В гору - Анна Оттовна Саксе

так интересно беседовать, — наклонив голову, она сквозь ресницы посмотрела на Озола, — но, к сожалению, меня ждет работа.

— К сожалению? — подхватил Озол. — А мне показалось, что я чуть ли не преступно отрываю вас от интересной и любимой работы?

— На этот раз — к сожалению! — вздохнув, сказала Майга приглушенным грудным голосом и с проворством газели бросилась к дверям. Оттуда она еще раз оглянулась, лукаво посмотрела на Озола и весело крикнула ему:

— Если у вас есть желание поговорить по телефону, то мой адрес: за этими дверями, третья комната направо!

Озол прочел на лицах Ванага и Зенты недоумение. «Наверное, думают, что товарищ Озол на старости лет рехнулся». Ему стало смешно. В искусстве кокетства она ничего нового не изобрела. Все заимствовано из архива буржуазных барышень.

В сенях хлопнула дверь, затопали ногами, обивая снег. Вошли Гаужен и Лауск, они предложили поехать на мельницу. Все уселись в сани Гаужена, и гнедая лошадка размеренной рысцой повезла их через местечко. Всюду еще виднелись развалины, напоминая о жестокости и варварстве врага.

Они подъехали к мельнице, заброшенно стоявшей на берегу реки; ни тропинки, ни колеи не вело к этому ранее оживленному месту — гнедая даже повела ушами, когда Гаужен повернул ее на снежную целину.

Они прошли через шерсточеску, где стены были разбиты, а обломки машин занесены снегом. Здесь не так-то было просто восстановить разрушенное. Но помещение мукомольни не пострадало, — возможно, у громил не хватило взрывчатки или же они не успели ее использовать.

Потом осмотрели машинное отделение. Никаких бросающихся в глаза повреждений не было. Если у машин не хватало каких-нибудь деталей, то без специалиста этого установить они не могли.

— Мельница зарокочет во что бы то ни стало! — пообещал Ванаг.

Решили заодно осмотреть и коннопрокатный пункт, где еще хозяйничал Калинка. Это был жалкий домишко, вокруг не было ни забора, ни сада, ни деревьев. Кухню наполнял едкий дым, полуразвалившаяся плита не тянула. Жена Калинки, вытирая слезы, хлопотала у плиты. Когда вошедшие поздоровались, она неловко вытерла фартуком испачканные сажей руки, затем провела ими по лицу, оставив на щеках черные полосы.

— Что здесь за коптильня? — воскликнул Ванаг.

Элиза Калинка подошла к нему вплотную и пристально посмотрела в лицо.

— Боже мой! — воскликнула она. — Да это ведь Петер! Вот тебе и раз — кричат нынче в этих газетах, что немцы, мол, такие, немцы — сякие. Говорили, что и Ванага замучили. Оказывается, не так уж страшно было.

— Кто это говорит, что было не страшно? — спросил Ванаг, шагнув к Элизе. — Кто это говорит? Пусть взглянет на мою спину.

— Ну, что там спина, благо сам остался жив, — ответила Элиза. — А что сделали с матерью твоей… Старого человека… Вот это ужасно!

Услышав разговор, в кухню поспешил Калинка.

— Слышу, как будто гости, — начал он и, узнав пришедших, засуетился. — Проходите сюда, прошу, покорно прошу! Жена, ты тоже, как курица, раскудахталась — заставляешь гостей стоять в таком чаду!

— Пусть посмотрят, в какой копоти приходится жить, — говорила Элиза, идя сзади. — Дом-то ведь теперь государственный. А мы сами — на государственной службе. Пусть видят, как мы тут мучаемся.

— Молчи, молчи! — успокаивал ее Калинка. — По теперешним временам хорошо, если хоть крыша над головой.

— Много у тебя этой крыши, — не унималась Элиза. — Я говорю, дом отдали, ничего не пожалели, а исполком и пальцем не шевельнул.

— Шевельнем, завтра же шевельнем, — сказал Озол, думая о том, что еще вечером надо позвонить директору МТС, чтобы немедленно убрал Калинку.

Комната Калинки скорее напоминала сарай, чем жилое помещение. В углах валялся всякий хлам, лежанка была застлана старым тряпьем. В одном углу стояли покрытые брезентом мешки. Сколоченный из досок некрашеный столик был придвинут к подоконнику. С картами в руках за столиком сидел молодой парень. Перед ним стояла бутылка самогона и щербатая тарелка с ломтями хлеба и плохо очищенным луком.

— Прошу, прошу, — приглашал Калинка, не зная, куда усадить гостей, так как в комнате были только стул, на котором он только что сидел сам, и табуретка, занятая парнем.

— Освальд! Пусти гостей к столу, — крикнул он и заметался по комнате, ища, на что бы сесть. Не найдя, махнул рукой и схватил бутылку.

— Покорно прошу, наверное, замерзли, надо согреться, — предлагал он, наливая водку в замызганную рюмку.

— Мы не в гости пришли, — сказал Озол, отстраняя поднесенную рюмку. — Вот новый председатель волостного исполкома товарищ Ванаг хочет познакомиться с коннопрокатным пунктом.

— Как, разве Яна Приеде сместили? — испуганно удивился Калинка. — Право, жаль. Такой хороший человек. Как же это так?

— Правильно. Человек он хороший и будет работать на другом месте, — спокойно ответил Озол. — А теперь пойдем в конюшню, покажи нам лошадей.

— Ну, ну, куда же так торопиться, — пытался Калинка удержать их. — Петер, выпей за встречу! — он пытался сунуть Ванагу в руку рюмку.

— Оставь! — недружелюбно отказался Ванаг. — Не привык. В тюрьме немцы заставляли меня из плевательницы пить.

— Тем более надо горло прополоскать, — не к месту вставил молодой парень.

— Пошли! — предложил Озол.

— Да там еще и смотреть нечего! — сказал Калинка, ища шапку. — Не успели еще устроить. Вот только думали по-настоящему взяться.

Озол ожидал увидеть жалкое зрелище, но не мог себе представить, что оно будет настолько жалким. В конюшню, сквозь дырявую крышу, просвечивало бледное зимнее солнце. Здесь на мерзлом навозе стояли семь лошадей и вяло терлись мордами о пустые ясли, время от времени касаясь губами замерзшей воды. Три лошади были больны чесоткой, они стояли скрючившись, понурив головы и свесив уши. У всех лошадей заметно выпирали ребра и крестцовые кости.

— Это же преступление! — почти простонал Озол, стиснув зубы.

— А что я могу поделать? — оправдывался Калинка. — Где мне на починку крыши взять, из своего кармана, что ли? Государство не заботится.

— Скотина этакая, что ты наделал? — закричал Ванаг. — Знаешь, такого, как ты, надо дубиной лупить, и весь разговор! Когда ты в последний раз кормил лошадей?

— Освальд, когда ты кормил? — спросил Калинка своего помощника. — Сегодня утром уже давал?

— Нет, хозяин, не давал, — покачал тот головой.

— А вчера