Лже-Нерон. Иеффай и его дочь - Лион Фейхтвангер

пословицу о трех «к», от которых воротит с души; мысленно Горион, должно быть, уже давно повторяет ее.

Нет, Кнопс не закрывал глаза на ежедневно возраставшие трудности. Не было ли его решение ждать, пока Нерон завоюет Антиохию, слишком смелым? Не умнее ли было бы заранее, уже сейчас, соскочить с колесницы Нерона?

Но была одна вещь, которая удерживала его. Его девочка, его жена, его маленькая упругая аппетитная Иалта, была беременна. То, что у него будет законный, свободнорожденный, богатый сын – хитрый, сильный Клавдий Кнопс, перед которым будут открыты все пути, наполняло его сумасшедшей радостью. Он грубо ласкал Иалту, мать этого будущего Клавдия Кнопса, окружал ее лейб-медиками, банщицами, прислужницами, отчаянно бранился, если она требовала огурцов или других солений и отказывалась есть сладкие полезные пироги из миндаля и полбы, которые должны были сделать его сына приятным в глазах людских. Нет, он не смеет удирать. Его долг перед маленьким Кнопсом – проявить выдержку. Он должен сделать последнее отчаянное усилие и оградить своего сыночка золотой стеной от опасностей жизни. Из конфискованного имущества торговца коврами Ниттайи он урвал немалую долю, но тут предстоял улов еще пожирнее. Был некто Гиркан, откупщик, скряга, который почему-то не торопился пожертвовать, как от него ожидали, крупную сумму на храм, посвященный гению Нерона. Разве это не доказательство, что деньги богача Гиркана лежали не в той мошне, в какой следовало! Ему, Кнопсу, предстояло передать их в более достойные руки, в маленькие любимые ручонки его будущего сына Клавдия Кнопса.

Нет, пока это не сделано, он не имеет права покидать Нерона. Но если оставаться при Нероне, то надо срочно принимать меры против мятежных настроений, которые растут с угрожающей быстротой. Все остальные беспомощны, у них нет фантазии. Они и не видят размеров приближающейся опасности, и не находят средств против нее. От него зависит найти настоящее средство. Один за другим рождались у него в голове проекты – много разнообразных проектов. В конце концов он остановился на одном, который сулил и спасение для Нерона, и желанный улов для Клавдия Кнопса.

Он рассматривал свой проект со всех сторон. Проект был хороший, смелый, радикальный. Конечно, Кнопсу становилось не по себе, когда он вспоминал о Варроне и царе Филиппе. У них, конечно, будут тысячи всяких придирок. С Варроном у него и без того постоянные трения. С тем большим энтузиазмом встретит его план Требоний. Жаль, конечно, что ему волей-неволей придется посвятить в дело Требония: Кнопс ревновал к нему Нерона, привязанного к капитану, завидовал популярности, которой тот пользовался; кроме того, он страдал от своего раболепства, и уверенные повадки Требония вызывали в нем зависть. Но он сомневался, сможет ли без помощи Требония привлечь на свою сторону Теренция, а главное – ему нужен был для осуществления замысла твердый, опытный в военном деле человек, способный приказывать, поддерживать дисциплину и не пугаться при виде льющейся крови.

С Требонием нетрудно было сговориться: он давно уже мечтал о повторении «Недели мечей и кинжалов». Они вдвоем отправились к Нерону.

Кнопс начал свою речь с того, что, по сути дела, народ и теперь еще любит Нерона так же, как в первые дни после его появления. Если существует видимость недовольства, то в этом виновата маленькая горстка завистников и хулителей. Это люди, которые после возвышения Нерона были оттерты в сторону, или же те, кто сначала с энтузиазмом его встретил, но затем был обманут в своей безмерной алчности. Таких подстрекателей не очень много, но у них посты, влияние, голос, деньги. Если их устранить, воздух сразу очистится. После неудачного опыта с процессом христиан рекомендуется на этот раз действовать быстро и покончить с противниками и хулителями без канительного судебного разбирательства, сразу, в одну заранее назначенную ночь. Юридическая допустимость такого сокращенного судопроизводства не подлежит сомнению. Император – верховный судья и потому вправе, однажды убедившись в справедливости обвинения, без всяких проволочек осудить обвиняемых и приказать их казнить. Если ему будет угодно, он может задним числом изложить свои мотивы сенату. Действуя энергично, вскрывая без промедления нарыв, можно добиться того, что недовольство в стране за одну ночь будет в корне пресечено. А ужас этой ночи благотворно повлияет на тех недовольных, которые уцелеют, заставит призадуматься всех, кому придет охота распространять глупые, клеветнические измышления о режиме.

Кнопс излагал свой проект ясно, без запинки. При этом он переводил с Нерона на Требония дружески лукавый взгляд своих блестящих, быстрых карих глаз. Проект, очевидно, забавлял его самого, и он ожидал, что и другим проект доставит удовольствие. Так бывало еще в те времена, когда они с Теренцием работали на Красной улице: он развивал планы, как надуть компаньона; обычно эти планы осуществлялись весьма удачно.

Все трое смотрели друг на друга – Теренций, Требоний и Кнопс. И еще прежде, чем Кнопс закончил свою речь, всем трем было ясно, что проект превосходен, что он достоин инициатора наводнения в Апамее. Молча сидели они, даже шумный Требоний затих, он только чуть-чуть подмигивал Теренцию, и все трое с глубоким удовлетворением думали одно и то же: «Утопить в крови всю эту сволочь». А Нерон формулировал эту мысль еще точнее: «Передавить всех, передавить, как мух».

Вслух он сказал:

– Благодарю тебя, мой Кнопс. Я передам твой совет богам; посмотрим, что скажет мне мой внутренний голос.

Однако оба, и Кнопс и Требоний, знали, что этот внутренний голос уже сказал свое слово и оно в точности совпадает с тем, что произнес их собственный внутренний голос; мысленно каждый из них уже составлял свой список.

17

Три руки

И в самом деле, в ту же ночь голос богов говорил Нерону, а на следующий день они опять собрались втроем, чтобы обдумать план уже в деталях. С тех пор как они взяли власть, немало их врагов успело перемереть. Но ведь им троим было вместе сто тридцать четыре года, немало неприятного повстречалось им на пути, у них была хорошая память, за сто тридцать четыре года они нажили