Место встречи - Левантия - Варвара Шутова

имеют право на капризы, он сам так сказал, но все-таки в качестве формального повода она купила у торговки пирог с печенкой. Принести мужу обед — вполне уважительная причина для посещения каретного сарая.

К торговке пришлось вернуться еще раз — первый пирог Арина слопала за десять минут, не успев пройти даже до конца переулка. Он был такой аппетитный, такой пахучий… Так здорово было есть его на морозе.

Второй тоже выглядел соблазнительно, но Арина сделала серьезное лицо, завернула пирог в газету —положила в карман, чтобы не искушал.

И сохранила его в целости до самого УГРО.

Она ждала, что коллеги встретят ее шутками, расспросами, может, даже пожалуются, как ее не хватает.

Но все выглядели какими-то подавленными, здоровались сухо, отводили глаза.

Шорин сидел за столом, с тоской глядя на чистый лист бумаги перед собой. Поднял голову, кивнул Арине — и тут же снова уперся глазами в бумагу. Даже ручку обмакнул.

— Привет, рад тебя видеть, — произнес он сухо, глядя на стол.

— Отчет?

— Объяснительная. Ты чего пришла-то? Белка говорила, тебе вредно далеко ходить. И погода так себе, — он еще раз обмакнул ручку в чернила и принялся выводить слово «Объяснительная» на середине листа.

— Отличная погода. Я поесть тебе принесла. Вот.

— Спасибо, я уже обедал. Отнеси домой, на ужин съем, — Шорин так и не посмотрел на Арину. Он подчеркнул слово «Объяснительная» двумя чертами, положил ручку на стол, смял лист и бросил его в корзину.

— Давыд! Что происходит? — не выдержала Арина.

— Все штатно.

— Не ври мне. Ты обещал, что тот раз будет последним.

— Арин, иди домой. Потом, пожалуйста, — Шорин поднял глаза — и они были какие-то непонятные. Виноватые, злые, растерянные — Арина никак не могла понять.

Арина молча вышла, закрыв за собой дверь, — и чуть не столкнулась в коридоре с Моней.

— О! Привет! — Моня расплылся в улыбке. — Как мой будущий крестничек? Еще на выход не собирается?

— Ты же знаешь, что еще месяц. Ты мне скажи — что у вас происходит?

— Работаем.

— Спасибо, драгоценный мой. А я думала, вы сюда поболтать ходите. А конкретнее?

— Восемь дел в разработке. Это лично у меня. Про остальных, прости, не знаю.

— Так. Мне это все осточертело. Что вы от меня скрываете? Что за объяснительную пишет Давыд?

— Да, вчера немного все не по плану пошло… — у Мони забегали глаза. И тоже стали какими- то виноватыми.

— А в остальном, прекрасная маркиза… Понятно. Ничего не скажешь — обещал дружку хранить нервы его жены. Ладно.

— Вы понятливы, Уотсон.

— Давыда не посадят?

— Нет, тут можешь быть спокойна. Давыд — в полной безопасности. Пойду помогу ему, ты же знаешь, сочинительство — не его конек.

У Арины снова отлегло от сердца. Да что за день — как на качелях.

Она уже подумала уйти, и потом уже, вечером, заручившись союзничеством Белки, взять Шорина в клещи — и добиться признания. Но все-таки постучалась к Якову Захаровичу.

Яков встал ей навстречу, обнял, а потом прижал ее голову к своей груди.

— Тебе уже сказали? — спросил он участливо. Арина подумала, что так бы спрашивал отец, если бы произошло что-то действительно страшное.

— Нет. Кто?

— Ангел.

Арина поняла, что ноги ее больше не держат. Яков Захарович усадил ее на стул, поставил стакан с водой.

— Как?

Арина, не спрашивая разрешения, вытащила из лежащей на столе пачки папиросу — и слепо шарила по столу в поисках спичек.

— Тебе стоит об этом? — Яков поднес ей зажженную спичку и внимательно посмотрел в глаза.

— Стоит.

— Помнишь банду, которая склады брала? «Маскарад» этот дурацкий… Новый.

Арина покивала головой, мол, помню, переходите к важному.

— Вчера ее взяли… Почти всю. Знаешь, кто был тот самый гипнотизер, который кладовщикам глаза отводил?

— Нет.

— Наташа Ангелова. Гамильтониха.

Арина вздрогнула, как от холода. Вспомнила Оськины глаза, когда он смотрел на свою любимую.

— Это она его?

— Нет. Она деру дала, Васько выстрелил. А этот дурачок решил своим телом защитить любимую… Защитил. Сбежала.

— Он…

Арина не знала, как спросить. И очень боялась услышать ответ. Яков положил ей руку на плечи.

— Он тут, у вас, в прачечной. Пойдем, попрощаешься. Арина затушила папиросу — и встала.

— Пойдемте.

Он лежал — на вид совершенно живой. Худенький, с веснушками по всему телу. С закрытыми глазами. С губами, застывшими в полуулыбке. С маленькой аккуратной дыркой напротив сердца.

— Точно случайно? Уж больно…

— Точно. Эта история у меня под контролем. Все подтвердили — просто вот так не повезло пацану. Извини. Не сберегли.

Арина отвернулась, прижалась к груди Якова.

— Пойдем, девочка, провожу тебя до дома.

Они шли медленно. И говорили об Ангеле. Вспоминали все: и детство его, и недавнее.

Яков Захарович рассказывал, как во время оккупации Оська, знавший все подвалы, крыши и переходы, сражался в левантийском подполье и однажды был выпорот лично Яковом за попытку в индивидуальном порядке заминировать комендатуру. Шальной был — у местного гауляйтера лично спер пистолет и хвастался им.

«Забавно тогда было. Подполье наше — та еще компания. Шушера бандитская, в основном, ну и мы с Ангелом», — ностальгически вздохнул Яков.

От УГРО до дома можно было дойти за десять минут. Ну, за двадцать — если медленно, беседуя, останавливаясь покурить и передохнуть. Они шли больше часа. Яков вел Арину какими-то дворами и закоулками, вечно, видать, по стариковской рассеянности, сворачивая не туда.

Но все-таки они подошли к дому. Яков Захарович как раз рассказывал об эпичной краже Оськой часов у самого Вертинского, приехавшего всего на один день в Левантию с гастролями.

Рассказывал так уморительно, что Арина, знавшая эту историю из протоколов, все равно хихикала.

По двору метался, как тигр по клетке, мрачный Шорин. Яков Захарович отпустил руку Арины.

— Почему не на рабочем месте? — рыкнул он на Шорина в лучших традициях царской охранки.

Давыд инстинктивно замер по стойке смирно.

— Мама прибежала, сказала, что Аринки дома нет, волнуется… Сказала искать, а где — ума не приложу.

— В рабочее время, товарищ Шорин, вами руководит не мама. Объяснительную написали?

— У вас на столе лежит.

— Возвращайся на работу, там еще дел невпроворот, даже для тебя найдется, чем заняться.