Иван Кондарев - Эмилиян Станев

— Собака говорит — зависит от палки, а я — зависит от скандала. Чем больше дубин обрушится на наши головы, тем скорей мы придем к власти, — засмеялся молодой человек.

Он оставил отцовскую контору в заметно улучшившемся настроении; особенное облегчение доставило ему решение пожертвовать солидную сумму вдове Пармакова — так он в какой-то мере чувствовал себя менее виновным в смерти пристава. «Старик прав. Что касается следствия, тут надо умыть руки», — думал он. И, чтобы немного развлечься, направился к городскому казино, где каждый вечер собиралась его компания.

В семье Джупуновых считали каждый истраченный грош, но на личную жизнь никто не обращал никакого внимания. Никто не имел права отдаваться своим чувствам и влечениям, особенно если это мешало благополучию и интересам семьи. На любое проявление чувств принято было смотреть презрительно, ласка встречалась насмешками. Неприличным считалось заглядывать другому в душу и еще более неприличным — говорить нежности. Когда кто-нибудь надолго уезжал из дому, никто не позволял себе ни слез, ни сердечных слов. Даже уходя на фронт, братья не обнялись с матерью на прощанье. Душевности боялись как огня и жестоко осмеивали любую слабость.

Джупуновы много и хорошо ели, прилично одевались, были здоровы, общее благосостояние росло — чего еще можно было желать? Жизнь в доме текла по давно установленному порядку, и к любому его нарушению относились очень сурово. Так поступили и с Костадином. После скандала перестали упоминать о нем, о Христине, об их ежедневных встречах. Старуха и Манол молчали, отчего остальные тоже не решались об этом заговаривать. Все ждали, что Костадин поймет бессмысленность своего увлечения, но с каждым днем становилось яснее, что спокойствие и прочность семьи находятся под угрозой.

Джупунка не переставала сокрушаться, глядя, как ее младший сын трудится наравне с работником на заднем дворе, словно он здесь не хозяин, а слуга. Надежда женить его на внучке хаджи Драгана рухнула. Манол запретил какие бы то ни было дальнейшие попытки сватовства, и старуха, хоть и не совсем смирившись, вынуждена была отказаться от своих планов. Ее глубоко запавшие глаза мрачно горели, из худой груди то и дело вырывались тяжелые вздохи. Она набрасывалась на работу, надеясь забыться и уйти от тревожных мыслей. Поведение Манола раздражало ее все больше. Джупунка знала, что Костадин перед женитьбой непременно потребует раздела, и не могла понять, почему Манол ничего не предпринимает. Она только надеялась, что старший сын принял какое-то решение и выжидает удобного момента. Однажды она подслушала, как Костадин спрашивал у Райны, не приезжал ли к ним в его отсутствие Тодор Мирян. Старуха поняла, что Костадин следит за каждым шагом брата. Занятая своими тревогами, она совсем было упустила из виду мельницу. А ведь из-за нее-то сыновья и поссорились! И зачем нужно Манолу именно сейчас снова заводить речь об этой мельнице? Только дразнит брата. Узнав, что Мирян тянет с подписанием договора, старуха понадеялась было, что из этого ничего не выйдет. Но после разговора Костадина с Рай ной ей пришло в голову, что Манол собирается подписать договор втайне от брата и вложить в мельницу все их деньги. Тогда Костадин не сможет отделиться и волей-неволей будет вынужден довольно долго ждать, а это помешает его женитьбе. Джупунке казалось, что она угадала намерения старшего сына, но это ее не успокоило. А вдруг эта мельница их разорит? Как ни страшен был раздел, банкротство страшило старуху еще больше. Этим не раз пугал ее Костадин. И во всем виновата она, бонда рева дочка. Ведь с весны, когда сын потерял голову из-за этой девчонки, в доме все и пошло наперекосяк. С тяжелым сердцем ожидала Джупунка развязки, пыталась угадать, когда Костадин назначит день помолвки, строила планы, как ему помешать, и не находила никакого выхода.

На днях она узнала от невестки, что Костадин бывает у бондаря в доме и ни от кого не скрывает своих намерений. Джупунка опасалась, что, сразу же после успенского поста, помолвка будет объявлена, и ломала голову над тем, что из всего этого выйдет. Испугается ли Костадин, если она и Манол не дадут согласия на брак? На что он надеется, неужто в самом деле уйдет жить к Христининым родным? Старуха приглядывалась к сыну, пытаясь разгадать его планы. Порой ей казалось, что Костадин способен и на худшее. Его вид просто пугал старуху. За время молотьбы, да и оттого, что часто ходил на охоту, Костадин осунулся и загорел, но лицо его, похорошевшее от любви, приобрело юношеское очарование и утонченность. Джупунка не смела и заикнуться о том, что ее мучило, говорила с ним только о самом обыденном: не хочет ли он есть, не переоденется ли, не вымоет ли голову, и старалась не смотреть в горяшие синевато-черным огнем глаза сына.

Цонка, с ее деревенской склонностью к сплетням, разжигала ненависть старухи к Христине, словно кузнечный мех тлеющие угли. Завидев влюбленных возле казино, она звала свекровь наверх. Спрятавшись за дверью балкона, Джупунка разглядывала счастливое лицо будущей невестки и дрожала от ревности и злобы.

Однажды, когда Костадин, отказавшись от обеда, взял обеих гончих и в самую жару отправился на охоту, старуха, едва дождавшись, когда за ним захлопнется калитка, яростно накинулась на старшего сына:

— До каких пор это будет продолжаться, Манол?

Манол, доедавший ломоть арбуза, сделал вид, что не слышит, и старуха повторила еще более сердито:

— Я с тобой говорю, Манол! До каких пор в доме будет все это продолжаться? Ждешь, чтоб он сюда ее привел, что ли?

Шея Джупунки, изрезанная бесчисленными морщинами, дрогнула, подбородок вздернулся, беззубый рот искривился.

— Пусть приводит. Что посеет, то и пожнет.

Старуха судорожно глотнула и взорвалась:

— Вот бирюк, нет у тебя сердца!

Манол попытался ее утихомирить, но на этот раз она не поддалась его уговорам.

— Еще немного, и вы вцепитесь друг другу в горло! Ты что, ослеп, не видишь? Не оставит он ее, что ты тянешь, чего дожидаешься? Поговори с ним, пора ему вправить мозги. Ох, боже мой, вся душа у меня изныла!

Манол взял тонконогий венский стул, поставил его рядом с матерью.

— Мама, — строго сказал он, усаживаясь, — что, по — твоему, я должен делать, упрашивать его? Да от этого он еще больше заартачится. Я знаю, как его вразумить, потерпи день-другой. У бондаря его привечают, а он развесил уши и с каждым днем все больше увязает, теперь ему уже ничто не поможет. Но узды из своих рук я не выпущу, что бы ни случилось, и ни твои слезы, ни его крики меня не испугают. Раздела не будет и быть не может, пока я этого не пожелаю. Заруби себе это. И вообще, что гнило, мне уже не мило!

Старуха затрясла головой.

— Как это не мило? Он же мне сын… Когда я вижу, как он похудел, как отдалился от нас… Неужто же, сынок, нет других девушек, подостойнее? Что он присох к этой гордячке?.. Да и ты оставил бы эту проклятую мельницу, может, тогда и его легче будет уломать. Он ведь потому и уперся на женитьбе.

— Мельница не имеет ничего общего с его любовными делами, — заявил Манол.

— Ну и что ты думаешь делать? — спросила старуха.

— Турки говорят «гелеши гюзел» — что ни делается, все к лучшему, — сказал Манол, успокаивающе положив руку на плечо матери, и поднялся.

Несмотря на то что этот разговор не удовлетворил старуху, она больше не осмеливалась расспрашивать Манола о его намерениях. Желчная и вспыльчивая, она быстро отходила, как только Манол удостаивал ее каким — нибудь объяснением, которое скорей походило на приказание. Честолюбие подавляло в ней даже материнское чувство к Костадину. Манол умел разжигать в ней гордость. Мать во всем доверяла и подчинялась старшему сыну, как когда-то мужу. Хотя ей было неясно, каким образом Манол сумеет оторвать Костадина от Христины, она не сомневалась, что в конце концов старший сын сделает все, чтобы сохранить в доме прежний порядок. На кого же ей еще положиться? Главное — чтобы братья не разделились. Тогда Костадин еще подумает, стоит ли жениться на какой-то деревенской учительнице и потерять значительную часть того, что он имеет. Но окончательного решения Джупунка, несмотря на все свои раздумья, не находила, и сердце ее не знало покоя. На Райну она не обращала внимания. Необычайная замкнутость единственной дочери, особенно заметная в последнее время, не производила на Джупунку никакого впечатления. Она объясняла ее общими семейными неприятностями.

А Райна страдала вовсе не из-за Костадина. Ее мучила совесть, душило предчувствие чего-то неизвестного, нависшего над ее жизнью. По ночам она задыхалась от любовных мечтаний о Кондареве, днем старалась не сидеть дома. Вот уже два года тоска не оставляла ее. Но Райна была из тех девушек, которые умеют терпеливо переносить душевные муки и ничем не выдают своих страданий. Она влюбилась в Кондарева, еще когда он готовил ее к переэкзаменовке, и с тех пор это чувство не угасало, хотя надеяться, что он когда-нибудь ее полюбит, было бессмысленно. Когда нынешней весной отношения между Кондаревым и Христиной разладились, Райна почти не обрадовалась. Только неожиданная любовь брата к бывшей подруге возбудила в ней новые надежды. Убедившись, что Христина действительно заинтересовалась Костадином, Райна сделала все, чтобы оторвать от нее Кондарева. Но потом встал вопрос, сможет ли она связать свою судьбу с Кондаревым — вчерашним женихом Христины. Райна запуталась, сочувствие, которое она испытывала к Костадину, быстро исчезло, и в глубине души ей уже не хотелось, чтоб он женился на Христине.