фукая то на барабан, то на трубу. Фрикэ всякий раз успокаивал его взглядом. Мео вел себя, на удивление, еще лучше. Размахивая пестрым хвостом и поводя ушами в такт мерному военному шагу солдат, он шел как ни в чем не бывало.

Все шло как нельзя лучше, и Фрикэ радовался благоприятному повороту дела, как вдруг обстоятельства переменились. Отряд проходил малайским кварталом, направляясь к дворцу.

Парижанин, не зная, что лотос и хлеб означали близкое восстание, думал, в простоте души, что его ведет в полковые казармы. Все его мысли сводились лишь к тому, чтобы отведать хотя бы солдатского пайка. Сипаи приняли его с почетом, и это его нисколько не удивляло. «Быть может, они догадались, что я путешественник, — думал он, — много видел и могу кое-что порассказать». Ему не пришло в голову, что здесь кроется недоразумение, ошибка.

Сипаев встречают резкими криками. В них начинают кидать чем попало. Командир велит сомкнуться и приготовить оружие.

— Вот тебе раз! — бормочет Фрикэ. — Видно, военных здесь не очень любят. Однако это уже не похоже на шутку. Сначала кидали кочерыжками, а теперь в нас летят булыжники. А терпеливы эти индусы, хотя по их лицам видно, что они далеко не трусы.

Раздается выстрел. Один сипай падает. В рядах слышен звук взводимых курков. Два индуса берут раненого товарища на руки и уносят в середину отряда. Фрикэ подбегает, хватает его ружье и кричит:

— Я на его место. Будем друг за друга стоять!

На улице поднимается беспорядочная стрельба. Обыватели, пользуясь случаем сорвать злобу на ненавистных наемниках, разряжают как попало свои допотопные кремневые пистолеты. Фитильные ружья чихают и сыплют на сипаев смехотворные пули, безвредные, как горох.

В общей сложности получается очень много шуму и очень мало толку. Но вот командир подает знак. Раздается дружный залп из английских карабинов, улица заволакивается густым дымом. Стены домов дрожат, и гул далеко прокатывается вдоль по каналам. Лодки останавливаются, поворачивают назад, и малайцы спасаются бегством с обычной храбростью. Слышны отчаянные крики. Ответный залп сипаев, видимо, привел нападающих в замешательство.

Из рядов индусов выходит каждый третий; индус бросается в какой-нибудь дом и через минуту выходит оттуда, смеясь дьявольским смехом. Из домов вырываются клубы дыма. Крики усиливаются. Жители, задыхаясь, пытаются выбежать из горящих домов. Тщетная попытка. Индусы в упор расстреливают всех, без учета пола и возраста. Деревянные дома горят, как бумага. Вся длинная улица охвачена пламенем. Сипаи быстро уходят вперед, оставляя за собою огненное море. Горнисты трубят изо всех сил. Трещат барабаны.

Фрикэ, целый и невредимый, ускоряет шаги, пытаясь успокоить Мео, у которого пуля задела кончик уха.

По толпе сипаев пробегает гул восторга.

Европеец, повелевающий зверями, юноша с первым пушком над губой, вырастает в их глазах до гигантских размеров. Он не только укротил зверей, он полностью подчинил их своей воле, и самый свирепый из них служит ему, как раб, повинуясь взгляду.

Хотя Фрикэ и не понимал слов, но был польщен знаками почтения, которое ему оказывали. В его голове успел зародиться план, как с помощью сипаев отыскать друзей и Бланш.

Сипаи составляли почетный караул парижанина. Шествие приблизилось к дворцу, который гордо возвышался в конце улицы.

Тем временем трусливый магараджа дрожал всем телом и умолял тех из приближенных, на чью верность он мог еще рассчитывать, защитить его от мятежников. Шум, внезапно раздавшийся возле самого дворца, довершил ужас тирана, десять лет угнетавшего несчастных малайцев.

Но приближенные сами растерялись. Хладнокровие сохранил только первый министр. Он зовет малайскую гвардию, расставляет часовых, раздает оружие и боевые патроны. Но, взглянув в окно, он видит сипаев, которые быстро приближаются к дворцу, стреляя в народ. В его голове мелькает подозрение.

— Беги, государь! .. Измена! .. Спасайся скорее! ..

— Ты лжешь, собака! — кричит тиран, скрежеща зубами, и выстрелом из пистолета убивает верного министра.

За этим взрывом бешенства наступает полнейший упадок духа. Магараджа бормочет в беспамятстве:

— Гассан! .. Где Гассан? .. Позовите Гассана! ..

— Он скоро придет, — рычит ему в ответ человек в изодранной, окровавленной одежде.

Внезапное появление этого человека леденит ужасом гнусного тирана, который кричит коснеющим языком:

— Иривальти! .. Пощади! ..

Это был действительно Иривальти, выросший из-под земли, точно призрак.

Он подскакивает к магарадже, хватает его за бороду и ударом ятагана сносит ему голову с плеч.

— Ко мне, друзья, ко мне! — кричит неумолимый палач. — Тиран убит! Да здравствует магараджа Гассан!

Но брамин поторопился торжествовать победу. Малайцы, наполняющие дворец, несмотря на охвативший их ужас, отлично понимают, какие последствия будет иметь воцарение мнимого араба. Они не принадлежат к заговору. Им ничего не обещано. Они чувствуют, что их счастливые дни прошли. В них говорит инстинкт самосохранения.

Иривальти понимает, что сделал ошибку. Он пришел во дворец потайным ходом, думая, что заговорщики во дворце. Он не понимает, каким образом бунт начался без этой предварительной меры. Ему неизвестно, что бунт вызван исключительно появлением Фрикэ. Малайцы бросаются на него и убивают.

Индусы после отчаянного сопротивления занимают дворец. Они разбегаются по бесчисленным залам и коридорам, наполняя их дикими криками. Фрикэ дерется отчаянно и, бросив ружье, рубит саблей налево и направо. Он первый врывается в тронный зал, за ним «дедушка», размахивающий своей страшной дубиной, за «дедушкой» Мео, терзающий малайцев страшными лапами.