Донбасский декамерон - Олег Витальевич Измайлов

1927 году, не содержит никаких стилистических изысков, местами просто безграмотна, однако же выдержала за два года сразу пять изданий. В том числе и потому, что была невероятно занимательна – рассказчик бывший адъютант командующего Добровольческой армией Май-Маевского был превосходный. Вся книга – сплошной экшн, автор не дает читателю ни минуты передышки.

Но нам здесь, конечно, недосуг ни пересказывать ее содержание, ни обсуждать личность автора. Книга является ценным источником, рассказом о нравах партизан Крыма того времени.

К слову сказать, в то время слово «партизан» не было популярным в массах, тогда больше говорили «красно-зеленые», или, просто, «зеленые».

Это выражение мелькает не только в книге Макарова, но и в вышедшей в том же году, например, книге М. Бунегина «Революция и Гражданская война в Крыму» и в увидевшей свет годом позже «Революции в Крыму».

В те благословенные времена о бывших врагах еще можно было писать с уважением (Макаров, например, на каждом шагу подчеркивает личное мужество и даже рыцарство того или иного белого офицера), а зеленые не обязательно почитались за бандитов. И то сказать – ведь большинство атаманов и «батек» были обычными мужицкими вожаками разинско-пугачевского типа. Их скорее можно было отнести к «борцам за народное дело».

Макаров в своей книге описывает, как после побега из камеры смертников Севастопольской крепости он попадает в одну из таких зеленых шаек.

Мужички сидели в лесу над селом Мангуш под Бахчисараем, время от времени спускались в долину добыть продуктов. Остальное время резались в карты, пьянствовали и лишь изредка по наущению красных подпольщиков исполняли разовую акцию. Могли, например, отбить стадо коров у тыловиков деникинской армии.

Макаров рассказывает, как долго и нудно приходилось ему создавать из этой шайки подобие партизанского отряда. Дезертиры и уголовники, например, часто оставляли расположение отряда, ряды «красных повстанцев» кишели агентами белой контрразведки. Уровень подготовки последних, впрочем, был столь слаб, что вычисляли их быстро и «отправляли к Колчаку», как называл расстрелы Макаров.

К осени 1919 года Москва сумела через сеть подполья создать все-таки в Крыму несколько десятков мелких, но боеспособных отрядов. Налеты красных партизан на тыловые базы и небольшие гарнизоны, на склады боеприпасов стали вызывать у командования белой армии серьезное беспокойство.

Против красно-зеленых были отряжены несколько кавалерийских и пехотных полков, артиллерия и даже бронепоезд. Больших успехов добиться им не удалось, в основном эти силы выполняли роль конвоев.

К такой же тактике против партизанских командиров в итоге вынуждены были обратиться в 1942 году и гитлеровцы.

У зеленых под красными знаменами не было бы шансов на успех, если бы им не помогало местное население.

В горных районах большинство составляли татары. В самом начале Гражданской войны лидеры националистов попытались использовать ситуацию междувластия в России для воссоздания если не Крымского ханства, то татарского национального государства. Но народ местный в целом остался глух к этим идеям. Им куда больше импонировали идеи «левых» всех мастей того времени.

Если же говорить о национальных устремлениях татар Крыма, то после того, как деникинские власти стали преследовать местных националистов и дали однозначно понять, что в их представлении Россия возможна в будущем только «единой и неделимой», а автономистские настроения крайне нежелательны даже тут, в Крыму, стало ясно, что рассчитывать можно разве что на большевиков, обещавших краевую национальную автономию. Кстати, они обещания сдержали. Правда, на свой лад, но это другая история.

Как бы там ни было, воспоминания партизан Крыма того периода пестрят рассказами о том, как татарские деревни привечали «красно-зеленых», помогали укрыться от белых карателей, охотно вступали в отряды, обеспечивали продуктами, давали проводников и даже создавали коммуны.

Это было настолько массовым явлением, доброжелательность татар Крыма по отношению к красным партизанам и подпольщикам была настолько привычной, что ее со временем стали считать самоочевидной. И Мокроусов, и Макаров, и другие партизанские командиры, вернувшиеся в леса и горы своей боевой молодости с приходом немецких оккупантов, были уверены, что у советских партизан Великой Отечественной не возникнет проблем с местным населением.

И каким же горьким разочарованием стало обратное.

Во-первых, начиная с 1941 года многие татары (не они одни, конечно) пошли служить во вспомогательные батальоны и роты на немецкой службе. Во-вторых, в некоторые чисто татарские села стало опасно даже заходить, не то что рассчитывать на поддержку их жителей. Дело доходило до немыслимого.

Например, когда советское командование прислало группу спецназа в Алушту, чтобы вывезти из Крыма семью советского аса, будущего дважды Героя Советского Союза Амет-Хана Султана, его брат Имран, служивший во вспомогательном татарском батальоне, пригрозил сдать их немцам и посоветовал убираться восвояси.

Историки до сих пор размышляют над этим феноменом.

Ведь между татарами, которые активно помогали красным партизанам в Гражданскую, и их сыновьями и братьями, враждебно смотревшими на советских в Великую Отечественную, лежали всего двадцать лет, причем это были годы безраздельного властвования советской пропаганды.

Когда Мокроусов в 1942 году обратил внимание советского командования и партийного руководства на факты татарского коллаборационизма, осложнившие жизнь и борьбу партизанам, ему не поверили и сняли его с поста командующего партизанской армией в Крыму.

Год спустя в специальной записке в ЦК ВКП(б) Алексей Васильевич пытался разобраться в проблеме. Он считал, что во всем виновата слабая постановка воспитательного процесса в татарской среде в предвоенные годы. И он был не так уж не прав. Но не во всем, конечно.

На наш взгляд, все сложней.

Во-первых, советская власть одной рукой устраивала «коренизацию» в Крыму, переводя документацию и названия на татарский язык (в то время еще не знали этнонима «крымский татарин»), а другой пускала под нож в буквальном смысле слова националистическую партию татар «Милли Фирка», пошедшую в 1920 году на сотрудничество с советской властью. Процентов восемьдесят ее активистов, несколько десятков человек, были расстреляны в конце 20‑х годов. В черный для советской интеллигенции 1937‑й год полетели головы многих татарских учителей, врачей, организаторов колхозов, стахановцев.

Это все не добавляло симпатии к русским, которые в сознании татарского народа были советскими и наоборот.

Не стоит забывать, что татары в Российской империи были народом, покоренным силой оружия и мусульманским. В 1919–1920 годах татары поверили, что красные принесут им не только социальное, но и национальное освобождение. А вместо этого в 30‑е годы получили уничтожение религиозных деятелей и закрытие мечетей. Проще говоря, в годы Гражданской войны большевики воспринимались татарами как борцы против «единой и неделимой», а в Великую Отечественную – теми, кто на этой позиции в известной мере заменил Деникина и Врангеля.

Кроме того, как доказали современные историки,