медведица,или легенда о Черном Янгаре - карина

   Он снова стал прежним. Семь черных кос змеями спускались по плечам. И смуглая кожа блестела испариной. Выделялись на ней белые полосы шрамов, словно швы.

   Я стояла и смотрела, не смея подойти ближе.

   - Ты не рада, Аану?

   Скользит клинок, ранит воздух... быстро и еще быстрее.

   - Рада.

   Но прозвучало тихо.

   Он уйдет.

   - Завтра, - Янгар все еще слышал мои мысли. - Я уйду завтра. И Печать заберу с собой.

   А что со мной будет?

   Янгар, опустив клинок, повернулся ко мне.

   - Я бы хотел взять тебя с собой, - он преодолел расстояние между нами в два шага. И пальцами, сросшимися, целыми пальцами, коснулся щеки. - Или спрятать в надежном месте. Но я не знаю другого места, столь же надежного, как это.

   Горелая башня возвышалась над нами.

   - Я уведу охотников.

   - Останься.

   В башне хватит места для двоих... троих...

   Янгар покачал головой.

   - Или уедем? - я вцепилась в его руку, в собственную безумную надежду остановить войну. - Просто уедем и...

   Куда?

   К морю? Или за край его, тот, где раскинулись пески Великой пустыни?

   Или дальше, в предгорья? В благословенную страну Кхемет?

   Я видела отражение собственных мыслей в глазах Янгара. И еще башню, очистившуюся от копоти. Черные кольца Великого Полоза. Дом, который сгорел много лет тому. Видела незнакомых людей... и собственного отца, за спиной которого скрываются тени.

   - Прости, маленькая медведица, - Янгар прижался лбом к моему лбу. И ладонь его лежала на затылке. - Я не могу отступить сейчас. Или твой отец. Или я. Вдвоем нам не жить. Не плачь.

   - Не буду.

   - И пообещай, что дождешься.

   - Я уже обещала.

   - Еще раз пообещай. А лучше два, - теперь он говорил мягко, и отпускать меня не собирался. А я прижималась к его груди, вдыхала его запах и снова отогревалась его теплом.

   - Обещаю.

   - И что не будешь уходить отсюда, пообещай.

   - Не буду.

   - А если кто-то появится, обернешься медведем.

   - Ладно.

   Я готова обещать что угодно, лишь бы он остался еще ненадолго.

   - Маленькая медведица... - его губы ласкают шею. - Моя медведица... Аану...

   Черный Янгар ушел на рассвете. Я не стала спрашивать, забрал ли он с собой Печать.

   Вилхо был недоволен.

   Его недовольство прорывалась в трясущихся подбородках, в голосе, который сделался визгливым, в причитаниях и стонах, выводивших Пиркко из равновесия. Порой, когда ее супруг все же засыпал, она садилась рядом - ему нравилось, что Пиркко заботится о спокойствии его сна - и брала в руку подушку. На лице ее появлялась мечтательная улыбка, взгляд делался туманным, а мысли рассеянными. Она представляла, как берет подушку и кладет ее на круглое, расплывшееся от жира лицо Вилхо. И давит...

   Порой Пиркко, отослав рабов прочь, подносила подушку к этому лицу. Лишенное краски, оно было отвратительно: желтоватая, какая-то осклизлая кожа с крупными порами, узкие губы, нос, почти исчезнувший меж пухлых щек, и подушки век, меж которыми скрывались мутные глаза.

   Примерившись, Пиркко почти опускала подушку.

   Почти касалась широкого носа с вывернутыми ноздрями.

   Почти прижимала атлас к губам.

   И отступала.

   Еще не время.

   И надо набраться терпения, вот только иссякает оно.

   Наступит утро, и Вилхо, очнувшись ото сна, примется изводить ее нытьем. Вода в ванной ему будет горяча, масла - чересчур ароматны, рабы - ленивы, сама Пиркко...

   ...по ее совету он отпустил Янгара.

   И что теперь?

   Ничего.

   Талли потерял след. И десятки охотников, слетевшихся по зову Ерхо Ину, не сумели отыскать Белую башню.

   Полозу вновь удалось выскользнуть.

   И дав выход злости, Пиркко швырнула подушку через всю комнату.

   - Что? - встрепенулся кёниг, подслеповато щурясь.

   В его спальне отныне всегда горело с дюжину свечей: Вилхо начал бояться темноты. Мерещились ему тени.

   - Ничего, дорогой, - она нежно коснулась потного лица, - показалось, что мышь пробежала. Я боюсь мышей.

   Он закряхтел, переваливаясь на другой бок и, почесав вялый, расплывшийся по постели живот, сказал:

   - Пить хочется...

   - Сейчас, дорогой.

   Она подала вина. И держала чашу, пока Вилхо пил. С трудом оторвав голову от подушки, он глотал жадно, давился, фыркал и брызги вина падали на подушки.

   - Спи, дорогой...

   - Жарко, - он не собирался засыпать, но, видимо, вознамерился до рассвета изводить Пиркко своим нытьем. - Нам дышать нечем...

   Взяв в руки веер, Пиркко попросила:

   - Потерпи. Тебе нельзя мерзнуть.

   Он выпятил губу, но ничего не сказал.

   - Янгар не усидит на месте, - она знала, что Вилхо желает слышать. - Он захочет отомстить.

   - Нам?

   Естественно. Но кёнига не стоит пугать, и Пиркко, улыбнувшись, покачала головой.

   - Моему отцу. Янгхаар Каапо вернется в Олений город. Он придет сам и... надо лишь подождать. Немного...

   - Мы устали ждать.

   Капризный, словно дитя.

   Слабый.

   - У моего отца есть... должник, способный пройти по запретным дорогам.

   Вилхо кряхтит.

   И хмурится. Нога его мелко дергается, стаскивая одеяло.

   - Отец уже выступил. И от него Белая башня не скроется...

   - Почему он медлил?

   Потому что не так просто заставить брухву подчиниться. И не ради Вилхо старается Тридуба.

   - Отдыхай. Я помогу тебе, - Пиркко, отложив веер, взяла платок, смоченный в уксусной воде. - Закрой глаза...

   Он подчинился.

   - Тебе просто надо отвлечься, - она отирала пот со лба. - Я слышала, что в Олений город прибыли торговцы с юга... быть может, стоит их позвать?

   - Зачем?

   - Пусть расскажут о своей стране... или о других странах, в которых были... об обычаях их... о том, кто правит...

   Пиркко бросила платок в чашу.

   Ее муж любопытен. И завистлив.

   Он примет южан лишь для того, чтобы убедиться: нет под солнцем дворца более роскошного и правителя более великого.

   Идиот.

   - Мы подумаем, - пробормотал Вилхо прежде, чем заснуть. И Пиррко, опустившись на меховое покрывало, смежила веки. Сон ее будет недолог.