Записки опального директора - Натан Гимельфарб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хозяева приняли нас с присущей народам Кавказа гостеприимностью. Нас поместили в лучшую гостиницу в центре города, ознакомили с опытом организации учебного процесса, культурно-массовой и спортивной работы, показали свой замечательный город у подножия кавказских гор, устроили несколько приёмов в гостиничном ресторане и на природе. Мы много интересного увидели за эти дни и получили большое удовольствие. По всему чувствовалось, что хозяева живут намного богаче нас и мы с ужасом думали о том, сумеем ли мы достойно ответить на такое гостеприимство при их ответном визите к нам.
Инна знала о предстоящей поездке заранее и перед отъездом сказала, что отправила мне письмо на главпочтамт "до востребования". Я посмеялся над ней и посоветовал лучше сказать всё, что ей хочется устно, на что она густо покраснела и ответила, что пока не может на это решиться. Я принял это за очередную шутку, которыми Инна нередко забавляла всю нашу компанию, но на главную почту города отправился в первый же день пребывания в Орджоникидзе.
Из окошка "До востребования" мне вручили увесистый пакет, который я тут же вскрыл и несколько раз прочёл. Это было признание в любви, которое Инна отправила за несколько дней до отъезда и на которое она долго не могла решиться в Грозном. Она писала, что не в силах больше скрывать свои чувства, которые переполнили её душу, заверяла, что подобное она испытывает впервые и не сомневается, что это не увлечение, а большая и чистая любовь на всю жизнь. Инна просила честно и прямо ответить разделяю ли я её чувства и в зависимости от этого строить наши дальнейшие отношения. В письме была её фотография с надписью:
"Жду мой милый, жду тебя
Каждый миг и час
Всей душой своей любя,
Не смыкая глаз".
Письмо было на восьми страницах и написано от души. Было ясно, что оставлять наши отношения неясными дальше невозможно и что пришла пора ставить точку над i.
Мне было до боли жаль Инну, которой я вместо признательности и любви за её чистые девичьи чувства, душевную доброту и верность приносил одни страдания. В порыве эмоций, вызванных письмом, я был полон решимости немедленно признаться ей в своих чувствах, внести полную ясность в наши отношения и придать им естественную форму, присущую двум любящим молодым сердцам.
В радужных мечтах о предстоящем признании и вытекающих из него планах на нашу совместную жизнь прошло несколько дней. Однако по мере того, как приближался наш отъезд из Орджоникидзе, а следовательно и день встречи с Инной, моя решимость постепенно гасла. Я вновь и вновь возвращался к примеру Сёмы и тем страшным последствиям, к которым привёл его семейный союз с Шурой. В памяти опять вставали ужасы почти массового участия неевреев в преследованиях и гонениях над евреями в первые годы войны в оккупированных немцами бывших "братских" Республиках, и какая-то подсознательная сила возвращала меня к данному себе обещанию не допустить повторения Сёминого примера.
Противоборствующие мысли попеременно одолевали мной и уже не было той твёрдой решимости, возникшей в порыве первых эмоций, вызванных письмом Инны. Я представил себе, как восприняла бы моя Полечка известие о моём решении жениться на нееврейке после всего, что произошло в нашей семье с приходом Шуры, и всё больше склонялся к тому, что не следует торопиться с принятием окончательного решения по такому жизненно важному вопросу. Уже подъезжая к Грозному решил написать письмо Сёме и попросить его совета.
Трудно было себе представить какое было бы отношение Сёмы к моему выбору, если бы он узнал всю правду о поведении Шуры и её отношении к Полечке.
68
Свой день рождения Инна решила отметить в узком семейном кругу. Кроме её старшей сестры Нади, которая заменяла ей рано ушедших родителей, за праздничным столом был только я и мне пришлось произнести первый тост. Я к нему не готовился, но получился он довольно складным, душевным и искренним. Слова как бы сами рвались наружу из какого-то запасника, что долго сохранялся в тайне. В совокупности своей они выразили моё представление об Инне, как о прекрасном человеке и верном друге. Здесь были и замечательные черты характера, и красота, и нежность, и таланты, которыми её наделила природа и родители. Не было только публичного признания в моей любви к ней, но оно как бы напрашивалось само по себе из того каким предстал образ Инны из моих уст.
Надя была в восторге от тоста и заявила, что ей мало чего остаётся сказать об имениннице ибо уже всё сказано. Инна была смущена, но с её лица не сходила улыбка счастья и радости.
Нашлось что сказать и Наде. Инна родилась на пять лет позже своей сестры и Надя постоянно за ней ухаживала, оберегала и воспитывала. Так все годы и считала её маленькой, не заметив как она стала почти взрослой и как ей стало 19. Она говорила, что Инна ей дороже всех на свете и пожелала ей здоровья, любви и счастья.
Для Нади Инна была действительно единственно близким человеком после смерти родителей. Из-за своих строгих моральных принципов она в молодости долго не могла остановить свой выбор на ком-нибудь из своих сокурсников в институте, а когда, наконец, полюбила весёлого, красивого и способного парня с четвёртого курса, началась война, разлучившая их навсегда. Она хранила и по много раз перечитывала полные нежных чувств письма с фронта, которые приходили часто на протяжении первых двух лет войны и вдруг прервались с лета 1943-го года. Она всё верила, что её Серёжа вернётся и продолжала его ждать. Надя очень тепло относилась к Инне и была ей по-матерински предана.
Очень хорошо мне было в компании двух сестёр Крыликовых в день рождения Инны. Мы слушали музыку, пели. Я играл на мандолине, а Надя на гитаре. Не заметил как пробило 12, и заторопился домой. Сёстры наперебой стали уговаривать меня не уходить, так как трамваи в это время ходят редко, а в городе много случаев хулиганства и ограблений в ночное время. Как я не убеждал их, что нет оснований для беспокойства, что в крайнем случае я и пешком дойду до общежития, они всё же настояли, чтобы я переночевал в свободной гостевой комнате.
Надя подала приготовленный ею торт с поздравительной надписью и мы могли ещё раз убедиться в кулинарных способностях хозяйки. За тортом и чаем посидели ещё часок, и когда было уже далеко за полночь, Надя, сославшись на усталость, попрощалась и оставила нас одних.
Впервые мы с Инной были одни ночью в интимной домашней обстановке и нам было хорошо, как бывает двум любящим друг друга молодым людям.
Хоть и длинные были ночи в октябре, но спать до утра нам не хотелось.На всю жизнь осталась в моей памяти эта первая и, как потом оказалось, последняя ночь в доме Инны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});