В гору - Анна Оттовна Саксе

— Куда мне, — протянул Пакалн. — В жизни никогда ни на кого не жаловался.

Они миновали Рубенский лес. Озолу надо было слезть.

— Но ты все же подумай о тракторах-то, — Озол на прощанье крепко пожал старику руку. — И запомни — ни тебя, ни кого-либо другого силой в колхоз не потащат. Но я думаю, что со временем вы сами захотите работать сообща.

Озол шагал вдоль опушки леса и думал, как трудно расшевелить такого крестьянина. Торчит на своем клочке земли, словно обомшелый камень. Новые мысли, новые речи о другой, более полноценной жизни не доходят до него, ибо в нем укоренились старые привычки, от тихого течения жизни рассудок и чувства стали вялыми.

Взять того же Пакална. Он во всех отношениях порядочный человек, весь век был в хомуте, как рабочая лошадь, но попробуй облегчить ему жизнь. Он не желает нам, большевикам, зла, но помочь активно, сообщить хотя бы о непорядках, которые он видит и которые ему самому не нравятся, — нет, нет, только не это — ведь он не пойдет «жаловаться на другого».

«А все-таки сегодня не стерпел и пожаловался! — усмехнулся Озол. — В будущем не надо ждать, пока вот такие честные старики придут к нам, следует самим почаще навещать их. В разговоре они незаметно для себя выложат всю правду».

Он приближался к своему дому. В окне мерцал слабый огонек, но Озолу стало от него теплее. Собачонка выскочила из конуры и залаяла, но затем узнала — осенью она несколько раз видела его и запомнила, — от радости повизгивая, ткнулась к нему.

— А, признаешь! — Озол погладил собачонку, потом постучал в дверь. Послышались быстрые, легкие шаги. — Наверное, Мирдза. — Но он ошибся — дверь открыла Ольга, предварительно спросив, кто там.

— Юрис! — воскликнула она, и по звуку голоса, не видя в темноте лица жены, Озол узнал свою прежнюю Олю. Он крепко обнял ее и поцеловал, словно отдавая долг, который оставался за ним со дня первой встречи.

Мирдза сидела в комнате у стола, заваленного книгами. Маленькая коптилка освещала раскрытую книгу. То была алгебра, которую она изучала, делая пометки в тетрадке.

— Вот так и сидит до поздней ночи, — жаловалась мать, но не без гордости. — Испортит еще глаза, будет тогда ходить очкастой. Я уж шучу, кто ее возьмет такую, но она уверена в себе, словно ей нечего беспокоиться.

Озолу понравилось, что Ольга обрела прежний юмор, который раньше был привычен в их семье и между ними, и в отношениях с детьми.

Позже, когда Мирдза ушла в свою комнату, Озол сказал Оле:

— Тебе Мирдза рассказывала? Кажется, у нее с Эриком серьезная любовь.

— Я заметила кое-что, но сделала вид, что ничего не знаю, раз сама не рассказывает. Молодежи нравится играть в прятки. Только мне кажется — пустоцвет это.

— Почему ты так думаешь?

— Они слишком неодинаковы, — рассуждала Ольга. — Мирдза — неспокойная птица. Ее в гнезде не удержишь. А Эрик такой, что все дома бы сидел.

— Говорят, что противоположные полюсы взаимно притягиваются, — улыбнулся Озол.

— На короткое время. Для совместной жизни нужно больше сходства, — продолжала Ольга. — Но я не вмешиваюсь. Наставления тут не помогут. Мирдзу я знаю — пусть она стремительная, но опрометчивости не допустит, жизнь себе не испортит. Она достаточно разбирается в людях. Теперь взялась серьезно учиться.

Ему захотелось встать и сейчас же что-нибудь сделать, созвать людей, осмотреть мельницу. Но темнота за окном упорно не рассеивалась.

Утром, только начало светать, Озол вышел из дома. В исполкоме он, ожидая людей, беседовал с Зентой и Ванагом.

В канцелярию впорхнула улыбающаяся девушка в коричневом лыжном костюме. На аккуратно зачесанных темных волосах неизвестно каким чудом держалась изящная шапочка. Девушка собралась было крикнуть Зенте что-то веселое, но вдруг увидела чужого человека, Озола, — с Ванагом она успела познакомиться уже вчера вечером, — и сразу преобразилась. С лица улетучилась веселость — оно стало робким, глаза приняли невинное и испуганное выражение застенчивого ребенка.

— Простите, я вам помешала, — сказала она, сжав едва заметно накрашенные губы, и хотела уйти.

Озол задержал ее. Это, видимо, Майга Расман, догадался он, и если она в самом деле была такой, как он думал, то стоило присмотреться к девушке поближе.

— Вы, наверное, занимаетесь спортом? — поинтересовался Озол, чтобы завязать разговор. — При вашей профессии это в самом деле очень полезно. Может, вы даже рекордсменка?

— Нет, до этого мне еще далеко, — улыбнулась Майга. — Я всего лишь начинающая.

— Но, может быть, инструктор? У вас в волости, наверное, организована целая команда таких жизнерадостных девушек, как вы? — шутил Озол, с показным восхищением рассматривая ее шапочку.

— Пыталась организовать, но сельскую молодежь трудно заинтересовать спортом, — пожаловалась Майга. — Вот, например, товарищ Зента, — она игриво посмотрела на нее, — засиделась в канцелярии, и я не могу уговорить ее пробежаться по лесу на лыжах. Конечно, виноваты и послевоенные трудности, — Майга перешла на серьезный тон, — у многих нет ни обуви, ни костюмов. Оккупанты обобрали наш народ до последней рубашки.

— Как же вам удалось уберечь от них такой прелестный костюм? — наивно спросил Озол, почувствовав в последних словах Майги фальшь, а не ненависть к фашистам.

— Земля уберегла, — находчиво ответила Майга. — Она же и мой комсомольский билет сберегла.

— Значит, вы из старых комсомольских кадров? — удивился Озол. — При нынешнем недостатке людей, право, грех держать вас на такой скромной должности. Я предложу, чтобы вас перевели в город на более ответственную работу.

Он заметил, что Майга внутренне насторожилась, — такая перспектива ей, очевидно, не нравилась.

— Я очень люблю именно свою работу, — поспешила она ответить. — До войны я окончила курсы телефонисток, но война не дала сбыться моим мечтам о любимой работе. И теперь, когда все исполнилось, я ни на что не променяла бы ни мою работу, ни этот тихий уголок.

— Что же в вашей работе интересного: нажать кнопку, крикнуть «алло, алло» — и все. А мы, заказывая разговор, даже иногда ругаем вас, совсем не зная, какое прелестное, преданное работе существо изо всех сил старается поскорее связать нетерпеливых абонентов. — Озол, улыбаясь, смотрел на Майгу.

— Не льстите, гос… товарищ Озол! — кокетливо воскликнула Майга, покраснев из-за своей обмолвки. — С вами