Кумир - Стив Сомер

Президент говорил:

— Опознание Рольфа Петерсена… поиски этого убийцы… героическая акция завершилась его смертью — все это явилось результатом усердной, неустанной работы одного агента Федерального бюро расследований. Я хочу представить вам этого человека,— продолжал президент.— Человека, который установил личность Рольфа Петерсена. Человека, который его выслеживал. И наконец выследил…

Манкузо вынул носовой платок и вытер лоб. Грим окрасил складки платка в темно-коричневый цвет. Он хотел стереть его совсем. Хотел встать и уйти со сцены. Но не посмел. Не мог уйти. Ведь его должны были представить прессе.

Он знал, что он, в конце концов, является частью вечернего представления. Даже можно сказать, главной приманкой. Он был выставочным экспонатом — этакое чудо-юдо, демонстрируемое в интермедии. Сегодня вечером он был дрессированным медведем своего правительства. Он был шутом, диковинкой, простофилей — этакий бурлеск перед телекамерами. И он знал, что играет свою роль превосходно. Ворчун, язва, недотепа, мишень для насмешек всего Бюро. Козел отпущения, простак, годный для сокрытия любых грязных, мерзопакостных преступлений, которые вздумается замыслить правительству в своем высочайшем презрении к народу и к закону. Черт возьми, он был Джо Манкузо, старой удобной калошей с вечной грязью на подошве, калошей, которая делала, что ей приказывали, и не задавала вопросов. Он был тем в точности, чем позволил быть самому себе в течение тридцати лет — пеной, подделкой, фарсовой фигурой, вызывающей отвращение,— жалким подобием человека. Но что хуже всего, теперь ему было известно — он ничуть не лучше всех этих профессиональных лжецов и манипуляторов. Он просто их сообщник.

— Леди и джентльмены, агент ФБР, ответственный за расследование дела Мартинеса, Джозеф Манкузо.

И — тишина.

Манкузо огляделся по сторонам, а журналисты уставились на него, и он знал — почему. Тогда он оглянулся на президента, тот улыбался, кивал ему и жестом показывал: встать. Что Манкузо и сделал.

Вот тут-то батарея камер развернулась прямо на Манкузо. Свет ослепил его, резко ударив по глазам. Начались вспышки — так быстро и жарко, что он вздрогнул и чуть не поднял руку, чтобы прикрыть лицо. Он услышал аплодисменты, где-то там, позади слепящих вспышек. Бурный, оглушительный грохот аплодисментов. Он стоял, моргая на свету, повернувшись вполоборота и держась за спинку стула, чтобы сохранить равновесие. И все твердил себе, что это лишь шоу, всего-навсего шоу. Чтобы люди поверили.

И вдруг его как громом поразила правда. Он понял. Он понял про Мартинеса. Он понял про Петерсена. Он понял правду про самого себя. И он понял правду про всех них.

20.20.

Дэн Истмен нажал кнопку на пульте дистанционного управления, и телекартинка превратилась в белую точку в середине экрана. Потом забрался поглубже в объемистые кожаные подушки своего кресла и сложил руки на груди.

Зажужжал телефон селекторной связи, он взглянул вниз и увидел, что все восемь лампочек на его телефоне горят. Он нажал кнопку: "Говорите".

— Да, Дэйл?

— Это… это все вам звонят, сэр,— секретарша очень волновалась.— АП, "Тайм"…

— Я не отвечаю сейчас ни на какие звонки, Дэйл,— мягко сказал он и хотел было отключиться, как она добавила:

— Миссис Истмен звонит из Филадельфии, третья линия.

Он на минуту задумался.

— Передайте, не могу я сейчас с ней говорить. И вот еще, Дэйл…

— Да, сэр?

— Скажите, что я без нее очень скучаю.

Он нажал другую кнопку — запер дверь. Откинулся назад, схватился руками за голову и приподнялся. Потом вытянул из-под кресла ноги и снова сел.

Он достал кольцо с ключами и перебирал их до тех пор, пока не нашел маленький медный ключик от нижнего правого ящика письменного стола. Открыв ящик, он вынул оттуда специальный полицейский револьвер 38-го калибра. Ему подарили его в Филадельфии, когда они там назвали его Человеком Года. Сверху и снизу ствола и рифленого ложа из красного дерева шла золотая филигрань, а под прицелом было выгравировано его имя.

Он опустил пистолет на темно-бордовый кожаный бювар. И сидел, молча глядя на него.

20.35.

Едва Манкузо толкнул дверь и вошел в бар "У Герти", кто-то крикнул: "Вот он!" И началось такое веселье, словно "Краснокожие" выиграли главный приз. Его хватали за руки, дружески тузили его, щипали за щеки, а проститутки выстроились в ряд, чтобы обнять его и наградить долгими, жирными, мокрыми поцелуями. Так что он едва мог пробить себе дорогу сквозь рукопожатия и похлопывания по плечу. И наконец добрался до своего места в конце стойки.

Герти пробежала через весь бар с бутылкой "Джек Дэниел" и стаканом, полным льда, шмякнула все это перед ним, обрушилась грудью на стойку бара и сказала:

— Один поцелуй, Джо! — поцеловала его, затем подвинула к нему бутылку и стакан: — Плачу я.

— Ты видела Росса? — спросил Манкузо.

— Эй, все там! — закричала Герти.— Все в баре, один тост за мой счет в честь величайшего копа в истории ФБР!

Они разом повылезали отовсюду, проститутки из задних комнат и пьянчужки, которые спали в кабинетах возле кухни, и все кричали: "Эй, парень!", "Вперед, Джо!", "Молодец!". Потом выстроились вдоль бара. А когда каждый стакан был полон, Герти выставила свой табурет, влезла на стойку бара, подняла свой стакан над головой и заорала:

— За Джо Манкузо — героя-копа и телезвезду!

— Эй, Герти,— сказал Манкузо,— бога ради, скажи: был здесь Росс?

Но Герти продолжала кричать:

— А ну все! Все разом! За разудалого парня! Готовы? Поем все вместе! Раз… два… три…

И весь бар запел во всю мощь своих легких.

Манкузо сидел, чувствуя смехотворность своего положения, но пытаясь с этим справиться. Когда они кончили петь, он снова обратился к Герти. Но та, подняв кулаки, продолжала дирижировать:

— Все-все! Гип-гип…

— Ура!

— Гип-гип…

— Ура!

— Гип-гип…

— Ура!

Так они приветствовали Манкузо и рукоплескали ему, а его подружка, проститутка Мэнди, скользнула на табурет рядом с ним, обхватила его за шею, чмокнула в губы и посмотрела на него глазами, переполненными счастья:

— Я так горжусь тобой, Джо,— и снова его чмокнула.

Он тряхнул головой.

— Ни хрена не стоит.

— Может, и нет, детка. Но для меня это кое-что значит.

Он взял ее за руки и крепко прижал к груди:

— Спасибо.

— Так что, ты ищешь Росса? — спросила она.

— Ты его видела?

— Нет. Его здесь еще не было. Найди его и позови сюда. У меня есть подружка, и мы устроим вечеринку.

— Ага,— сказал Манкузо. Он слез с табурета и с трудом протиснулся к телефонной кабинке у самой двери.

20.40.

Когда в 19.45 Росс узнал, что Манкузо покажут по телевидению, он взглянул на свои наручные часы, потом на видеокассеты, на свои заметки и, наконец, на семь гильз, оставшихся после убийства. Он удивился самому себе, тому, что он почувствовал.

Росс понимал, что, если тут же приведет себя в порядок, ему хватит времени спуститься к Герти и занять в барс хорошее местечко перед экраном телевизора прежде, чем начнется пресс-конференция с президентом. Вот это будет шоу. Прежде всего президент объявит, что ФБР нашло убийцу Мартинеса. Кое у кого челюсть отвиснет. Но когда президент представит завсегдатая бара "У Герти" Джо Манкузо как того самого малого, который сделал это, всем захочется выпить на дармовщинку. Это с лихвой окупит плату за вход.

Насмешка судьбы. Но время шло, и Росс с изумлением обнаружил, что ему вовсе не хочется прерывать свою работу, чтобы отправиться к Герти. Ему, в общем-то, все равно, что за вздор будет нести президент про Петерсена, или про Бюро, или про Манкузо. Если Джо это все равно, то и ему тоже. Росс переключил свой телевизор с видео на пятый канал и стал смотреть пресс-конференцию. А уж когда на всеобщее обозрение встал Манкузо и стоял пучеглазый, все время моргая, словно вышел не на той станции, вот тут Росс почувствовал глубокую к нему нежность.

В 20.45 он продолжал смотреть, как Том Брокау выдает блиц-анализ, когда открылась дверь и возникло лицо их секретарши Джин.

— Эй, а партнер-то, оказывается, герой.

Росс рассмеялся.

— Ага. Может, в его честь назовут сэндвич.

— Вы ждете кого-нибудь? — спросила Джин.

— Нет.

— Ну так она здесь…

Джин открыла дверь пошире, и позади нее Росс увидел в приемной Салли. На ней была огромная панама и темные очки.

— О! Привет,— радостно сказал он. А когда она вошла в его кабинет и дверь закрылась, добавил:— Господи, до чего я рад видеть вас.

— Я не помешала?

— Вы шутите? — Он вышел из-за стола, взял ее за руки, которые она ему протянула.— Видели Манкузо? Смотрели пресс-конференцию?

— Да. Вы, должно быть, рады.