Не гаси свет - Бернар Миньер

К полудню они так и не нашли ни ее, ни Маркуса. Штайнмайер не отвечала на звонки. Что-то было не так. Сигналы тревоги в мозгу сыщика звучали все громче.

— Что будем делать? — спросил по телефону Больё. Воистину, это был его любимый вопрос!

— У меня есть ее номер — сказал Мартен. — Сделай срочный запрос… «Угроза жизни человека». Следователя предупредим потом. Позвони Левеку, он всех знает, поможет ускорить дело. Скажешь, что это моя просьба.

— Держи меня в курсе.

Сервас нервничал. Точнее, был уже на взводе. Он надеялся, что Левек сэкономит им драгоценное время — у него, как у аналитика, были особые отношения со всеми тремя операторами. Deveryware специализируется на геолокации смартфонов, и полиция купила у этой компании программное обеспечение. Оператор пошлет координаты, Deveryware предоставит Левеку доступ через Интернет к картографическому порталу, и тот сможет отслеживать перемещения телефона Кристины в режиме «нон-стоп». Это займет от тридцати до сорока пяти минут — если удастся нажать на нужные кнопки. Майор не питал особых надежд: если Штайнмайер в городе, придется проверять сотни, а то и тысячи адресов. Все проверить не удастся. Остается одно — молиться, чтобы сигнал обнаружился «на природе», по одному из известных ему адресов: Фонтен, Жеральд, Корделия…

Сервас посмотрел на дверь. Ну все, плевать на правила! Он вставил гвоздодер между створкой и косяком и надавил. Раздался треск, замок поддался, и дверь распахнулась.

— Кристина? — позвал полицейский.

Ответа он не дождался, а войдя в гостиную, тут же увидел его: телефон Кристины…

Зазвонил его собственный мобильный. Сыщик ответил.

— Она дома, — сказал Больё. — Или где-то рядом. Они локализовали номер.

— Нет, не дома, — ответил Сервас. — Здесь только ее телефон.

Он вдруг все понял. Такое уже случалось. Она исчезает. Все идет не по плану. Земля уходит из-под ног. Он ее потерял. По своей вине. Нельзя было оставлять Кристину одну.

Электронный адрес и номер банковской карты на сайте отеля завели его в тупик, как и список клиентов, потерявших ключ от номера. Коробки, в которых ему присылали «наводки», оказались ширпотребом: тот, кто стоял за всем этим, умел заметать следы.

Мартен закрыл глаза, крепко зажмурился, глубоко вздохнул…

И проклял себя.

Он знал, что больше не увидит эту женщину живой.

39. Могила

По обеим сторонам дороги росли платаны. Деревья на мгновение выныривали из тумана и тут же исчезали, подобно сновидениям, которые растворяются в воздухе, как только мы просыпаемся.

Мир замер — как умер. Небо, земля, туман стали одного — неопределенного — цвета. Все звуки стихли: она слышала только шорох шин по мокрому асфальту и собственное дыхание. Другая дорога, еще один перекресток, большой ржавый крест на каменном постаменте… Она сбросила скорость и успела заметить ворону, клюющую падаль у подножия креста. Женщина нажала на педаль акселератора — сильнее, чем следовало в гололед на повороте, — и почувствовала, что задние колеса превращаются в коньки. Машину занесло. Руль вправо, влево. Только не тормози… Убери ногу с педали. Не делай резких движений. Контроль восстановлен. Уф…

Сердце билось о стенки грудной клетки, как мяч для игры в сквош, посланный рукой сильного игрока. Дыши, все уже в порядке… Шины снова надежно цепляются за дорогу.

Пульс успокоился не сразу. Отопление на этот раз работало исправно, и Штайнмайер, почувствовав, что ее лоб и подмышки взмокли от пота, снизила обороты. В тумане раскаркались невидимые вороны. Под вязом с оголившимися на зиму ветвями, в маленькой нише, стояла небольшая статуя Мадонны: чья-то богохульная рука пририсовала ей вызывающе непристойные груди и обвела черным угольком глаза. «Похожа на Корделию…» — подумалось журналистке, и неожиданная аналогия заставила ее вздрогнуть.

Она подумала о полицейском, который у нее ночевал. Сервас. Он показался ей надежным человеком, она хотела довериться ему, но Лео объяснил, что в сложившихся обстоятельствах у этого сыщика — будь он трижды профессионал и честнейший человек! — нет улик и доказательств вины ее врага, поэтому ни один судья не откроет дела и не выдаст ордер на предварительное задержание. Сервас наверняка осознаёт ситуацию, но он не может позволить им творить самосуд. Для Кристины же вопрос стоит иначе: кто кого, она или ее мучитель… Никакой альтернативы: уравнение с двумя неизвестными.

Она вспомнила о Максе-Хорхе, чей труп сейчас лежит в городском морге Тулузы, и ярость затуманила ее мозг.

Желтый дом в тумане…

GPS не подвел. Это здесь. Она сбросила скорость.

Маленький уединенный дом без всяких затей. Сад за решетчатой оградой, собачья будка, навес под высокой «облысевшей» сосной… Вокруг — запаханные на зиму поля, «припудренные» туманом. Ворота открыты.

Женщина въехала на гравиевую дорожку, выключила мотор и разложила по карманам электрошокер и баллончик, после чего вышла. Влажный холод сразу прохватил ее до костей. В воздухе пахло гарью, свежевскопанной землей и коровами. Она подошла к крыльцу.

— Здравствуй, Кристина, — голос был ей знаком.

Она резко повернулась, выбросив вперед кулак с электрошокером.

— Ну-ну, тише, тише… Ты же не собираешься снова пустить его в ход? Одного раза мне вполне хватило. — Маркус сидел на корточках в будке, почти касаясь макушкой крыши, и лицо было наполовину скрыто в тени. Черный глазок пистолета смотрел Кристине в грудь.

— Выбрось их, пожалуйста, — сказал мужчина, а затем вылез из будки, разогнулся и потянулся, скривив лицо. — Должен сказать, ты здорово меня отделала…

Маркус был одет в толстовку с изображением чернокожего рэпера Лила Уэйна. Он дохромал до Штайнмайер, поднял голову и… влепил ей пощечину. Она покачнулась, отступила на шаг, коснулась ладонью горящей щеки и почему-то подумала о том, какая они нелепая парочка: коротышка Маркус и дылда Корделия.

— Это за мои колени, — объяснил мужчина как ни в чем не бывало и кивнул на дом. — Не питай иллюзий, никто тебе не поможет: ставни открыл я — хозяева в отпуске.

Затем он подошел еще ближе, чтобы обыскать ее.

— Не думала, что так получится? Ничего страшного… Сделаем все по-моему, если не возражаешь… Легавых я хочу видеть не больше, чем ты. Где твой телефон?

— На пассажирском сиденье.

Коротышка обошел машину, открыл дверцу, достал телефон и раздавил его каблуком, как крысу. «Дорогущие сапоги, из змеиной кожи, — машинально отметила про себя Кристина. — А каблуки — не меньше восьми сантиметров…»

— Ладно, поехали. Садись за руль, — велел ей Маркус.

В машине он сделал один короткий звонок: «Она у меня…» — и потом минут тридцать «работал штурманом», командуя: «Направо… налево… теперь прямо…» Они выехали на длинную прямую дорогу, напоминавшую туннель под платанами, чьи узловатые ветви были похожи на арки и нервюры собора. Вдалеке, в серой дымке, виднелся размытый силуэт дома. Он медленно выплывал из тумана — почти кубический, трехэтажный, с высокими окнами. Несмотря на простоту формы, выглядел дом очень импозантно: толстые стены, двойные каминные трубы на каждом из углов, слуховые окошки вровень с землей над подвальным этажом — наверняка просторным, глубоким и очень темным. Этот дом, в отличие от предыдущего, пережил века; он был свидетелем рождений и смертей многих поколений, целых семей, ему было ведомо множество секретов. Машины возле него журналистка не заметила, но метрах в десяти от дома стоял гараж под крышей из металлического шифера.

— Мы на месте, — сказал Маркус.

Дверь открылась в тот самый момент, когда они вышли из машины, и на пороге появилась высокая стройная женщина. Кристина была уверена, что они никогда не встречались, но по какой-то непостижимой причине лицо хозяйки дома было ей знакомо. Штайнмайер встретилась взглядом с коротышкой, и тот указал пистолетом на крыльцо в три ступени. Стоящая на ней женщина улыбалась.

— Кто вы? Где Дениза? — спросила журналистка.

Улыбка незнакомки стала еще шире. Она плотнее запахнула шаль на широких плечах и сказала:

— Здравствуй, Кристина. Наконец-то мы встретились.

Из глубины дома на волю вырвалась музыка. Мадемуазель Штайнмайер вздрогнула.

Сопрано, «вокализы в тумане».

Опера…

Коридор. Бесконечный проход, ведущий на кухню — просторную, оборудованную по последнему слову техники. Странный контраст с коридором, забитым старой мебелью и картинами.

Туман приникал к окнам, но свет нигде не горел. Опера… Музыка разносилась по дому, голос взлетал, падал и снова взлетал, как паруса под ветром. Кристине казалось, что звуки проникают через кожу прямо ей в кровь.