Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После того поток переселенцев стал непрерывно спускаться через Альпы на цветущие равнины; кельтские племена толкали вперед и увлекали вслед за собой лигурийцев и вместе с ними стали отнимать у этрусков один пункт вслед за другим, пока весь левый берег реки По не перешел в их руки. После падения богатого этрусского города Мельпа (вероятно, в районе Милана), для завоевания которого уже осевшие в долине По кельты соединились с вновь пришедшими племенами (358?) [396 г.], эти последние перешли на правый берег реки и стали вытеснять умбров и этрусков из их древних мест поселения. То были преимущественно бойи, проникшие в Италию, как следует полагать, иным путем — через Пенинские Альпы (Большой Сен-Бернар); они поселились в теперешней Романии, где старый город этрусков Фельсина стал их столицей, названной новыми повелителями Бононией. Наконец, пришли и сеноны, которые были последними из больших кельтских племен, перебравшихся через Альпы; они поселились на побережье Адриатического моря от Римини до Анконы. Но следует полагать, что отдельные толпы кельтских переселенцев проникали даже внутрь Умбрии, почти до самых границ собственно Этрурии, так как подле Тоди на верхнем Тибре были найдены на камнях надписи на кельтском языке. Границы Этрурии все более и более суживались с севера и с востока, так что около половины IV века тускская нация принуждена была довольствоваться той территорией, которая с тех пор носила и до сих пор носит ее имя.
Этрусская нация, с такой замечательной энергией и быстротой утвердившая свое владычество в Лациуме, Кампании и на обоих италийских морях, еще быстрее пришла в упадок, когда на нее, как будто сговорившись, одновременно напали и сиракузяне, и латины, и самниты, и главным образом кельты. Она утратила свое морское могущество, а жившие в Кампании этруски утратили свою независимость именно в то время, когда инсубры и кеноманы поселились на берегах По, и около того же времени римское гражданство — за несколько десятков лет перед тем глубоко униженное и почти порабощенное Порсеной — снова стало действовать наступательно против Этрурии. Путем перемирия, заключенного с вейями в 280 г. [474 г.], оно получило обратно все, что было им утрачено, и в сущности восстановило отношения, существовавшие между двумя нациями во времена царей. Хотя после истечения срока этого перемирия в 309 г. [445 г.] распри и возобновились, но это были лишь пограничные схватки и хищнические набеги, не имевшие важных последствий ни для той, ни для другой стороны. Этрурия еще была в ту пору так могущественна, что Рим не мог помышлять о серьезном на нее нападении. Только после того как жители Фиден выгнали римский гарнизон, умертвили римских послов и подчинились царю вейентов, Ларсу Толумнию, вспыхнула более серьезная война, благополучно окончившаяся для римлян: царь Толумний был убит в сражении римским консулом Авлом Корнелием Коссом (326?) [428 г.], Фидены были взяты римлянами, и в 329 г. [425 г.] было заключено новое перемирие на 200 месяцев. Тем временем положение Этрурии делалось все более стесненным, и кельты начали нападать на оставшиеся до тех пор нетронутыми этрусские поселения на правом берегу По.
Когда срок перемирия истек в 346 г. [408 г.], римляне решились предпринять против Этрурии завоевательную войну, которая на этот раз велась уже не только против города Вейи, но также из-за обладания этим городом. Рассказы о войне с вейентами, капенатами и фалисками и об осаде города Вейи, будто бы продолжавшейся, как и осада Трои, десять лет, не заслуживают большого доверия. Легенда и поэтическая фантазия завладели этим сюжетом, и не без основания, так как борьба велась с небывалым напряжением сил и победителей ожидала небывалая награда. По этому случаю римская армия в первый раз оставалась в походе лето и зиму в течение нескольких лет сряду, пока предположенная цель не была достигнута; в первый раз община платила войску жалованье из государственных средств. Но также в первый раз римляне попытались подчинить себе иноплеменную нацию и перенесли свое оружие за старинную северную границу латинской земли. Борьба была упорна, но ее исход едва ли мог быть сомнителен. Римляне нашли содействие со стороны латинов и герников, для которых падение грозного соседа было почти не менее приятно и выгодно, чем для самих римлян: напротив того, жители города Вейи были покинуты своими соотечественниками и получили подкрепления только от соседних городов — от Капены, Фалерий и Тарквиний. Что северные общины не приняли участия в борьбе, уже достаточно объясняется необходимостью обороняться от кельтов; но, кроме того рассказывают — и нет никакого основания не верить этим рассказам, — что главной причиной такого бездействия со стороны остальных этрусков были внутренние раздоры в среде этрусского союза городов, а именно то, что города с аристократической формой правления были в оппозиции с вейентами, сохранившими у себя или восстановившими царское управление. Если бы вся этрусская нация могла или хотела принять участие в борьбе, то при крайне низком тогда уровне осадного искусства римская община едва ли была бы в состоянии довести до конца такое гигантское предприятие, как взятие большого и укрепленного города; но так как этот город был одинок и всеми покинут, то, несмотря на мужественное сопротивление, он не устоял (358) [396 г.] против стойкого геройства Марка Фурия Камилла, впервые открывшего своему народу блестящее и опасное поприще внешних завоеваний. Ликование, которое было вызвано в Риме этим великим успехом, оставило после себя отголосок в сохранившемся до поздних времен обыкновении римлян заканчивать праздничные игры «продажей вейентов»; при этом производилась шуточная продажа с аукциона мнимой военной добычи и в заключение пускался в продажу самый уродливый старый калека, какого только можно было отыскать; на него надевали пурпурную мантию и разные золотые украшения, так как он изображал «царя вейентов». Город был разрушен, а место, на котором он стоял, было обречено на вечное запустение. Фалерии и Капена поспешили заключить мир; могущественные Вольсинии, бездействовавшие со свойственным союзникам двоедушием во время агонии города Вейи и взявшиеся за оружие после его падения, также согласились через несколько лет (363) [391 г.] на заключение мира. Рассказ о том, что оба передовых оплота этрусской нации — Мельп и Вейи — были взяты в один и тот же день, первый кельтами, а второй римлянами, похож на грустную легенду, но в его основе лежит глубокая историческая истина. Двойное нападение с севера и с юга и падение обеих пограничных крепостей были началом конца великой этрусской нации.
Однако на минуту могло показаться, что два народа, грозившие существованию Этрурии своим одновременным нападением, неизбежно должны столкнуться и что вновь расцветавшее могущество Рима будет уничтожено иноземными варварами. Такой оборот дел противоречил естественному течению политических событий, но его вызвали сами римляне своим высокомерием и недальновидностью. Толпы кельтов, перебравшиеся через реку после падения Мельпа, наводнили со стремительной быстротой северную Италию и не только равнины на правом берегу По и вдоль Адриатического моря, но также собственно Этрурию по сю сторону Апеннин. Через несколько лет после того (363) [391 г.] даже находившийся в самом центре Этрурии Клузий (Chiusi на границе Тосканы и папской области) был осажден кельтскими сенонами, а этруски так упали духом, что бедствовавший тускский город обратился за помощью к тем, кто разрушил Вейи. Римляне, быть может, поступили бы благоразумно, если бы не отказали в просимой помощи и разом поставили в зависимость от Рима галлов путем вооруженного вмешательства, а этрусков — посредством оказанного им покровительства; но такая далеко задуманная интервенция, которая заставила бы римлян предпринять серьезную войну на северной границе Этрурии, не входила в кругозор их тогдашней политики. Поэтому не оставалось ничего другого, как воздержаться от всякого вмешательства. Но римляне совершили безрассудство, отказав одной стороне в помощи, а к другой отправив послов; эти послы оказались еще более безрассудными, так как вообразили, что могут повлиять на кельтов громкими словами, и, когда им это не удалось, вообразили, что, имея дело с варварами, могут безнаказанно нарушать международные обязательства: в рядах клузийцев они приняли участие в сражении с кельтами, и один из них сшиб галльского предводителя с коня. Варвары поступили в этом случае умеренно и осмотрительно. Они прежде всего обратились к римской общине с требованием выдать им нарушителей международного права, и римский сенат уже был готов удовлетворить это справедливое желание. Но в народной массе сострадание к соотечественникам одержало верх над справедливостью к иноземцам: гражданство отказало в требуемом удовлетворении, а, по некоторым известиям, храбрые передовые бойцы за родину даже были назначены консулярными трибунами на 364 год [390 г.] 120 , которому было суждено занять такое печальное место в римских летописях. Тогда Бренн, т. е. предводитель галлов, снял осаду Клузия, и все военные силы кельтов, состоявшие, как утверждают, из 70 тысяч человек, двинулись на Рим. Такие походы в неведомые и далекие страны были обыкновенным делом для галлов, которые шли вперед как вооруженные толпы переселенцев, не заботясь ни о прикрытии, ни об отступлении, а в Риме, очевидно, не сознавали, какою опасностью грозило такое стремительное и внезапное нашествие.