Новые приключения парижанина - Луи Буссенар

Луи Буссенар

НОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПАРИЖАНИНА

Часть первая

В СТРАНЕ КАННИБАЛОВ

ГЛАВА 1

Явление. — Тотор, Меринос и слон. — Африканское гостеприимство. — Острые зубы. — Как друзья оказались в Африке. — Негры племени томба.

Раненный стрелою в голову слон встал на задние ноги и замер, точно бронзовый монумент. А затем неожиданно ринулся вперед…

При виде исполинского чудовища, так неудачно раненного вождем Амабой, негры в панике бросились врассыпную.

Сын Амабы, высокий, могучий — настоящая статуя из черного мрамора, — попытался заслонить собой отца.

Серая громада неумолимо надвигалась на охотников. Ора-Ито (так звали юношу) ловко отскочил назад, по-прежнему прикрывая отца. Однако зверь оказался проворнее. Один удар бивнями — и тело несчастного беспомощно повисло, точно на крюке мясника.

Амаба в ужасе торопливо пытался вновь натянуть тетиву и пустить стрелу, но тщетно. Ора-Ито не спасти…

Внезапно, откуда ни возьмись, грянул выстрел.

Пуля попала слону в самое уязвимое место — между глазом и ухом. Гигант покачнулся, отступил назад и, не удержавшись на ногах, рухнул замертво.

Ора-Ито был спасен.

Из лесной чащи на поляну вышли двое мужчин. У одного в руке еще дымился винчестер.

— Готово! — воскликнул первый.

— Красивый выстрел! — отозвался второй.

Неизвестные были белокожи и совсем еще молоды. Один чисто выбрит, бледен, скуласт.

Другой — стрелок — носил усики и кучерявую бородку.

На обоих запыленные охотничьи куртки, гетры и холщовые фуражки.

Здесь, в дебрях Центральной Африки, они казались обыкновенными туристами, что налегке вернулись из долины Сен-Дени[1] после охоты на воробьев. Ора-Ито и вождь Амаба подбежали к своим спасителям, пали ниц и обвили сильными руками их колени, так что те едва не упали. Остальные воины, убедившись, что опасность миновала, вышли из укрытий и столпились вокруг, шумно переговариваясь и оживленно жестикулируя.

— Ладно! Ладно! К чему столько шума?

— У-a! У-а!

— Да, да, понимаю! Это означает, что мы добрые малые и оказали вам огромную услугу! Но душить-то нас за это не надо. Да поднимайся же ты, обезьянья порода!

Сказанное относилось к вождю. Среди прочих его выделял головной убор — связка перьев в густо смазанных пальмовым маслом волосах. Поскольку Амаба даже не шевельнулся, один из белых схватил его за плечо и — ап! — одним движением поставил на ноги.

Вождь, сутуловатый, грузноватый, но еще полный сил немолодой негр, и его сын, великолепно сложенный юноша, который все время держался рядом, вместе составляли прекрасную пару. Единственное, что, пожалуй, портило картину, — некрасивые, даже безобразные лица: черные, с вывернутыми губами и приплюснутыми носами. А от пурпурно-огненной боевой раскраски так прямо в дрожь кидало. К тому же физиономии эти внушили бы еще меньше доверия, если бы их обладатели обнажили обточенные и чрезвычайно острые зубы.

Впрочем, дольше разглядывать новых знакомцев друзьям не пришлось.

Амаба издал гортанный крик.

Десятка два чернокожих набросились на неподвижную слоновью тушу и с неимоверной быстротой принялись разделывать ее.

Каждый кусок мяса завернули в пальмовые листья и перевязали лианами.

Амабе достались два огромных бивня, которые он тут же торжественно преподнес чужестранцам.

— Здо́рово! Прямо как после большой охоты, когда ногу отдают самой красивой женщине. Эй, Меринос! Ты тут ни при чем. Самая красивая — это я!

— Твое право, Тотор! Ты убил зверя.

Тем временем Амаба и его сын тараторили без умолку. Европейцы ничего не понимали и лишь растерянно моргали в ответ.

— Послушай, Меринос! Сдается мне, они нас куда-то приглашают…

— В гости зовут… Подумать только: дикари, а туда же! Уж эти мне китайские церемонии!

— А ты их зубы видал?

— Крошечные острия пилы!

— И это тебе ни о чем не говорит?

— Намекаешь на то, что кушают они не только бананы?

— Именно! Похоже, нас не хотят отпускать. Они, несомненно, нам признательны, но на свой каннибальский лад… В благодарность нас проглотят. Видали мы таких!

Между тем приглашали все настойчивее. Уродливые физиономии расплывались в подобострастных улыбках, что придавало неграм и вовсе отвратительный вид.

В конце концов гостей осторожно подтолкнули вперед.

— Идем же, черт побери! — сказал Тотор. — Мы здесь для того, чтобы все увидеть, даже если придется испить эту чашу до дна. Да, да, о нежный шимпанзе моего сердца, идем! — добавил он, обращаясь к вождю.

Тот удовлетворенно тряхнул перьями на голове.

В самом деле, дикари, казалось, все поняли и приветствовали это решение пронзительными криками, будто сотня кошек разом скребла когтями о сотню оконных стекол.

Вождь обнял героя дня, Тотора, Ора-Ито взял под руку Мериноса, и процессия двинулась в путь.

Тотор! Меринос! Что ожидало их в стране чернокожих, которые — и мы можем теперь в этом признаться — были самыми что ни на есть настоящими людоедами, чьи селения затерялись среди первозданной природы где-то между Французским Конго[2], озером Чад и немецким Камеруном?[3]

Тотор! Сын Виктора Гюйона, Фрике, парижанина, чьи путешествия по свету наделали так много шума[4]. Сын героя, и сам герой, достойный отца и истоптавший уже оба полушария! Силен, горяч, да и добрая шутка у него всегда наготове.

Меринос — друг Гюйона и всего-навсего сын миллиардера. Его отец, американец Сидней Стоун, — король шерсти. Погрязшего в роскоши, тщеславного и недалекого молодого человека Тотор «обтесал» и приобщил к упоительной жизни путешественника. Меринос познал голод, жажду и лишения австралийских пустынь и болот, выйдя из всех переделок закаленным, сильным и почти таким же неунывающим, как его спутник.

Но что искали они в забытой Богом и цивилизацией Африке?

О! Это целая история… короткая и такая понятная.

У Мериноса, то есть сэра Гарри Стоуна, была сестра Нелли, очаровательная, отважная, умная американка. Любительница приключений, она прошла через все испытания, выпавшие на долю двух друзей. Нет ничего удивительного в том, что Тотор страстно полюбил смелую до дерзости, преданную и к тому же очень красивую девушку. И, несмотря на то что она наследовала многомиллионное состояние, а у Тотора не было ни гроша за душой, его это нисколько не смущало. Молодой человек находил, что любовь его вполне естественна. К тому же в сердце девушки пробудилось ответное чувство.