Кумир - Стив Сомер

Не отвечая, Бендер пересек комнату и вручил Манкузо его выпивку. И когда они стояли вот так рядышком, Манкузо сказал:

— Вы ввели в дело секретную службу. Только президент или его правительство могли сделать это.

— Исполнительная власть — понятие неоднозначное,— сказал Бендер. Ободок его бокала тронул бокал Манкузо. Пока он пил, над ободком сверкали его глаза.— Я вижу, у вас богатое воображение, агент Манкузо.— Он присел на край стола, в его глазах по-прежнему мелькала улыбка.— Вы прозевали свое призвание. Вам надо было стать писателем.

— Я как раз пишу некролог о Мартинесе. Помочь не желаете?

— О Мартинесе, да? — Бендер тихо хихикнул себе под нос. Затем откинул голову и потер подбородок.— Конечно. Отчего ж не помочь. Полковник Октавио Мартинес героически погиб в войне, которую выбрал для себя сам. Он…

— Вы прикончили его СПИДом, чтоб он больше не был героем,— сказал Манкузо.— А пока он умирал, вы помогли найти кого надо, чтоб закрыть дело. И чтоб тот был у вас на крючке.

— Вы прямо ученый от политики, агент Манкузо,— заметил Бендер.

— Затем в это дело влез Петерсен.

— Обворожительно. Вы это в кино видели?

— А как насчет Беквита? — спросил Манкузо.

— Кого?

— Вы даже не знаете его имени, верно? Врач. Как насчет его, его жены и ребенка?

— Спешу узнать.

— Ваши люди и тут постарались. В противном случае дело о СПИДе могло просочиться наружу. И чтобы замести следы, они убили троих.

— Вы что, в самом деле верите, что американское правительство способно совершить подобное преступление? — спросил Бендер.

— Ха, мистер, вы говорите с парнем, который устанавливал микрофон под кроватью Мартина Лютера Кинга.

— Манкузо, похоже, вы заядлый игрок.— Бендер подошел к настенной карте обеих Америк.— Что ж, поиграем? — Бендер повернулся к Манкузо спиной и посмотрел на карту.— Предположим, только предположим, что крупица истины в вашей идиотской истории имеется. Предположим, что мы хотели убрать с дороги Мартинеса. Чего мы вовсе не хотели. Так почему же мы не пристрелили его где-нибудь в джунглях?

— Потому что в этом случае ваши же собственные агенты, если б только дознались, никогда больше вам бы не поверили.

— Вижу, вы великий гуманист, впрочем, так же, как и дурак тоже,— фыркнул Бендер.

— Ничего не имею против шпиков,— заметил Манкузо.— Во всяком случае, не заставляю их убивать друг друга.

— Допустим, вы правы, но тот, кто нанял Петерсена, тем самым сделал для нас потерянной почти всю Латинскую Америку! — парировал Бендер.

— Кто его нанял?

Одно мгновение Бендер смотрел на него, потом вновь заговорил:

— Вероятно, те же люди, что убрали его.

— Так кто же?

— Хотел бы я знать. Они хорошо работают.

Манкузо встал и поставил стакан на стол нетронутым.

— Извините меня, но я хочу выбраться отсюда прежде, чем начну блевать.

— Вы не будете первым,— заметил Бендер.

Раздался зуммер селекторной связи, и Бендер нажал на кнопку:

— Да?

— Президент желает сейчас встретиться с мистером Манкузо,— сказал голос его секретарши.

— Благодарю вас,— тут Бендер взглянул на Манкузо.— Даже если вы правы,— начал он, и в его голосе прозвучала глухая угроза,— что вы полагаете предпринять?

— Кто сказал, что я хочу что-либо предпринимать? — И Манкузо взял свою шляпу.

Не важно, кто вы. В вас все равно живет странное чувство, когда вы стоите в коридоре и знаете: вот сейчас отворится дверь и там за ней в комнате вас будет ждать президент Соединенных Штатов.

Манкузо стоял в коридоре рядом с Бендером и беспокойно переступал с ноги на ногу. Он ждал. И его наполняли чувства, с которыми, как он думал, он распростился много лет назад.

В качестве секретного агента он был в толпе в день инаугурации Джона Кеннеди. Шел 1961 год. Погода в тот день была переменчивая, капризная, хоть и солнечная. В общем, обычная для январского Вашингтона. Манкузо должен был следить за толпой. А вместо этого он с тысячами других людей, также подняв голову, смотрел на трибуну и слушал, как Кеннеди обращался к американцам, спрашивая, что они могут сделать для своей страны. Смотрел, как он заслонял от солнца бумаги старика Фроста[126], когда тот пытался читать свою поэму.

Казалось, будто весь официальный Вашингтон страшился прихода Кеннеди, завидовал ему и его чарующей жене, боялся все сметающего ветра перемен, что обязательно пронесется над Капитолием. И Гувер не составлял исключения. Старикашка никогда не ладил с Кеннеди, особенно с Бобби. И когда Джон назначил Бобби министром юстиции, появилась надежда, что старикашка подаст в отставку. Но в ответ на давление клана Кеннеди Гувер начал действовать в своей обычной манере: учредил слежку. Манкузо получил задание подслушивать президента дома и во время игры.

Между тем Джон Кеннеди все больше нравился Манкузо, хоть он ни разу с ним не встречался. Но когда вы слушаете частные беседы человека с людьми — с его друзьями, правительственными помощниками, женой и любовницами… И делаете это достаточно долго… Так в конце концов вы узнаете этого человека, даже если вы ни разу не пожали ему руку.

Кеннеди символизировал нечто, что Манкузо мог понять, — деньги, успех, семью. Кеннеди был католиком. Манкузо это не слишком волновало, но все-таки было лучше, чем ничего. Когда Кеннеди убили, Манкузо заболел. Как и все американцы. Но в отличие от большинства людей Манкузо тосковал по нему на самом деле. Тосковал как по близкому человеку из плоти и крови.

Стоя в дверях и дожидаясь встречи с президентом Бейкером, Манкузо раздумывал о годах пребывания у власти Кеннеди. За все время своей службы в ФБР он поступал так, как ждал, чтоб поступали другие люди, сам Кеннеди. Он все время спрашивал себя, что он может сделать для страны?

И не много просил в ответ.

И теперь, пожалуйста, вот тебе награда за три десятка лет верной службы нации — дурацкое появление на телеэкране. Да это такая же насмешка, как вся его карьера. А чувство вины отныне будет тихо тащиться за ним, словно шелудивый пес, до самой могилы.

Охранник приоткрыл дверь, и Манкузо вошел в Овальный кабинет. Потом Манкузо услышал, что рядом в туалете спустили воду, дверь в обшитой панелями стене открылась, и появился президент. В одной рубашке, без пиджака, вытирая полотенцем руки.

— Мистер президент,— сказал Бендер,— это агент Джозеф Манкузо.

— Извините, что заставил ждать,— сказал президент, высвобождая одну руку.— Президент Бейкер,— представился он.

— Манкузо.

Они пожали друг другу руки.

— Да-да, я слышал о вас, агент Манкузо.— Президент обошел свой письменный стол, взял пиджак и надел его.— Можно мне называть вас Джо?

Секретарша президента Кэтрин просунула в дверь голову:

— Все готовы, ждут вас, сэр.

— Пошли, Джо,— сказал президент.— Давайте выйдем вместе.

Они прошли через Уэст-Инсек-авеню к Старому президентскому дому. Манкузо понял: в самом деле есть что-то, когда идешь рядом с президентом. На протяжении всего их пути люди останавливались или уступали им дорогу, часовые из морской пехоты подтягивались, все им кивали и говорили: "Добрый вечер, сэр". Манкузо огляделся по сторонам и заметил, как люди кланялись и протискивались поближе, словно стелились перед президентом. Он видел, как пьянит власть и что она может сделать с человеком.

— Вы сослужили нам, сослужили всей стране хорошую службу,— сказал президент.— Я хочу, чтоб вы знали, как я вам признателен.

— Я сделал не много.

— Больше, чем вы думаете,— сказал президент так, что услышать его мог только Манкузо.— И я высоко ценю вашу прямоту, проявленную в сегодняшней беседе с директором О'Брайеном. Вы понимаете, конечно, о чем я? Это было очень полезно.

— Мне это ничего не стоило.— Манкузо глянул на президента, и оба посмотрели друг на друга. Друг другу в глаза. Манкузо подумалось: может, и в самом деле президент ни в чем не замешан. Он удивился. Похоже, это люди из его окружения играют в свои грязные игры, чтобы замести следы.

— Я уверен, что ваша семья гордится вами.

— У меня нет семьи.

— Значит, ваши друзья.

— Да, конечно.

Сотрудник секретной службы придержал для них дверь лифта. Когда дверь закрылась, президент спросил:

— Что вы собираетесь со всем этим делать, Джо?

— С чем — этим?

— Со всем, что произошло.

Бендер совсем приблизился, чтоб не пропустить ни слова. Но Манкузо только пожал плечами и почесал за ухом.

— Разве важно, что я об этом думаю?

Такое признание заставило президента улыбнуться.

— Может быть, не важно. Может быть, просто мне любопытно. Если вы занимаете пост, какой занимаю я, иные вещи порой представляются вам в искаженном свете.

— На моем посту то же самое.