Русская литература для всех. От «Слова о полку Игореве» до Лермонтова - Игорь Николаевич Сухих

с этой точкой зрения. В уме Чацкого, точнее, в способах его демонстрации в пьесе усомнился уже Пушкин. «Теперь вопрос. В комедии „Горе от ума“ кто умное действующее лицо? ответ: Грибоедов. А знаешь ли, что такое Чацкий? Пылкий и благородный и добрый малый, проведший несколько времени с очень умным человеком (именно с Грибоедовым) и напитавшийся его мыслями, остротами и сатирическими замечаниями. Все, что говорит он, – очень умно. Но кому говорит он все это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека – с первого взгляду знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетиловыми и тому подобными» (А. А. Бестужеву, конец января 1825 г.).

В этом вопросе с поэтом спорят исследователи. Они показывают, что многие будущие декабристы именно так вели себя в светских салонах и кружках: демонстративно нарушали светские приличия, открыто проповедовали свои идеи, рассматривая это не как «метание бисера», а как поиск сторонников, привлечение новых людей.

«Современники выделяли не только „разговорчивость“ декабристов – они подчеркивали также резкость и прямоту их суждений, безапелляционность приговоров, „неприличную“ с точки зрения светских норм, тенденцию называть вещи своими именами ‹…› их постоянное стремление высказывать без обиняков свое мнение, не признавая утвержденного обычаем ритуала и иерархии светского речевого поведения. ‹…› Декабрист не удовлетворяется тем, чтобы про себя, в уме своем, отрицательно оценить любое проявление „века минувшего“. Он гласно и публично называет вещи своими именами, „гремит“ на балу и в обществе, поскольку именно в таком назывании видит освобождение человека и начало преобразования общества. Поэтому прямолинейность, известная наивность, способность попадать в смешные, со светской точки зрения, положения так же совместима с поведением декабриста, как и резкость, гордость и даже высокомерие» (Ю. М. Лотман. «Декабрист в повседневной жизни»).

Но Пушкин, всего лишь однажды прослушав комедию в чтении приехавшего в Михайловское И. И. Пущина, тонко заметил другую особенность комедии, которую не замечали другие. Грибоедов не отождествляет себя с главным героем. Создатель комедии – «очень умный человек», видящий и знающий о жизни больше, чем герой. Симпатизируя Чацкому, Грибоедов изображает его объективно, ставит героя в такие положения, где проявляются не только сильные стороны его характера, где он предстает не только – пусть оскорбленным – победителем.

Об этом, между прочим, свидетельствует смена заглавия комедии. «Горе уму» однозначно противопоставляло Чацкого остальным «глупцам». «Горе от ума» – формула обоюдоострая. Человек может страдать и от собственного ума, а не только от преследования окружающих.

Замеченное Пушкиным «метание бисера» было не ошибкой автора, а входило в его художественную задачу. Грибоедов не только объединяется с героем, но временами отдаляется от него, смотрит на него со стороны.

Первый из цитированных монологов сопровождается выкриками заткнувшего уши, чтобы не слышать ужасных слов, Фамусова, которого с трудом возвращает к реальности появление слуги с известием о приезде Скалозуба. Задолго до появления Тугоуховских Чацкий и Фамусов оказываются в ситуации диалога глухих, и авторская насмешка здесь относится не только к испуганному староверу.

Второй обличительный монолог Чацкого строится на сходном приеме. Фамусов снова испугался – и напрасно, потому что Скалозуб неожиданно увидел в герое соратника в неприязни к столичным гордецам-военным: «Мне нравится, при этой смете / Искусно как коснулись вы / Предубеждения Москвы / К любимцам, к гвардии, к гвардейским, к гвардионцам» (д. 2, явл. 6). Снова перед нами диалог глухих: «публичное называние вещей своими именами» оказывается непонятым, воспринимается Скалозубом как привычная салонная светская болтовня.

Аналогичный контекст создает Грибоедов и для монолога о французике из Бордо. Выношенные мысли о русском народе и национальном своеобразии завершаются авторской ремаркой: «Оглядывается, все в вальсе кружатся с величайшим усердием. Старики разбрелись к карточным столам».

Финальный монолог Чацкий начинает с той же идеи непонимания, не физической, а духовной глухоты: «Не образумлюсь… виноват, / И слушаю, не понимаю, / Как будто все еще мне объяснить хотят, / Растерян мыслями… чего-то ожидаю». А подтверждается это чувство комическим и совершенно не имеющим отношения к подлинному смыслу слов героя возмущением Фамусова, завершающим пьесу:

Безумный! что он тут за чепуху молол!

Низкопоклонник! тесть! и про Москву так грозно!

А ты меня решилась уморить?

Моя судьба еще ли не плачевна?

Ах! Боже мой! что станет говорить

Княгиня Марья Алексевна!

Обобщающий смысл пьесы и судьбы главного героя, как и многое другое, хорошо пояснил И. А. Гончаров: «Чацкий сломлен количеством старой силы, нанеся ей, в свою очередь, смертельный удар качеством силы свежей.

Он вечный обличитель лжи, запрятавшейся в пословицу: „Один в поле не воин“. Нет, воин, если он Чацкий, и притом победитель, но передовой воин, застрельщик и – всегда жертва.

Чацкий неизбежен при каждой смене одного века другим. ‹…›

Каждое дело, требующее обновления, вызывает тень Чацкого – и кто бы ни были деятели, около какого бы человеческого дела – будет ли то новая идея, шаг в науке, в политике, в войне – ни группировались люди, им никуда не уйти от двух главных мотивов борьбы: от совета „учиться, на старших глядя“, с одной стороны, и от жажды стремиться от рутины к „свободной жизни“ вперед и вперед – с другой» («Мильон терзаний»).

Фамусов, Скалозуб, Хлестова, неведомая княгиня Марья Алексеевна, даже Платон Михайлович Горич поддерживают устои этого мира, живут, как жили отцы и деды. Молчалин, человек со стороны, приспосабливается к нему, также мечтая стать его частью. Софья пытается жить по-иному, проявляет свою волю, но разделяет многие общие ценности и предрассудки. Повторяющий чужие мнения Репетилов «шумит», сотрясает воздух, но его болтовня никому не опасна и не интересна.

Лишь Чацкий способен увидеть со стороны, оценить и понять московский мир. Он действительно странник, причем в двух смыслах: человек, вернувшийся из странствий, и странный человек, иностранец в собственной стране и бывшем доме.

И конечно, он с ума сшедший – отказывающийся, в отличие от других героев комедии, от практического ума, от собственных выгод во имя выражения своих мыслей и заботы об общем благе.

В биографической части главы цитировалась легендарная, апокрифическая грибоедовская фраза о ста прапорщиках, которые хотят изменить государственный быт России. Чацкий в Москве вообще один. Ему находят соратников лишь среди внесценических персонажей: двоюродного брата Скалозуба, который оставил службу и «в деревне книги стал читать», да племянника княгини Тугоуховской, который «чинов не хочет знать». П. А. Вяземский утверждал, что Грибоедов не увидел и не показал другую Москву, город мыслящих людей, будущих декабристов. Но даже если бы в комедии такой персонаж появился, это не