Маленький друг - Донна Тартт

– Ну, как у нее дела? – проворчал Хили, упершись руками в коленки.

– Нормально, – ответила Гарриет и тотчас же отскочила, так что в кружке света бешено замелькали макушки деревьев, – кобра стала бросаться на сетку.

– Чего ты?

– Ничего, – ответила Гарриет. Выключила фонарик. – Может быть, она даже привыкла к ящику. – В тишине ее голос казался оглушительно громким. – Она тут всю жизнь сидит, наверное. Вряд ли они ее выпускали поползать, правда ведь?

Они помолчали, потом снова, с неохотой, покатили тележку дальше.

– Жара ей, наверное, не мешает, – сказала Гарриет. – Это же индийская кобра. А в Индии еще жарче, чем здесь.

Хили внимательно глядел себе под ноги – в темноте за этим надо особенно следить. В черных рядах сосен хором надрывались древесные лягушки, их кваканье металось через дорогу – туда-сюда, мутно пульсировало у него за ушами, будто стереоэффект.

Они вышли на поляну, к складу, который лунный свет выбелил до желтовато-серого. Вмятины на погрузочной платформе, на которой они столько раз сиживали, болтая ногами и разговаривая, теперь казались темными, незнакомыми, зато на белесых от лунного света воротах отчетливо виднелись грязные круглые метины от их теннисных мячиков.

Вдвоем они перетащили тележку через канаву. Самое худшее – позади. От дома Хили до окружной дороги сорок пять минут на велосипедах, но если пойти по тропинке, которая начиналась за складом, можно было здорово срезать. Она выходила к железнодорожным путям, а там – всего минута, и о чудо! – вот она окружная дорога, съезд на Пятую магистраль.

За складом виднелись рельсы. На фоне свинцово-багряного неба чернели увитые жимолостью покосившиеся телеграфные столбы. Хили оглянулся и увидел, что Гарриет, стоя по колени в густой осоке, нервно озирается по сторонам.

– Ты чего? – спросил он. – Потеряла что-то?

– Меня кто-то ужалил.

Хили утер взмокший лоб.

– До поезда еще целый час, – сказал он.

Кое-как они втащили тачку на рельсы. Пассажирский в Чикаго действительно проедет не скоро, но они оба знали, что иногда тут ходят грузовые поезда. Местные ехали в депо и тащились так медленно, что их можно было бегом обогнать, зато грузовые экспрессы, шедшие в Новый Орлеан, проносились так быстро, что Хили, который как-то раз стоял с матерью в машине перед опущенным шлагбаумом на Пятой магистрали, даже не смог разобрать надписи на вагонах.

Теперь ветки им не мешали, и шли они гораздо быстрее, колеса тележки оглушительно стучали по шпалам. У Хили заныли зубы. Шумели они ужасно – их, конечно, все равно никто не слышал, но Хили боялся, что за таким грохотом и лягушачьими воплями они прохлопают приближение грузового поезда и опомнятся только когда он их переедет. Он бежал, глядя вниз – под ногами мелькали темные шпалы, зрелище было гипнотическое, да и к тому же он быстро, ритмично дышал, но едва он подумал о том, что недурно было бы уже остановиться и зажечь фонарик, как Гарриет шумно выдохнула. Хили поднял голову и тоже с облегчением вздохнул – вдалеке замерцал красный неоновый знак.

Они стояли на обочине магистрали, жались друг к другу в колючих зарослях травы, вглядываясь в сторону железнодорожного переезда, где торчал знак “СТОП! ОГЛЯДИСЬ! ПРИСЛУШАЙСЯ!”. Лица им обдуло ветерком – свежим, прохладным, будто дождик. Если б они посмотрели налево, в сторону дома, то увидели бы вдалеке вывеску “Тексако”, зелено-розовые огни “У Джамбо”. Здесь же огоньки редко вспыхивали – не было тут ни магазинов, ни светофоров, одни поля, поросшие сорной травой, да сараюшки из гофрированного металла.

Они вздрогнули – мимо, шурша колесами, пронеслась машина. Хили с Гарриет посмотрели в обе стороны, убедились, что больше машин нет, перемахнули через пути и перебежали пустынную магистраль. Чтобы срезать, они пошли через коровье пастбище – тележку затрясло в темноте по колдобинам. По этому участку окружной дороги, сразу за “Загородным клубом”, почти никто не ездил – тут были одни огороженные пастбища, перечеркнутые пыльными дорожками от бульдозеров.

В носу у Хили засвербело от ядреного запаха навоза. И тут же его кед скользнул по чему-то омерзительно-мягкому. Он остановился.

– Ты чего?

– Погоди, – уныло отозвался он, вытирая подошву о траву.

Фонарей тут не было, но луна светила так ярко, что Хили с Гарриет прекрасно видели, где находятся. Рядом с окружной дорогой виднелась полоска асфальта – всего ярдов двадцать, и потом асфальт резко обрывался. Тут начали было строить параллельное шоссе, но стройку прекратили, когда дорожная комиссия решила, что федеральная трасса пойдет по другому берегу Хумы, в обход Александрии. Через растрескавшийся асфальт пробивалась трава. Нависая над окружной дорогой, белела вдали заброшенная эстакада.

Хили и Гарриет зашагали дальше. Поначалу они думали спрятать кобру в лесу, но слишком хорошо помнили о том, как ловили змею, а потому не горели желанием пробираться в темноте сквозь густой кустарник – хрустеть ветками, наступать сослепу на гнилые бревна, да еще и тащить на себе ящик весом в пятьдесят фунтов. Думали они и насчет какого-нибудь склада, но даже у заброшенных складов с наглухо заколоченными окнами везде висели таблички, что это, мол, частная собственность.

Другое дело – бетонная эстакада. Если знать, где срезать, то с Натчез-стрит отсюда было легко добраться, эстакада вроде как у всех на виду, да только проходила она над закрытым участком окружной дороги, и до города отсюда было не сказать, чтоб близко, а значит, здесь не будут шастать рабочие, любопытные стариканы и дети.

На машине тут не проедешь, недостроенная эстакада могла и рухнуть, впрочем, даже если бы ее достроили, на нее сумел бы вскарабкаться разве что джип, но втащить красную тележку им удалось быстро – Хили тянул, Гарриет толкала. Если бы вдруг внизу проехала машина, они легко смогли бы укрыться за высокими бетонными заграждениями, но на дороге было темно. За эстакадой исчезали во тьме безграничные поля, вспыхивали белые огни города.

На эстакаде ветер был сильнее: свежий, опасный, бодрящий. И бортики, и проезд были припорошены сероватой пылью. Хили отер руки о шорты – они были как будто мелом перепачканы, зажег фонарик и обвел им эстакаду: засохший сливной желоб, забитый смятыми бумажками, покосившийся бетонный блок, куча мешков с цементом и липкая бутылка, в которой до сих пор плескались остатки оранжада. Гарриет перегнулась через заграждение, как через перила на палубе океанского лайнера, и глядела вниз, на темную дорогу. Ветер дул ей прямо в лицо, волосы у нее развевались и Хили подумал, что сейчас она хотя бы не выглядит такой несчастной, как днем.

Вдалеке раздался долгий, мрачный свист паровоза.

– Ого, – сказала Гарриет, – уже восемь, что ли?

У Хили коленки стали как ватные.

– Не-е, – сказал он.

В звенящей тишине зазвучал торопливый перестук вагонных колес, задребезжали рельсы железнодорожного переезда, все громче, громче и громче…

Снова провизжал свисток, на этот раз – почти рядом, и они увидели, как по рельсам, где они всего каких-нибудь пятнадцать минут назад толкали тачку, шумно пролетел товарный поезд. Вдалеке строго дрожало сигнальное эхо. На востоке, в клубившихся над рекой тучах ртутно-синей венкой дернулась беззвучная молния.

– Нужно почаще сюда приходить, – сказала Гарриет.

Глядела она не в небо, а на липкий черный асфальт, который вырывался из туннеля прямо у них под ногами, Хили стоял за спиной, но она будто и не с ним говорила, будто висела над водосливом плотины – брызги летят ей в лицо, и слышит она только рев воды.

Змея забилась в ящике, они оба вздрогнули.

– Тихо-тихо, – нежно засюсюкала над ней Гарриет, – не вертись ты.

Они подняли ящик и засунули его в дырку между заграждением и мешками с цементом. Гарриет, опустившись на колени прямо среди осколков чашек и окурков, оставленных рабочими, попыталась вытащить снизу пустой мешок из-под цемента.

– Поскорее, – сказал Хили.

Жара окутывала его мокрым колючим одеялом, от цементной пыли, сена в полях, от дрожащего, наэлектризованного воздуха защекотало в носу.

Гарриет выдернула пустой мешок, который тотчас же заполоскало на ветру, будто белесый флаг высадившейся на Луну экспедиции. Она быстро свернула его, спрятала возле бортика. Хили плюхнулся на колени рядом с ней. Сталкиваясь головами, они прикрыли мешком ящик с коброй и для верности придавили его цементом, чтоб не улетел.

Вот все взрослые сидят сейчас по домам, а что же они делают, думал Хили – подсчитывают расходы, смотрят телевизор, вычесывают кокер-спаниелей? Ночной ветер был свежим, живительным и одиноким – Хили казалось, что весь привычный ему мир остался далеко позади. Они потерпели крушение и высадились на пустынной планете… хлопают на ветру флаги, погибших хоронят по военному обычаю. торчат в пыли самодельные кресты. За горизонтом посверкивают тусклые огоньки инопланетного поселения – там им не рады, там – враги Федерации. “В контакт с местным населением не вступать, – раздался строгий голос у него в голове. – В противном случае вас с девушкой ожидает смерть”.