Под Южным крестом - Луи Буссенар

— Нечего зубы-то заговаривать! — вполголоса сказал Пьер де Галь, ни к кому не обращаясь. — Ступай-ка, молодец, убирайся отсюда подобру-поздорову.

— То, что вы задумали, бессмысленно, — продолжал парламентер. — Будь с вами даяки со всего острова, и то вы не имели бы успеха. Магараджа силен, войска у него много, и оно уже двинулось на вас…

— К чему вы это говорите? — спросил Андрэ.

— К тому, что почетный плен лучше бесполезного убийства. Сдавайтесь.

— С условием, — гордо сказал Андрэ. — Позвольте даякам беспрепятственно удалиться, а нам пусть будет гарантирована жизнь.

— Вы в нашей власти, а сами диктуете условия.

— Разве мы в вашей власти? У нас есть порох, мы можем устроить взрыв и, кроме того…

— Нет, зачем же, — живо перебил его парламентер. — Мне приказано доставить вас живыми на суд магараджи, который вместе с английским резидентом решит вашу участь.

— Что за историю он нам рассказывает? — спросил удивленный доктор.

— Сам не понимаю, — отвечал ему тихо Андрэ. — Здесь какое-то недоразумение, должно быть. Впрочем, вмешательство английского резидента будет для нас надлежащей гарантией.

— Вы согласны? — спросил парламентер.

— Даяки будут свободны?

— Будут.

— А нам будет оставлено оружие?

— Будет.

— Чем вы можете поручиться?

— Клятвою на священном коране пророка.

— Хорошо. Еще один вопрос. Зачем нам нужно явиться к английскому резиденту?

— Для объяснения по трем обвинениям: в морском разбое, в захвате корабля «Конкордия» и в убийстве баронета сэра Гарри Паркера, брата лабонанского губернатора.

Через неделю Андрэ Делькур, доктор Ламперриер, Пьер де Галь и Князек под многочисленным караулом прибыли в столицу магараджи. Их привели, не лишая оружия, в роскошный дворец в центре города, окруженный индусскими и малайскими солдатами. Затем их ввели в огромный зал, в конце которого было устроено возвышение, богато задрапированное дорогими тканями. На возвышении сидел человек, весь закутанный в белую одежду, с огромной чалмою на голове. Вокруг возвышения, почтительно вытянувшись, стояли телохранители, вооруженные английскими карабинами. Европейцы поискали глазами английского резидента и невольно вздрогнули, убедившись, что его здесь нет.

Неужели парламентер их обманул? Неужели они останутся беззащитными перед этим магараджей, которого они не могли даже рассмотреть хорошенько и который сидел перед ними развалясь и беспечно курил длинную турецкую трубку?

— Господин Андрэ, — тихо сказал Пьер де Галь, — а мы, ведь, кажется, того… попались.

В эту минуту в огромном зале раздался чрезвычайно странный крик, какого, вероятно, ни в одном дворце никогда не слыхали. Это был резкий, протяжный, насмешливый крик, как кричат в Париже уличные мальчишки. Графически этот крик можно изобразить так:

— П-и-и-и-у-у-у-фюить.

ГЛАВА XIII

Угрозы бандита. — Узница и страж. — Бунт в городе. — Сборище нечестивых. — Арсенал заговорщиков. — Вперед! .. — Ставка главаря кораблекрушителей. — Муки Тантала. — Магараджа умер… Да здравствует магараджа! — Кто советник? — Встреча обносившегося путника с малайским чиновником. — Новые подвиги парижского гамэна. — Битва, выигранная Фрикэ, тигром и обезьяной. — Мео, пиль! ..

Читатель, вероятно, помнит, что разговор мисс Бланш с Боскареном был внезапно прерван ужасным шумом, поднявшимся на улицах города. Это происшествие произвело на каждого из собеседников совершенно разное впечатление.

Свеженькое личико девушки осветилось нескрываемою радостью, а бледное лицо бандита позеленело и исказилось от ярости и тревоги.

Для пленницы этот шум мог предвещать освобождение, а для ее тюремщика — как знать? — быть может, час расплаты за все. Он одним пружком подскочил к двери и ударил в подвешенный над нею китайский гонг. Раздался звон, и одновременно приподнялись две портьеры; из-за одной выглянула женщина, из-за другой — мужчина.

Мужчина — рослый араб, с тонкими, сухими, но чрезвычайно крепкими руками и ногами, гордым лицом и свирепым взглядом черных, как уголь, глаз. В руках у него был огромный блестящий ятаган с богатою резьбою, а за поясом пара кремневых пистолетов с коралловыми украшениями на рукоятке.

Женщина — высокая, здоровая мулатка с очень смуглым лицом и ярко-красными губами. Одежда ее, по малайскому обычаю, состояла из богатого саронга. Густые черные волосы пышными волнами падали по плечам, выбиваясь из-под легкого шелкового покрывала. Она подошла к девушке и встала между нею и арабом, окинув последнего огненным взглядом. Араб замер, как бронзовая статуя, и молча ждал с ятаганом в руке, что скажет его повелитель.

— Али!

— Повелитель?

— Ты очень мне предан?

— Я твой раб. Говори.

— Сколько у тебя людей?

— Тридцать человек.

— Надежных?

— И неустрашимых.

— Готовых умереть по первому моему знаку?

— Готовых на все ради человека, отмеченного милостью Аллаха.

— Ты головой отвечаешь за эту молодую девушку.

— Головой отвечаю.

— Защищай ее до последней капли крови.

— Буду защищать.

— Убивай всякого, кто подойдет к ее дому.

— Клянусь тебе в этом!

— Хорошо. Да будет с тобою Аллах! Слушайте, мисс, слушайте внимательно, что я вам скажу. У нас ожидаются важные события. Я могу пасть в предстоящей борьбе, потому что не ожидал ее так скоро. Эти крики, это смятение означают, что город охвачен бунтом.

— Какое мне до этого дело? Меня нисколько не интересуют бандиты, которым вы продали свою душу.

— Мисс! ..

— Милостивый государь! ..

— Ради Бога, скажите мне одно слово. Только одно. Я не хочу умирать, я останусь жив. Но не считайте меня таким, как вы сейчас сказали. Я не низкий честолюбец и, тем более, не преступник. Только великие замыслы заставили меня принять известные меры, в которых нет ничего бесчестного. Завтра я буду магараджей Борнео… Слышите, мисс, магараджей, то есть султаном. У меня будет трон… Хотите разделить его со мною?

— Никогда! — звонким голосом отвечала Бланш.

Боскарен вскрикнул от бешенства, сказал что-то по-арабски Али и вышел, прохрипев задыхающимся голосом:

— Или со мной, или в могилу!

Вся энергия бедной девушки угасла, как только исчез ее мучитель. Она нервно задрожала, из груди вырвалось долго сдерживаемое рыдание, и несчастная Бланш залилась горькими слезами, без сил упав на грудь преданной мулатки.

Последняя, хлопоча около госпожи, сердито напустилась на араба, забросав его гневными словами на своем живом и образном языке. Араб остался, впрочем, совершенно невозмутим. К счастью, нервный припадок продолжался недолго, и молодая девушка скоро овладела собой и ушла в комнаты.