Вельяминовы. Время бури. Книга вторая - Нелли Шульман

– Нет, обознался. Она старше кузины Лауры, не такая красивая. Лаура в Бомбее сейчас. Интересно, зачем Наримуне возвращался из Манчьжурии? По делам, наверное… – застучали колеса, ему сунули картонный стаканчик. Пригубив сладкое умэсю, Меир забыл о неизвестной, темноволосой женщине. Она медленно, сгорбившись, шла к зданию вокзала, пропадая в толпе.

Часть десятая

Прага, ноябрь 1938

Темно-красный трамвай притормозил на повороте. Мелкий дождь хлестал по стеклам. На пустой площади у церкви святой Людмилы ветер трепал мокрые плакаты: «Позор предателям, Чемберлену и Даладье! Помогайте беженцам из Судет!». Рядом висело объявление: «Словаки запятнали себя, бросив Чехию на произвол судьбы».

Месяц назад Словакия объявила о своей независимости. Внизу объявления напечатали карту. Остаток Чехии, прятался в окружении жирных стрелок и заштрихованных областей. Оккупированные войсками Гитлера Судеты отмечала свастика. На севере стояли польские войска, на юге венгерские.

Размеренно забил церковный колокол. Высокий мужчина, в хорошем пальто, соскочив с подножки трамвая, развернул зонтик. Над крышами Краловских Виноград виднелись высокие башни синагоги, стоявшей на Сазавской улице. Аарон шел мимо запотевших окон кафе, минуя редких прохожих. Дождь становился сильнее, дома тонули во влажной, холодной дымке.

В кармане у рава Горовица лежал американский паспорт. Немецкую визу перечеркивал штамп: «Аннулировано без права апелляции». Аарону, до сих пор, казалось, что его руки пахнут гарью. Над Ораниенбургерштрассе висел жирный, черный дым. Синагога горела, витрины магазинов, и кафе были разбиты, под ногами хрустели осколки стекла. Ночью эсэсовцы, приехавшие в еврейский квартал, хлестали железными прутьями по окнам. В августе полиция объявила о прекращении действия видов на жительство для иностранцев. Виза Аарона истекала осенью. Посоветовавшись с раввинами, он решил вести себя тихо. Рав Горовиц заметил: «Посмотрим. Может быть, удастся остаться».

Евреям, выходцам из Польши, жившим в Германии, с польскими паспортами, подобное не удалось. Тысячи человек, в товарных вагонах, доставили на восточную границу. Польское правительство сначала отказалось принимать беженцев. Рискуя тем, что его не впустят обратно в Германию, Аарон поехал в Варшаву. Раввины, и руководство еврейской общины, уговорили правительство дать разрешение на въезд старикам, и семьям с детьми. Вдоль границы спешно возводились лагеря беженцев. Люди мокли в палатках, под осенним дождем, готовя еду на кострах.

В начале ноября еврейский юноша Гершель Гриншпан, родителей которого депортировали из Германии, застрелил секретаря немецкого посольства, в Париже. Геббельс выступил по радио:

– Национал-социалистическая партия не унизится до организации выступлений против евреев. Но если на врагов рейха обрушится волна народного негодования, ни полиция, ни армия не будут вмешиваться.

На следующий день в Берлине начали жечь синагоги и громить магазины. Аарона арестовали прямо на Ораниенбургерштрассе. Эсэсовцы, переодетые в штатские костюмы, ломали вывески, и крушили мебель. Ворота кладбища на Гроссер Гамбургерштрассе снесли, расколов надгробные памятники. Когда полицейские затаскивали его в кузов, Аарон успел подумать:

– Могилы предков Габи разрушили. Господи, сделай что-нибудь, я прошу Тебя… – в полицейском участке, ненавидя себя за такое, он потребовал вызвать американского консула.

Во дворе стояли машины, отвозившие берлинских евреев в тюрьму Моабит, а оттуда, по слухам, в Дахау и новый концентрационный лагерь, Бухенвальд. Его не били, просто заперли в камере, забрав паспорт. Аарон опустил голову в руки, стараясь не слышать грохот сапог по коридору, умоляющий голос арестованного:

– Дайте мне узнать, что с моей женой, с детьми… Пожалуйста… – полицейские расхохотались. Человек жалобно закричал: «Не надо, не надо…».

– Я не могу, – говорил себе Аарон, – не имею права рисковать. У меня есть вид на жительство. Надо сделать все, чтобы остаться здесь, помочь людям… – за ним приехал консул, в безукоризненном костюме, с бостонским акцентом. Посмотрел на порванное пальто Аарона, на испачканные гарью руки, дипломат протянул ему паспорт:

– К сожалению, мы ничем не можем помочь, мистер Горовиц. В течение сорока восьми часов вы должны покинуть территорию рейха… -Аарон гневно прервал его: «Хотя бы не называйте так государство!»

Консул удивился:

– Вы сами, насколько я понял, свободно владеете языком. Рейх, вполне легитимное слово… – Аарон сдержал ругань. Консул сухо добавил:

– Покинуть, без права возвращения. Советую вам, мистер Горовиц, поехать в Бремен, и сесть на лайнер. У посольства Соединенных Штатов Америки есть более важные заботы…

– Чем какой-то еврей, – темные глаза холодно заблестели:

– Куда хочу, туда и поеду. Спасибо, – сунув паспорт в карман, не оборачиваясь, рав Горовиц вышел на улицу. Следующие сутки он провел на ногах. Обращаться к Питеру и Генриху было слишком опасно. Билль о приеме еврейских детей в Британии и Палестине прошел через парламент. Тетя Юджиния, коротко написала:

– Мы сделали все, что могли, милый. Посылайте малышей. Я работаю с представителями еврейской общины и квакерами. Мы обещаем, ни один ребенок не останется без крова… – вернувшись к дымящимся развалинам синагоги, Аарон нашел кое-кого из раввинов. Дверь его квартиры взломали, вещи разбросали. Кухню, впрочем, эсэсовцы не тронули, только разбили окно. Аарон загородил его обломками двери. Он встал к плите, варить кофе.

На совещании они решили, в первую очередь, отправлять детей, которым грозила депортация на польскую границу, и сирот, с арестованными родителями. Подготовив список из двухсот человек, они отправились на разгромленную улицу, искать нужные семьи.

Рав Бек проводил Аарона на Силезский вокзал.

Рав Горовиц ехал в Прагу. В начале осени, он получил письмо от Авраама Судакова. Кузен добрался до Чехии через Будапешт, еще до Мюнхенского соглашения. В Праге, как и в Венгрии, он отправлял евреев в Палестину:

– Мишель здесь, – читал Аарон четкие буквы, – чешское правительство попросило его, частным образом, организовать эвакуацию картин из Национальной Галереи. Они надеются, что Лига Наций договорится со швейцарцами, и сокровища удастся вывезти в Женеву. Ты понимаешь, что Мишель очень помогает нашей работе… – Аарон понимал.

После прошлогоднего визита Мишеля в Берлин, каждую неделю, несколько десятков человек получало от граверов выездные паспорта, с вклеенными визами южноамериканских стран. Святой отец Лихтенберг снабжал евреев письмами, подтверждающими подлинность документов. Они не злоупотребляли коридором, как его называл Аарон. Нацистские пограничники в Бремене могли насторожиться, видя поток людей, отправляющихся в Коста-Рику или Венесуэлу. Тем более, у берлинских евреев не хватало денег на еду, а проезд на пароходе стоил дорого. Святой отец Лихтенберг регулярно приносил Аарону пачки рейхсмарок. Священник отмахивался: «Это мой долг, как слуги церкви». В первую очередь, они посылали в Южную Америку семьи с детьми.

Аарон сидел на жесткой скамье ночного поезда в Прагу, куря сигарету. Он вспоминал весточку от тети Юджинии:

– Лаура вернулась из Токио, и работает в правительстве. Дядя Джон, к сожалению, вынужден был уйти в отставку. Он протестовал против Мюнхенского соглашения, его здоровье очень ухудшилось. Он уехал в Банбери, возиться с внуком. Мальчика назвали Уильям. Он похож на Тони, белокурый, но сероглазый. У Наримуне, в Японии, тоже родился сын. Итальянская полиция вынесла однозначный вердикт, что и Констанца, и мистер Майорана покончили с собой. Тела найти невозможно, несчастье случилось в море. Маленький Джон летом вернулся из Италии, исчерпав пути розыска. Стивен тоже пытался найти какие-то следы сестры, но все оказалось тщетным. Это, конечно, огромная потеря для науки. Из Мон-Сен-Мартена новости невеселые. Когда Виллем стал монахом и уехал в Африку, тетя Тереза слегла. Дядя Виллем пишет, что врачи, ничего сделать не могут. Вряд ли она дотянет до конца года… – отец, из Нью-Йорка, сообщил Аарону, что Эстер получила развод:

– Она не имеет права вывезти мальчиков из Голландии, или оформить американское гражданство без разрешения отца. Он, то есть отец, женился, и уехал через Африку в Маньчжурию. Господь его знает, когда он в Европе появится. Еврейского развода он так и не подписал. Эстер, правда, присудили хорошие алименты. Она взяла няню, и пошла, работать ординатором, в университетскую клинику… – в следующем году сестра защищала диссертацию. Меир, по словам отца, жил в столице, но часто навещал Нью-Йорк:

– Мэтью процветает. Он майор, разъезжает по всей стране с заданиями от военного ведомства. Я посылаю тебе нашу любовь, дорогой сыночек. Пожалуйста, будь осторожнее… – отец не спрашивал, когда Аарон вернется домой. Рав Горовиц получил трехмесячную визу от чехов. Он собирался попросить вид на жительство.