Ангел Экстерминатус - Грэм Макнилл

Он убил космодесантника лояльного Империуму. Он был ничем не лучше Детей Императора или Железных Воинов. Боль, причиняемая самим его существованием, была ничем по сравнению с этим. Это было его карой, его наказанием, за то, что он уступил перед лицом бедствий. Он был одним из Кулаков самого Императора, непобедимым воином, которого не могли сдержать никакие обстоятельства, и который мог превозмочь любую боль.

Всё это было ложью.

Он поднял свою руку с раздутыми мышцами, плоть была покрыта коростой и гнойными язвами, которые отказывались заживать, так как его разболтанная иммунная система боролась со свежими токсинами. Он содрал всё мясо со своей правой руки и бросил его на пол рваной, воняющей тухлятиной кучей. Ярко красная кровь покрывала кости, пальцы держались на нитках сухожилий и обрывках регенерирующей ткани. Когтями другой руки он нанес на кости извилистые царапины, наслаждаясь агонией самоистязания и понимая, что этого далеко недостаточно для искупления того преступления, которому он позволил произойти.

Перед его глазами всё еще стоял образ легионера с застывшей ненавистью в глазах, чьё горло он разорвал. И ненависть эта была заслуженная. Хотя он содрал мясо с правой руки, он знал, что рука никогда не очистится от крови лоялиста, которую пролила. Он старался сосредоточиться на крови, надеясь, что боль сумеет приглушить ужас от того, что он сделал и чем он стал. Сознание Кассандра стало еще боле беспорядочным, превратившись в калейдоскоп ужасных картинок, словно вытащенных из головы безумца. Мучительные эксперименты, наполненный болью свет в глазах и треск его ломающихся костей, по мере того как его тело продолжало меняться и расти. Восприятие течения времени утратилось, куски воспоминаний перемешались между собой.

Вот он сдирает кожу и мясо со своей виновной руки, и сразу же, он пялится на люмене-полоски в клинически-строгом помещении из белой керамики и стальных балок, покрашенных в раздражающе зеленый индустриальный цвет. Быть привязанным к каталке означало боль, и боль была единственным, чего он хотел теперь. Боль означала побег от себя. Боль была наказанием.

Источник всей его боли наклонился над ним в ореоле сильного света и щелкающих механических рук.

— Ты особенный, дитя мое. — сказал ему Фабий, ручеек темной крови бежал из уголка его губ. — Вы, Кулаки, сохранили свои высшие функции. Прочие стали чудовищами, но не вы двое. Почему бы это, интересно мне знать.

Кассандр хотел дотянуться до сумасшедшего апотекария и вырвать ему глотку, но цепи, удерживающие его на столе в этот раз были слишком прочными для него. Фабий ухмыльнулся своей улыбкой покойника и покачал головой.

— Ты думаешь, я не извлек урока из нашего последнего происшествия? — сказал Фабий, отступая назад и меняя угол наклона каталки, к которой был привязан Кассандр. — «Гордость Императора», конечно, не такой укромный корабль, как «Андроникс», но он оснащен достаточным количеством хорошо укомплектованных медицинских уровней.

В противоположность прошлому логовищу апотекария, это место было хорошо освещено и по оснащению больше походило на стандартный апотекарион. Вдоль стен выстроились приборы, которые Кассандр опознать не мог, но отметил для себя, что большинство было сделано на заказ, и выглядело так, что ни один апотекарий лояльного Легиона не одобрил бы их использование. Изолированные камеры были заполнены колбами из зеленого стекла, в которых плескались мутировавшие до неузнаваемости исчадия, генетические уродцы и кошмарные эмбрионы на разных стадиях развития. Ряды капсул редукторов, каждая с символом Легиона и гравировкой чего-то вроде имени, были помещены в цилиндрический крио-контейнер, наполненный клубами азота. Исследовательские емкости для органов, центрифуги, реторты с пузырящимися колбами и свистящими склянками, плюющиеся и кипящие на рабочем столе серебристого цвета. Вскрытое тело лежало на каталке слева от него, в ворохе собственных кишок. Тело было обезглавлено, но тату на правом бицепсе указывало на принадлежность к IV легиону.

— Теперь изучаешь своих? — сказал Кассандр своими истерзанными челюстями.

Фабий повернулся к расчленённому телу, словно только сейчас вспомнив, что оно вообще тут есть. — Еще до восстания Хоруса. — ответил он.

— Зачем? — пробулькал Кассандр, сгибая кости мутировавшей руки, до болезненной пульсации.

— Потому как нас учили, что мы совершенные создания. — сказал Фабий, отхаркивая сгусток темной слизи и придерживая челюсть. — Но это очень далеко от правды. Мы части чего-то большего, бледные отражения чего-то невероятного. Генетическая структура каждого Легиона содержит в себе часть этого совершенства, и я узнаю все секреты творений Императора.

— Зачем? — повторил Кассандр, зная, что это самый важный вопрос.

— Затем, что я не хочу умирать, — сказал Фабий, распахивая робу и демонстрируя две гноящиеся раны, покрытые смолистой коркой. Раны от меча, но они не заживали. — Солдаты Императора, которые были до нас, Громовые Воины, их генокод нес в себе семя их погибели. А генетически выращенные варвары до них? Им повезло прожить ровно столько, сколько потребовалось их гипер-метаболизму на то, чтобы истребить их. Примархи думают, что их воины бессмертны, но они ошибаются. Мы такие же смертные, как и остальные, нам просто надо больше времени, чтобы умереть. У меня другие планы.

— Ты хочешь жить вечно?

— Конечно, — ответил Фабий, злой от того, что ему вообще был задан подобный вопрос, — А ты разве нет?

— Нет, — прошипел Кассандр, — Я хочу подохнуть каждую секунду.

Фабий наклонился к нему, и Хирургеон выдвинул свои клещеобразные конечности. Бритвенно-острое лезвие теплового резака проснулось к жизни. Куча толстых игл выдвинулось из другой руки, из оставшихся рук выдвинулись сифон для крови и зашивальная машинка.

— Если это и правда так, то почему ты не разбил свою голову о стены камеры? — спросил Фабий, со жгучим интересом школьника в голосе.

У Кассандра был только один ответ.

— Потому что я слаб, — его мощное, мутировавшее, безобразное тело мучительно изогнулось.

— Нет, дитя мое, ты силен, ты очень силен. Прочие сгорели в огне своего сверхметаболизма, но не ты, и не твой брат по Легиону. — проговорил Фабий почти нежно. — Вот почему я снова должен в тебе покопаться.

Тепловой резак опустился, и вновь пришла боль.

Расплата и агония, наказание и боль.

Кассандр был рад им всем.

Кузнец войны Торамино расхаживал по крепостным валам укрепления вокруг зоны высадки, глядя с ранее невиданной злостью, как Пневмашина и его воины пытались бороться с обрушением стен. Трещины расползались, и камень крошился каждую секунду.

Этот мир был настоящим проклятием для возведения стен, и чем быстрее они здесь закончат свои дела, тем лучше. Даже звуковые фильтры его шлема не могли заглушить ужасающий вой ветра, тусклое сияние отдаленного города нервировало Торамино.

Мало того что его лишили законного места в Трезубце, так теперь еще сделали каким-то сторожем. Командующий Стор Безашх, повелитель огневой мощи мало кому доступной, хозяин артиллерии и средств её передвижения и развертывания. То, что его назначили на эту работу, было оскорблением его гордости и чести его рода.

В реальных боевых действиях такое назначение было бы очень важным и почетным, но охрана пустых платформ и путей отступления, огороженных высокими стенами, минными полями и километрами колючей проволоки на пустынном мире не было заданием, которое бы несло в себе почёт и надежды на повышение. Подобное поручение больше подходило низкорожденным вроде Камнерожденного, или, даже скорее, Кроагера.

Глупая выходка Харкора на Гидра Кордатус привела к этой ситуации, но бывший Кузнец войны 23го гранд-батальона был из рода аристократов Олимпии, и высокорожденный болван, всяко был лучше такого безродного ублюдка, как Кроагер.

Торамино остановился и посмотрел внутрь периметра, огороженного крошащимися и провисающими стенами. Лес орудийных стволов, устремленных в небеса, застыл, словно, взметнувшиеся в приветствии руки: гаубицы, бомбарды, «Сотрясатели», мортиры, ракетные батареи и пусковые установки точных ракет-охотников. Оружейники и экипажи сновали вокруг своих орудий, готовые обрушить огненный ливень на любую обнаруженную цель. Правда, лично Торамино ожидал, что цель будет врагом в необычном понимании этого слова.

Его раздражало то, что обстоятельства толкают его на братоубийство, но что кроме ответного удара может сделать благородный воин высоких кровей, загнанный в угол невежеством и завистью глупцов? Он вызвал схематичную картинку города на свой инфо-планшет, её передавали топографические приборы «Кастелянов». Трехмерное изображение города, его построек и координаты колонн Железных Воинов повисло перед ним в воздухе.