Три минуты с реальностью - Вольфрам Флейшгауэр

Пока он говорил, у нее на глазах выступили слезы. Она подняла руку и нежно коснулась пальцем его губ. Потом очертила лицо, провела по бровям, погладила щеки, обхватила ладонями шею и стала гладить волосы.

— Но ты и так мой муж, — тихо сказала она.

Из-за остатков расплывшейся туши под глазами у нее, казалось, лежали темные тени. Но она выглядела счастливой. Наклонилась вперед и поцеловала его. Сперва нежно, потом не скрывая уже нарастающего желания. Он чувствовал ее дыхание, ее язык проскользнул через его полураскрытые губы. Он ответил на поцелуй, притянул ее к себе и крепко обнял. Его руки искали ее тело, и она отдалась им. Потом он вдруг остановился, отпустил ее и спросил:

— Джульетта… что мы делаем?

Она снова поцеловала его.

— Не знаю, — сказала она, положив голову ему на грудь. Потом спросила: — Куда ты теперь? Чем займешься?

— Я живу в Мадриде. И хочу учиться. По-настоящему.

— А как же танец? Он покачал головой.

— Это в прошлом. То был не я.

Она выпрямилась и посмотрела ему в глаза. Он изменился. И все же это был он. Ей хотелось с ним спорить, но он опередил ее.

— Я видел тебя сегодня на сцене, Джульетта. Это поразительно. Твое искусство. И это действительно ты. Ты совершенна и гармонична. А я был просто слепой сумасшедший, смотревший в пропасть. Я должен был исчезнуть из мира, и поэтому мир для меня не существовал. Мои танго оставались для меня моментами истины. Трехминутными столкновениями с реальностью. Но я тоже хочу стать целым. Хочу жить. И никаких танго.

Она взяла его за руку и потянула вверх.

— Только одно, последнее… со мной?..

Он растерянно смотрел на нее.

— Пожалуйста, Дамиан, только один раз…

Она встала, не сводя с него глаз, подошла к проигрывателю и бегло проглядела диски. Несколько секунд спустя Дамиан уже стоял у нее за спиной, обнимая за плечи. Наконец она все-таки нашла то, что искала. Вставила диск, выбрала песню, нажала на кнопку «пуск». Потом повернулась к нему.

— Я поеду с тобой в Мадрид, — сказала она.

Дамиан ничего не ответил. Просто смотрел на нее. Зазвучали первые такты. Арпеджио скрипок, открывавшее Tanguera.

— Три минуты? — прошептала она.

Он нежно обнял ее, подождал, пока она обретет устойчивость, сделал широкий шаг в сторону, как бы открывая ее публике, и неподвижно замер до вступления кларнета. Их щеки соприкоснулись, она закрыла глаза, будто внимая словам, которые он шептал ей в ухо: «Три минуты, amor mio… на всю жизнь».

Эпилог

Она специально поехала поездом, выгадывая время, чтобы подготовиться к этой встрече. Села в ночной состав Берлин — Париж и после легкого завтрака на вокзале Аустерлиц пересела на мадридский экспресс. Но и за испанской границей ее мысли все еще были прикованы к Берлину. Она думала о последнем разговоре с Маркусом, о встречах с Конрадом Лоэссом и с тем адвокатом накануне отъезда. Но все это были только приготовления. Приготовления к встрече, которой она с нетерпением ждала и одновременно страшилась.

Анита смотрела в окно, за которым постепенно сгущались вечерние сумерки. Зеленые поля возле горизонта превращаются в холмы. Май. Весна. Последние шесть недель совершенно измотали ее. Теперь она выкуривает по полторы пачки сигарет в день и понемногу начинает сама себя ненавидеть за эту привычку.

Поначалу они не беспокоились, хотя Джульетта даже не позвонила им после своего грандиозного успеха. Маркус весь вечер молчал, только без конца названивал дочери на квартиру. И Аните вскоре надоело задавать вопросы. Она решила сперва поговорить с Джульеттой.

Но Джульетта исчезла.

В пятницу она тоже не объявилась, и только от главного балетмейстера театра они узнали, что произошло. Около семи вечера в пятницу позвонила госпожа Дерби и, едва сдерживая гнев, сообщила, что Джульетта только что прислала ей по факсу заявление об увольнении, которое, конечно же, немедленно будет удовлетворено, что родители и могут ей передать. Дама была вне себя и сказала, что впервые в жизни, испытав столь сильное восхищение талантом, до такой степени разочарована в человеческих качествах. Прежде чем Анита успела открыть рот, она повесила трубку.

Три восторженных отзыва в ведущих ежедневных газетах до сих пор лежали на столе в гостиной.

Выходные прошли ужасно. После звонка госпожи Дерби они поехали к Джульетте на квартиру, но обнаружили там лишь следы ее поспешного отъезда. У обоих возникло вдруг ощущение дежа-вю, потому что, когда она сбежала в прошлый раз, квартира выглядела почти так же. И тут Маркус сломался. Упал на диван и стал бормотать что-то маловразумительное, лишь постепенно обретавшее черты возможного объяснения. Анита с трудом понимала, что он говорит. Мало-помалу ей удалось, однако, восстановить общую картину происшедшего, и она ужаснулась, сколько страданий его поступки принесли дочери. И он еще надеялся, что она когда-нибудь простит его? Виновного в смерти Дамиана? Ее возлюбленного? К тому же единокровного брата? Когда она представляла, через что пришлось пройти Джульетте, по спине пробегал холодок. Как же мало он знает собственную дочь! Свою любимую Джульетту, обладающую такой невероятной силой воли. Похоже, он совершенно не понимает, сколько горя ей причинил, и забыл, из какого материала она сделана. Ее страстное увлечение балетом в ущерб всему остальному, ее мужество, цельность и строжайшая самодисциплина, всегда удивлявшая его, — все эти качества формируют и ее чувства: как любовь, так и ненависть.

На следующей неделе дочь позвонила ей в больницу. Но была непреклонна. Что называется, приставила к ее груди пистолет. Мать должна поклясться никогда, ни при каких обстоятельствах не сообщать «своему мужу» о месте пребывания Джульетты. Иначе она больше никогда ничего о ней не услышит.

С тех пор она называла его только так: «твой муж».

У Аниты не было причин сомневаться в решимости дочери. Джульетта звонила ей только на работу. Казалось, она заново учится доверять своей матери. Анита ждала этих звонков с нарастающим нетерпением, старалась продлить разговор как можно дольше. Лишь через две недели Джульетта наконец сообщила ей, где находится.

Они никогда так не разговаривали друг с другом, как в эти дни по телефону. Расстояние удивительным образом сблизило их.

Анита держала слово и сообщила Маркусу лишь о том, что Джульетта звонит ей, но обещает прекратить всякие отношения при малейшей попытке с его стороны разыскать ее. Казалось, он с этим смирился: похоже, думал, что она прячется у одной из своих подруг или ненадолго уехала в отпуск. Вообще-то Анита и сама надеялась, что рано или поздно Джульетта вернется. Все-таки Берлин — ее родной город.

А потом узнала чудовищную вещь!

Даже теперь сама мысль о новой ситуации была для нее невыносима. Облегчение, которое принесла поначалу эта весть, ни в коей мере не перечеркнуло размышлений о возможных последствиях. Хотя издалека составить мнение невозможно. Но ведь ничто на свете не изменит того обстоятельства, что Джульетта — ее дочь. И в том, что касается Маркуса, Анита прекрасно ее понимала. Правда, не признавала все же, что из-за его непростительного поведения отец и дочь должны расстаться навсегда. Они ведь и так уже достаточно долго не виделись!

Она курила, глядя в окно, пытаясь одновременно представить себе новую ситуацию. Почему мысль об этом порождала в ее душе столь резкое неприятие? Из-за собственного материнского инстинкта, который она проецирует на Джульетту и теперь считает обманутым? Дамиана она помнила очень смутно. Видела его только однажды. И тогда он показался ей симпатичным. Джульетта была так сильно влюблена. А что теперь?

Маркус никогда не должен узнать об этом. Джульетта повторяла это снова и снова. Она панически боялась, что он, каким-то образом узнав правду, может снова попытаться причинить Дамиану вред. Анита очень в этом сомневалась. В конце концов, он поклялся, что ничего не знал о планах семьи Альсина. Если бы Джульетта сейчас видела Маркуса, она поняла бы, что он едва ли в состоянии кому-нибудь навредить. Аните трудно было не пожалеть его. Черты его лица мгновенно переменились. Он выглядел больным. Поведение казалось неестественным: он производил впечатление человека, нуждающегося в опоре. Почти не разговаривал и много пил. Когда Анита сообщила, что предпочла бы какое-то время пожить отдельно, он принял это без комментариев. Через несколько дней снял маленькую квартирку в Шенберге и съехал, пока она была на работе. Три недели назад. С тех пор они только два раза говорили по телефону, и все.

Анита с удивлением установила, что ей не так уж сильно его не хватает. Или это потому, что она очень тяжело переживала отсутствие Джульетты? Ее семья разрушена. Семья? Анита вытащила еще одну сигарету. Они никогда не были настоящей семьей. Отчасти она сама виновата в нездоровом симбиозе Маркуса и Джульетты. Эта тенденция появилась с тех пор, как Джульетта настояла на своем желании идти в балетную школу. Почему она так долго противодействовала стремлению дочери? Почему все эти годы стремилась отговорить ее заниматься танцами? Теперь ей и самой это непонятно. Она все делала неправильно.